Последняя камелия

– Ну, конечно же, он просто хотел помочь, – сказала я и вернулась к альбому.

На последних страницах перед миддлберийской розовой леди Анна разместила статью из старой энциклопедии, подробно описывающей, как эта камелия попала в Новый Свет. Какое-то время я читала, потом обратилась к детям:

– Эти семена привозили на кораблях со всей Азии, и они считались драгоценными. В этой статье написано, что камелии могут жить сотни лет, они хранят невероятное количество тайн.

– Мне кажется, это глупо, – заметила Кэтрин с деланым равнодушием, но я видела, что ее это заинтересовало. – Деревья не хранят тайн.

– А здесь говорится, что в викторианские годы люди верили, что, если загадать желание под камелией, оно непременно сбудется.

Николас усмехнулся:

– Вроде как бросить шиллинг в фонтан?

– Да, – сказала я. – Наверняка ваша мама была человеком, не похожим на других, раз так любила камелии.

– Тогда почему же эти деревья не уберегли ее? – спросил Николас. – В тот день, когда она умерла?

Эббот протопал к окну. Из всех детей, похоже, он тяжелее всех перенес смерть матери.

Я закрыла альбом, поняв, что воспоминания о ней могут быть слишком тяжелы для малышей.

– Давайте почитаем что-нибудь другое, – предложила я, откладывая альбом в сторону. Посмотрю его потом. Возможно, там можно обнаружить ключ, как найти миддлберийскую розовую.

– Что за запах? – спросил вдруг Эббот, принюхиваясь.

– Не знаю, – ответила я, смутившись.

– Пахнет, как мама, – сказал Николас.

Духи их матери.

Кэтрин раздраженно фыркнула:

– Это не мамины духи, придурок. – Она тоже принюхалась. – Это запах из кухни. У кухарки, наверное, опять подгорело жаркое.

Николас внимательно посмотрел на мамин альбом с камелиями, а потом снова на меня:

– Мисс Льюис, можно задать вам вопрос?

– Конечно.

Он вздохнул.

– Наша последняя няня, мисс Фэйрфилд, когда ее уволили, говорила про маму гадости.

– Боже, милый, что же она могла такое сказать?

Николас сцепил руки.

– Она говорила… говорила… что наша мама не настоящая леди…

Проживи я в поместье десять лет, думаю, я бы все равно не привыкла к трапезам в тягостном присутствии мистера Бердсли. Он подавал блюда, а миссис Диллоуэй ему помогала. Он выкладывал нам на тарелки булочки, будто мы не могли взять их сами. Все это вызывало у меня тоску по дому и тихим, скромным ужинам за кухонным столом над нашей булочной, когда мама, папа и я смеялись и болтали и макали хлеб в мамин картофельный суп. И если мне хотелось еще кусок или, боже упаси, еще масла, мы брали все сами. Нью-Йорк казался мне невероятно далеким, будто он находился в другом мире.

Мистер Бердсли держал супницу и черпаком наливал каждому в тарелку рыбный суп. Проходя мимо меня, он посмотрел, как мне показалось, холодно, но, повторяю, я просто не привыкла к церемонности, царившей в доме.

– Ох! – пожаловался Николас. – Опять эта тушеная рыба!

Я бросила на него предостерегающий взгляд, прежде чем отец отчитал его:

– Николас хотел сказать «Благодарю вас, мистер Бердсли».

Лорд Ливингстон кивнул мне и погрузил ложку в суп, в то время как мистер Бердсли нависал над его спиной.

– Если можно, ваша светлость, – проговорил он, вытирая лоб платком. – Могу ли я сказать вам пару слов?

Лорд Ливингстон кивнул, убрал с коленей салфетку и обратился к нам:

– Прошу извинить.

Через некоторое время он вернулся, снова сел за стол и, протянув ладонь, на которой лежала серебряная монета, многозначительно прокашлялся.

– Мне сообщили, что одна из римских монет из моей коллекции оказалась… – Он помолчал, глядя на меня в упор. – В комнате мисс Льюис.

Я окаменела и, не веря своим ушам, покачала головой.

– Не понимаю, – быстро проговорила я. – Этого не может быть.

– У меня не остается другого выбора, мисс Льюис, как попросить вас покинуть мой дом сейчас же.

– Но, сэр, но, пожалуйста… Я…

Лорд Ливингстон поднял руку.

– Пожалуйста, не усугубляйте ситуацию.

Мои щеки вспыхнули, я встала и положила салфетку на стол. Миссис Диллоуэй с презрением посмотрела на меня. Джени заплакала. Старшие дети отводили глаза.

В дверях столовой я остановилась, услышав, как по паркету отодвигается стул.

– Подождите, – сказал Эббот. – Не уходите, мисс Льюис.

– Эббот, – проговорил лорд Ливингстон, – я уже принял решение. Не противоречьте мне, молодой человек.

– Но, отец, мисс Льюис не брала монету. – Он нервно почесал голову. – Это я.

Мистер Бердсли обменялся потрясенным взглядом с миссис Диллоуэй.

Лорд Ливингстон не смог скрыть своего изумления.

– Что ты?

И тут Николас отодвинул стул и встал рядом с братом.

– И я тоже виноват, отец. Это мы подложили ее в комнату мисс Льюис.

Тут встала и Кэтрин.

– И я тоже знала. Мне следовало пресечь это раньше.

– Дети, – проговорил лорд Ливингстон, – зачем же вы совершили такой гадкий поступок?

Эббот посмотрел на Николаса.

– Понимаешь, – в волнении начал он, – нам не понравилась мисс Льюис. Сначала. Мы думали, она будет как все прежние няни. И мы попытались сделать так, чтобы ее уволили. – Он замолк, с извиняющейся улыбкой глядя на меня. – Но потом мы поняли, что она другая, отец. Не похожа на прежних. Но было уже поздно. Мы пытались забрать монету обратно, но когда пробрались в ее комнату, она уже исчезла.

– Мы очень раскаиваемся, – сказал Николас.

Лорд Ливингстон стукнул кулаком по столу.

– Эббот, Николас и ты, Кэтрин, тоже – я никогда не был так разочарован своими детьми. – Он обратился ко мне: – Мисс Льюис, пожалуйста, примите мои искренние извинения за это… недоразумение.

– Конечно, сэр, – быстро проговорила я.

Кэтрин заплакала.

– Пожалуйста, ваша светлость, не наказывайте их, – вступилась я. – Они и так много пережили; это естественно, что…

– Ради всего святого, что это? – взревел лорд Ливингстон, когда к нему подбежал Феррис и положил что-то на колени.