Последняя из слуцких князей. Хроника времен Сигизмунда III
Шрифт:
Напрасно послы несколько часов уговаривали, настаивали, просили, напрасно пробовали убедить каждого из Ходкевичей вместе и врозь. Они твердо стояли на своем, ничем не хотели поступиться, а Ян Кароль все повторял:
— Если они хотят войны, то пусть войну и начинают, кровь падет на их души, мы за нее отвечать перед Богом не будем. Мы обижены неправедным судом, привлечены к трибуналу, нас вынуждают выплатить штраф, нам угрожают банницией. Бог видит, что мы перетерпели, Бог непременно будет за нас.
— Но князь воевода хочет примириться с вами, предлагает оплатить ваши издержки!
—
— Пан староста, надо по-христиански прощать виноватого.
— Я прощаю его перед Богом, но не прощаю перед людьми. Что бы стало на земле, если бы один раз было позволено холодным поклоном покончить со всеми провинностями? Что осталось бы от нашей чести? Это же оскорбление наших родов и имен! Наши дети стыдились бы носить имя, оскверненное таким унижением! Настал бы час, и о нас сказали бы, что мы приняли то, что нам бросили из милости, потому что мы испугались. Но нет же, никого, кроме Бога, мы не боимся! Хотят войны, ну так и мы не будем трепетать, отплатим господам конфедератам как следует!
До поздней ночи длились тщетные уговоры. Послы короля напрасно старались добиться мира перед определенным в договоре сроком, напрасно пробовали использовать самые разные способы — каштелян и Ян Кароль оставались неумолимыми.
Епископ Гедройц покидал дворец Ходкевичей не в самом лучшем настроении.
— Мы сделали все, что могли, — сказал он Яну Завише, — но все напрасно. Завтра может быть страшный день, и наше место — возле воеводы, чтобы не дать ему поднять меч. Если будет нужно — грудью станем перед их пушками, и пусть стреляют, если хотят! Разве же мы можем позволить начать такую смуту в стране, подать такой губительный пример?
— Не должны позволить, — ответил Завиша, — но я сомневаюсь, что они нас послушают.
— Об этом лучше не думать, — остановил его епископ. — Пойдем завтра утром к воеводе и будем у него весь день, шагу без нас не дадим ступить. Именем короля запретим ему браться за оружие, ни на шаг не отойдем от него, может, тогда его проймет спасительный стыд.
— Дай-то бог! — согласился Завиша. — И те, и другие настолько разъярились, что нам уже не на что больше надеяться. Но что будет, то будет!
С этим они и разошлись.
В корчме Мальхера
Как раз напротив дворца Ходкевичей стояла корчма пана Мальхера, одна из самых посещаемых в городе. В ней продавали медовуху и вино. Мы навестим его в тот вечер, когда это заведение было заполнено самой пестрой публикой. Необычайная теснота, все переполнено, за всеми столами сидят, лавки, стулья, скамейки заняты; сквозь толпу почти невозможно пробраться, голоса почти невозможно разобрать в сплошном шуме и гаме. В одном месте почти дошло до драки, уже тащат из ножен сабли, сдвинули набекрень шапки, подкрутили усы и подбоченились. А неподалеку видишь проявление величайшей дружбы: горячие объятья, прочувствованные слезы над кувшином вина. По углам о чем-то таинственно шушукаются; отовсюду слышны возгласы:
— Пан Мальхер, бутыль ковенского меда сюда!
—
Подайте нам вина!— Два кубка нам!
— Бутылку настойки сюда!
— Кто наступил мне на полу?
— Не «тыкайте» мне, вельможный пане!
— Убирайся отсюда или получишь по лбу!
И так далее…
Посреди самого большого зала в камине пылал огонь, вокруг него расположилась солдатня, пьют, веселятся, идет игра в кости. Немного дальше играют в карты в окружении зевак, в углу слушают какого-то балагура.
В темном углу пристроился пан Брожак. Он склонился над кубком кисленького винца и тяжко вздыхал, все никак не мог забыть того «духа», который предрекал ему смерть. Свой страх Брожак пытался утопить в вине.
— Почему я должен умереть, зачем мне умирать? — бормотал он. — Неужели я так плохо жил, неужели столько зла сотворил, столько нагрешил? Как будто нет. И кому я так нужен на том свете, и неужели никому уже не нужен на этом? Хоть убей, не пойму.
По мере того, как вина в кубке убавлялось, смелости у него прибывало, он находил себе утешение.
— Быть того не может, чтобы я умер! Я еще хочу пожить! Я здоровый и сильный. Этот дух мог быть вовсе и не вестником смерти. Может, он хотел всего лишь остеречь меня от беды. А может, мне все это показалось. Ведь кому ни расскажу, все смеются, говорят, что это бред, никто не хочет верить. Но я-то помню, что видел духа, я не был пьян, это точно.
В то время, когда он таким образом рассуждал и размышлял, в корчму вошел Тамила. Пан Брожак с дружеской улыбкой встал со скамейки и поспешил ему навстречу.
— Привет! А я вас ждал!
— Видит бог, и мне вы очень нужны! Я как раз спешил увидеть вас и поговорить. У меня есть к вам дело.
— Какое? — спросил пан Брожак. — Если хотите позаимствовать у меня денег, то сразу скажу — даже шелега за душой у меня нет. Последний талер недавно отдал в костеле, а жалованья мне пока не платят, потому что деньги идут на оплату наемников, а придворные вынуждены ждать.
— Нет, речь вовсе не о том! — воскликнул Тамила. — Вот только я не знаю, как вам все объяснить…
— Да что там такое? О каких хитроумных вещах вы хотите толковать?
Тамила помолчал, потом сказал:
— Нет, сначала мы это дело запьем. Вино развяжет мне язык, а вам распахнет сердце.
— Да ну? — удивился Брожак. — Так в этом деле не обойдется без сердца?
— А как же, — улыбнулся Тамила и подозвал хозяина. — Пане Мальхер, кварту хорошего вина!
— Иду, иду! Сейчас будет вино.
Через минуту вино подали, и Тамила, подпоив Брожака, начал рассказывать ему о своем деле.
— Вот что, пане, хотите заработать несколько червоных венгерских злотых?
— Очень хочу! — воскликнул Брожак. — Карманы мои пусты, даже локти кафтана повытерлись. Но я соглашусь, если заработаю честно, не идя против совести.
— К совести это не имеет ни малейшего отношения! — заверил Тамила. — Дело в том…
— Не тяните, говорите скорей!
— Дело вот в чем: мне нужно, чтобы вы провели меня в ваш дворец, а потом вывели.
— Что? Что? — вслушиваясь во все более тихий шепот Тамилы, переспросил Брожак. — Зачем? Для чего вам это?