Последняя из страны Лета
Шрифт:
Я как будто всё увидела иным взором: более мудрым, острым. И сердце увеличилось, стало биться громче и понятней. Оно твердило мне поскорее обнять старшего, повторить свои признания, дождаться поцелуя. Снова ощутить его дыхание на своей коже, почувствовать запах волос и щекотные покалывания бороды. Стянуть с него рубашку, коснуться горячей гладкой кожи… Теперь-то мне стало понятно, что всё неспроста. Я уже давно научилась любить их обоих, но всё создавала проблемы, думая, что не смогу отыскать в себе достаточно чувств. А теперь поняла, что их всегда было довольно для счастья, потому что я жаждала
Едва дочки уснули, я поспешила к старшему.
— Ульф!
Удивительно, но Йан уже похрапывал. Обычно он засыпал гораздо позже, а тут словно выключило волка.
— Да, сааф, — отозвался мужчина. — Что случилось?
— Можно мне поговорить с тобой?
— Конечно. Крепко крохи уснули?
— Да. Они часов до трёх нас не побеспокоят, только ближе к рассвету снова кушать потребуют. Чудные. Я знаю прекрасно, что грудные детки обычно не такие самостоятельные.
— Ты их полдня на руках таскаешь, — усмехнулся он, заправляя мне за ухо короткие прядки. — Что, пройдёмся? Или где-нибудь поблизости посидим?
— Вон там, на пне.
Он кивнул, и вскоре держал меня на коленях, приятно касаясь губами открытых ключиц.
— Йан сказал, что любит меня, — прошептала я.
— Да, я понял по его виду, что он признался. Ты счастлива?
— Да. Я не ждала этого, но было так сладко! Я просто поняла кое-что важное, Ульф.
— М? — спросил он, мягко и неспешно целуя меня в шею.
— Вы разные, и вы нужны мне именно такие. И я хочу вас обоих… Всегда. — Я покраснела и улыбнулась ему. — По крайней мере, пока. Время многое меняет, но греховную жадность мне хочется сохранить невредимой. Я очень люблю тебя, мой волк. Люблю наперекор, возможно, даже назло всем. Но мне не нужно одобрение «святых». Я не считаю, что очернила себя. Ты и есть мой сааф. Ты — мои крылья. И я вас с Йаном больше никогда не покину…
— Обещаю!
Руки его скользнули вниз, обхватили мои бёдра. Я тронула завязки его рубашки. Некому, кроме лун и деревьев, было подглядывать за нами.
Вскоре мы уже сидели на траве лицом друг к другу. Я сама направила Ульфа внутрь, выдохнула ему в губы. Было сладко и голодно. Он нуждался во мне, а я хотела принадлежать ему. Мы двигались едино, чувствуя друг друга и не торопясь. Внутри меня рождалось солнце, и тонули одна за другой искры звёзд. Внутри меня пламенела страсть и дрожала нежность.
— Ещё, — шептал он.
— Ещё, — эхом отзывалась я. — Хочу тебя.
— Люблю тебя.
И глубже, быстрее, так, чтобы задыхаться и держаться друг за друга в едином порыве. Мне нужно было больше его, и Ульф, словно чувствуя точно такую же жадность, совершенно не сдерживался. Он не просто заполнял меня, не только владел моим телом, он отдавал себя целиком, и вскоре мы упали на траву, неистово целуясь и сталкиваясь языками. Мы любили друг друга так, словно не было ни прошлого, ни будущего, одно лишь радостное, восхитительное настоящее. Наше время. Наша осуществлённая мечта. Наше особое лунное любование…
Снова Зальмит встречал меня весенней прохладой и чёрным бархатом небес. И снова, как когда-то, я с волнением ждала появления замка. И вновь,
словно по волшебству, рассеялся туман, открывая родной Драгнур… А там нас уже ждали, и даже на расстоянии были слышны приветственные крики. Вот заревели трубы, и из ворот да по мосту устремилась навстречу огромная толпа.Моя семья. Я прижала к груди малышек, которые любопытно вертели головками. Слёзы навернулись на глаза, и дыхание сбилось. Неужели и правда всё страшное позади? Йан обернулся, улыбнулся ласково.
— Эй, ну что ты?
Пришлось нам остановиться.
— Я сейчас разревусь, и всем праздник испорчу…
— Это твои слёзы, — сказал младший. — Ты имеешь право плакать, сколько душе угодно. Надеюсь, что они хотя бы от счастья?
— М… Да. Девочек бы не испугали… Смотри, как Дина сжалась!
Я передала малышку папе, Ливу подхватил Ульф. Когда волки подбежали, их радостному удивлению не было предела. Всё ж ясно стало с первого взгляда: малышки были очень похожи на вожаков.
— Нуала, родная ты наша!..
Она сжала меня в объятьях и расплакалась, и я разревелась в ответ. Женщины, что с нас взять? Я всё пыталась улыбнуться сквозь слёзы, но губы кривило.
— Простите… — только и могла выговорить я.
— Да что ты, Нуала! — наконец не выдержал Матти. — Всё себя корим, что не уследили, позволили уехать. Если бы ты знала, как мы переживали! Какая уж там обида…
— И Йан живой! — подхватила Жилль. У неё тоже глаза была на мокром месте.
— Госпожа дорогая! — всхлипывала Яника.
Остальные волчицы все сгрудились вокруг меня, гладили по плечам, по голове, любопытно рассматривали тугое плетение. Когда я кое-как утёрлась, подошли и волки, все по очереди. Кто просто касался, кто обнимал, кто кланялся. Они все говорили одновременно, хвалили, ласково журили, называли самыми разными милыми прозвищами.
— Да что вы… — пробормотала я, краснея. — Чем заслужила-то?
— Она ещё спрашивает! — рассердился вдруг Йан. — А кто Ульфа на ноги поставил? Кто меня из лап тьмы вырвал? Кто счастье нам подарил, дочек замечательных?
— И это далеко не полный список, — улыбнулся Ульф. — Но давайте-ка мы поскорее домой пойдём, вон какие тучи собираются.
Снег начался, когда мы уже вошли во двор. Малышки устали и начали хныкать. Они совершенно не испугались стольких незнакомых людей, но хотели кушать, и я, едва оказавшись в родных стенах, пошла за занавесь кормить их. Туда же Жилль принесла мне еды и горячего питья, а ещё ежевичного варенья.
— Какое же счастье, — прошептала она, глядя, как жадно сосут крохи. — Ты дома. Мы так ждали тебя, но чтоб с детками… Ещё одно благословение!
— О чём говорили Йан и Ульф? Я поняла только, что вы на меня совсем не сердитесь…
— Полно тебе, милая! — вдруг всхлипнула Жилль. — Какое там злобу таить! Да ты волкам свет невиданный принесла! Едва семечко взошло, как многими детками стал радостен дом! Я вот… мы с Матти… — Она выдохнула и даже покраснела. — Тоже ждём.
Слёзы счастья снова покатились по моим щекам.
— Я боялась верить, что встреча будет такой тёплой. Гнала чёрные мысли, а они всё равно одна за другой, как поганки на гнилых пнях… Но теперь мне спокойно, только плакать всё время хочется.