Последняя битва

Мы собрались вокруг голограммы, изображающей цепочку ДНК.

— Это участки ДНК половых хромосом. И вот эти гены отключены, — Генри указал на серые участки спиралей.

— Что значит отключены? Гены же не электронный девайс, чтобы отключиться, — возразил Вольт.

— Как раз наоборот. Это — машина воспроизводства популяции. Гены, отвечающие за размножение, могут деактивироваться.

— Это можно исправить? — спросил Кейн, уже строя гипотезы в мозгу.

— Я пытался снова их активировать. Бесполезно. Вирус немедленно реагирует на нарушение собственного гомеостаза и возвращает все в ту модель, которую спрограммировал. Мы не сможем решить эту задачу до тех пор, пока не введем в формулу зараженного с функционирующей репродуктивной системой. Мы просто не знаем, как это должно выглядеть. Потрясающе не правда ли?

— Мне сложно разделить твой энтузиазм по поводу нашей стерильности, — поспорил Кейн.

— Это восхищение тем, как много необъяснимых явлений существует вокруг нас. Мы очень мало знаем об окружающем мире. Только подумай, насколько детально продуманный механизм для уничтожения вида создала природа.

— Но как потеря фертильности объясняет увеличенную продолжительность жизни? — не понимали мы.

— Теорией одноразовой сомы[4].

Видно было, как Падальщики уже с трудом воспринимали огромное количество новой информации. Мы глубоко вдохнули, обогащая мозги кислородом для подъема на новую информационную гору. А Генри с Кристиной словно испытывали нас на прочность, и каждый раз смотрели на нас оценивающим взглядом, мол «Сколько еще выдержите?».

— Смысл этой теории в том, что организм должен находить компромисс в использовании своих внутренних ресурсов из-за их ограниченности, организм должен делать выбор в сторону лучшего способа их использования, — объясняла Кристина. — Примером служит наблюдение за двумя разными популяциями опоссумов в 90-х годах прошлого года. Одна популяция жила на материковой части и постоянно подвергалась атакам хищников, другая же процветала на острове, где на них никто не охотился. Так вот островные опоссумы рожали меньше детенышей и ровно в половину увеличивали максимальную продолжительность жизни. В то время как континентальная популяция из-за угрозы хищников размножалась быстрее, репродуктивная функция созревала раньше, отчего рождалось большее количество потомства, и в то же время сокращалась продолжительность их жизни.

— Другой пример — кастрация, — подхватил Генри. — В двадцатом веке в штате Канзас в США одной из постоянных практик лечения психических больных, была кастрация. Оказалось, что кастраты, в среднем, жили на четырнадцать лет дольше. Таким образом, размножение вида, действительно, имеет негативный эффект на его долголетие.

— То есть вирус лишил нас этого компромисса, полностью деактивировав способность к репродукции. Фактически он сделал выбор за нас, — вставил Кейн.

— И добавил недостающие года для нашей компьютерной модели, — сказала Кристина.

Она переключила изображения, и теперь мы смотрели на длинную математическую формулу, которая заканчивалась трехзначной цифрой со знаком «примерно».

— Учитывая, что вирус не просто сократил нашу способность к размножению, а вообще отключил ее, мы изрядно экономим отпущенные нам ресурсы. Весь потенциал репродуктивной системы теперь направлен на обновление клеток организма, то есть на отсрочивание старости.

— То есть если эта формула верна, мы можем жить до…

Тесса замялась.

— В среднем около восьмисот лет.

В лаборатории воцарилось гнетущее молчание. Мы пытались представить, каково это — жить почти тысячелетие. Ты можешь родиться в период изобретения колеса, а под конец твоей жизни люди начнут межзвездные путешествия на потомке колеса. Все это казалось немыслимым, нереальным, не в этой жизни и не в этой вселенной.

— Очуметь! Я тут двадцать три года прожил, и меня уже все достало! А что будет через восемьсот лет?! — воскликнул Фунчоза.

— Восемьсот лет… это ж целая вечность, — печально произнес Томас.

— Ну а что? Неплохо. Можно в ипотеку взять целый остров…

— Или трешку в Москве…

— Слушайте, давайте не будем нагнетать. У нас сейчас проблема понасущнее, — сказала Перчинка.

— В самом деле, мы паримся о том, чего еще нет. Нам надо сосредоточиться на производстве сыворотки, — подхватил Муха.

— Мы смогли просчитать лишь компьютерную модель. Неужели вы хотите сказать, что создали ее в реальности? — удивился Генри.

— Сомневаешься? Я всегда был смышленее тебя, — грустно ухмыльнулся Кейн.

— А еще у тебя прирожденный дар пыль в глаза пускать. Не поверю, пока не докажешь, — улыбался Генри.

Тесса вышла вперед.

— Я его доказательство.

Генри с Кристиной тут же вскочили с мест и подпрыгнули к Тесс.

— Не может быть!

Генри покрутил голову Тесс, послушал пульс, посветил фонариком в глаза, и даже засунул ей пальцы в рот, чтобы осмотреть зубы и слизистые.

— Ты так похожа на нас! — наконец вынес вердикт Генри.

— Ага, подожди пока ее жажда охватит. Она похуже бабы в ПМС станет, — оскалился Зелибоба, вспоминая погоню за Геркулесом. — Хотя вряд ли. Она дралась с чудовищем как раз так, как бы дралась баба в ПМС.

— Фу, как грубо, — бросила Ляжка.

— И на сколько хватает действия сыворотки? — спросила Кристина.

— Зависит от количества мутационных генов. Для Тесс это примерно две недели, — ответил Кейн.

Не знаю как, но во взгляде Кристины читалось понимание того, что отношения Кейн и Тесс гораздо глубже обычной дружбы или приятельства. Глубже до самой матки, я бы сказал.

— Как это происходит? — спросила она, все же оставаясь в первую очередь ученым, а не чьей-то женой.

— Что именно? — нахмурилась Тесс.

— Когда ты потеряла сознание. Когда вирус сместил тебя. Ты помнишь, что ты делала, пока он руководил твоим телом?

— Я не теряла сознание. Просто была близка к этому.

— То есть твое превращение не завершено?

— Я бы предпочла его не завершать.

— Оно верно. Никогда не знаешь, что встретишь на самом дне.

— Что это значит?

— В тебе всего восемьдесят четыре процента мутировавших зараженных генов. Если ты пройдешь полный цикл превращения, то их может стать еще меньше, — пояснил Кейн.

— Если вам нужен человек, который вернулся в свое тело после полного цикла, то это Лилит, — сказала Тесса.

Генри сощурил глаза в недоверчивости.

— Вы пообщаетесь с ней, когда мы настроим связь между Аахеном и Бадгастайном, — добавил Антенна.

— А что насчет тех зданий? Что там? — спросила Жижа, глядя в окно.

Мы все подошли к широким окнам,

— В каждом из тех зданий находятся цепные конвейеры для производства таблетированных и инъекционных препаратов. Ими так и не успели воспользоваться, — ответила Кристина.