Последняя из рода Леер - 4
Шрифт:
— Я не вас искал, а Илану. Вообще, по идее, она не с тобой должна быть.
— А с кем?
— Не скажу. Но так даже лучше. Безопаснее будет.
— Ты говорил вчера, что она еще всем покажет. Значит, в той, другой жизни…
— В той, другой жизни она другая. Сам мир другой. Я не знал ее в это время. Только позже.
То, как он смотрел на нее, поднимающейся по гостиничной лестнице, наводило на размышления.
— Хочешь прожить его жизнь?
— Я думал об этом. Много думал. Даже хотел ускорить немного события. Послал его в Аделар.
— И что?
— Этот идиот опоздал. Он не понимает. Ничего
— Он ее не любит так, как ты. Он ее не знает даже. Не уверена, что и ты любишь. Она ведь не та.
— Но она есть здесь. В этом мире.
— Значит, в том ее нет?
— В том мире ничего нет.
— Из-за меня?
— Нет. Тебя в том мире тоже нет.
— Убили?
— Да.
— Скажешь, кто?
— А если скажу, полегчает?
— Возможно. Тебе так точно. Нельзя все в себе держать.
— Может, и нет.
— Так скажешь?
— Лучший друг. Тебя убил лучший друг.
— Не ты?
— Мне, конечно, лестно, что ты меня или его, если быть точным, в лучшие друзья записала, но нет.
— Значит, Зак. За дело?
— Из мести. Да и не тебя он вовсе хотел убить. Но знал, что вместе с ним тебя убивает.
— Когда?
— Скоро. Я пытался изменить события. Очень пытался. Все делал. Но ничего не меняется. Понимаешь? НИЧЕГО.
Да уж. Не полегчало. Но как-то спокойнее стало, что ли. У меня были уже пророчества. И я выжила. Почему-то была уверена, что выживу и теперь. Просто не может быть иначе. Вот только кем я стану? Не хотелось бы быть второй Гвинервой с ее безумием. А, значит, либо я не допускаю слияния… Либо уберегу моего халфа от лучшего друга. Ох, и не думала, что когда-нибудь мне придется его защищать.
— Ты с нами пойдешь?
— Не могу. Боюсь, что если задержусь хоть на день, уже не смогу уйти. А так нельзя. Ты права. Она другая. Вроде та же… Но разница есть. Береги ее.
— Постараюсь.
— А если припрет, я буду поблизости. На расстоянии вытянутой руки. Но, думаю, моя помощь вам вряд ли понадобится. Ладно. Пойду попрощаюсь, что ли.
— Давай. Я вам дам несколько минут.
Маячок нашелся довольно быстро. Его прицепили к маленькому медальону на тонкой серебряной цепочке. Кто-то очень близкий. И опасный.
— Как ты думаешь, кто мог?
— Я не знаю, — расстроено пробормотала она, пытаясь соединить разбитые части медальона.
— Вспоминай. Служанка, подруга, кормилица?
— Зачем?
Я и сама не знала. Но прекрасно понимала, что прошлое легко можно использовать против тебя же.
— То, что происходит сейчас — это только начало, Илана. Чем ближе мы будем подходить, тем опаснее станет. Я не хочу попасть в ловушку. Поэтому ни с кем из прошлого ты на связь не выходишь, слушаешься беспрекословно, делаешь, что велю. Поняла?
Она кивнула, а я зубами заскрежетала. Так и хотелось ее встряхнуть, а то ведь судьба медальона волнует ее куда больше всех моих предупреждений. Ведь мимо ушей пропускает, а я даже сделать ничего не могу. Глупая. И ведь такой же была.
У портала проблем не возникло, и все же не нравился мне подобный переход. Даже появилось желание отступить, пойти другим путем, и я, по глупости своей, беспечности какой-то, его проигнорировала и поплатилась. Не сразу, но позже.
Новый город, новая гостиница, призрачная безопасность. А меня тревога
не покидала. Словно скоро, вот-вот что-то произойдет. Неправильное. Непоправимое.— Ты почему не спишь?
— Не могу. Зря мы через портал пришли. Путь отследить могут.
— Но ведь маячка больше нет?
— Есть люди. Их легко расспросить. Да и сведения достать.
— Ты меня пугаешь.
— Прости.
Я сама себя пугаю. Потому, что устала. Нельзя все держать под контролем. Это напряжение, силы, перерасход. А подпитаться негде. К халфу не пойду. Не потому, что не хочу, а потому что боюсь, что хочу слишком сильно. Непозволительно сильно.
— Если со мной что-то случится, что угодно, ты пойдешь на восток. Будешь избегать все крупные города. В деревеньках сразу к знахарке иди. Людям не доверяй. Никому не доверяй. Ищи деревню Черемша. Доберешься, спросишь где живет Глафира Кирилловна. Скажешь, я прислала. Она поможет. Сведет с кем надо. Вот тому, с кем сведет, все и расскажешь. Ничего не скрывай.
— Рей, ты меня пугаешь.
Знаю. Сама боюсь предчувствий своих дурацких. Или очень своевременных.
В ту ночь мы обе не могли уснуть. Поэтому, наверное, разговорились. Точнее, Илана говорила, а я слушала.
— Я скучаю по ним. По Аделару. По друзьям. Перед конфликтом они все разъехались, кто куда. Папа не говорил почти ничего, но я видела, что что-то не так. И мама видела, но продолжала готовиться к моему дню рождения.
— Когда он был?
— Будет. Через несколько дней. Не знаю даже, настоящий ли он — этот день рождения. И первый без них.
— Эй, эй. Только не реветь. А то и я вместе с тобой сырость разводить стану. А мне нельзя. После этого голова болит. А мне она ясная нужна.
— Прости.
— Не извиняйся. Расскажи лучше еще что-нибудь. О доме.
— Больше всего мне нравится осень. Она наряжает деревья в красные, желтые, оранжевые платья, и солнце уже не так жарит. Осень приносит прохладу и дожди. Уже не грозы. Не люблю грозы. От них страшно и холодно. А еще осенью балы бывают. Не такие, конечно, как в столице, но для меня ничем не хуже.
— А ты была на столичном балу?
— Была однажды. Как дебютантку, меня представляли ко двору. Я тогда почти ребенком была. Нет, ты не думай. Сейчас гораздо лучше стало. Я хоть на девушку похожа. А тогда — костлявый подросток. Меня почти и не заметили там. А бальная карточка была совсем пустой. Я так плакала из-за этого. Потом.
— Знаешь, я когда-то тоже была как ты. Худая, нескладная, невзрачная.
— Ты говоришь это, чтобы меня подбодрить? Я же вижу, какая ты. Красишься серой пылью, чтобы спрятать красоту, а не уродство.
— Это сейчас я такая. А когда-то была обычной серой мышкой. Не совсем обычной, конечно. И знаешь, нашелся один ненормальный, который разглядел меня за всей этой шелухой неуверенности, страхов, наивности и нескладности. А я все поверить не могла, что такой, как он, может полюбить меня.
— Но полюбил?
— Да.
— И где он сейчас?
— Где-то там.
За окном. Далеко и совсем близко. А еще за дверью. И я знаю, что если хоть на миг ослабить контроль, он сумеет ее открыть. Он все поймет, прочитает в мыслях. Что тогда я увижу на его лице? Боль, разочарование, отказ? И сердце просто не выдержит. Разобьется на миллион осколков, и больше я его не соберу.