Последняя комета
Шрифт:
Но когда-то у них все было просто прекрасно. Вчера я много думал о словах Люсинды. О том, что наша жизнь показалась ей веселой.
Я иду в комнату Эммы. Скручиваю один из позолоченных набалдашников со спинки ее кровати и смотрю в маленькое отверстие. Оно пустое. Моя сестрица обычно прятала там сигареты и презервативы. А я угрожал наябедничать, если она не покупала мне конфет.
Раскрашенная яркими красками и слегка потертая гипсовая фигурка Пресвятой Девы Марии стоит на тумбочке. Я поднимаю ее, рассматриваю нежную улыбку вблизи. Золотые лучи подобно спицам торчат из ее головы. Перед грудью парит сердце в окружении цветов. Я никогда прежде не видел у Джудетт католических вещиц. Может,
Мои мамы придумали свои собственные отношения с богом. Вместе. В их понятии он любит всех и хочет всем только добра. Не вмешивается особенно в жизнь людей, но появляется, когда в нем возникает необходимость. Он прощает всех и не наказывает никого. Просто идеальный родитель.
Но им пришлось долго искать его. И их родители верили в совсем другого бога. Отец Стины был пастором старой школы. Он выступал против гомосексуальности, против женщин-священников вроде нее. Будь он жив сегодня, вероятно, возглавил бы один из приходов Истинной церкви. И все равно она пыталась найти компромисс. Только из-за его злорадства, когда они с Джудетт развелись, Стина окончательно прекратила общение с ним. А сейчас он умер. Отец и брат Джудетт остались в Доминике. Я никогда не встречалась с ними. Их бог отправит ее с гибнущей Земли прямой дорогой в преисподнюю только за то, что она связала себя узами брака с женщиной.
Я рад, что мамы нашли своего бога. Что я вырос с ним. Мне нравилось слушать их рассказы о Библии и что они молились вместе, прежде чем я засыпал. Будучи маленьким, я верил в бога примерно так же, как в гномов. Но сейчас я не знаю. Пытаясь молиться, я не чувствую, что кто-то слышит меня.
Я думаю об отце Тильды. Мне становится интересно, уж не Клас ли один из тех лицемеров, о которых она говорила.
Стина убавляет музыку в гостиной. Я взвешиваю, стоит ли пойти к ней и спросить ее мнение об Истинной церкви. Как человек вроде Класа может иметь какое-то отношение к ней? Но мне не хватает смелости. Я знаю, чем все закончилось бы. Она слишком обрадовалась бы, что я наконец захотел поговорить с ней о чем-то большом и важном. В результате меня стала бы мучить совесть, потому что я слишком редко иду навстречу ее желаниям.
Вместо этого я направляюсь к книжной полке. Чувствую легкую дрожь, когда вижу названия. «Кладбище домашних животных». «Молчание ягнят». «Американский психопат». «Сиятельные трупы». «Вечная ночь». «Спираль». «Ключи Локков». В свое время мне хватало прочитать аннотации на обложке, чтобы я начинал дрожать от ужаса. Но сейчас мой взгляд останавливается на полочке с детскими книгами. Одна из них называется «Муми-тролль и комета».
Я беру ее. Она старая и, вероятно, принадлежала Стине или отцу Эммы. На обложке несколько фигур идут на высоких ходулях на фоне горного пейзажа. В небе несется пылающий шар.
Запах пыльной бумаги ударяет мне в нос, когда я листаю страницы.
– Конечно, это оттого, что мы ужасно храбрые, – сказал Снифф.
– Ты так думаешь? – сказал Муми-тролль. – А мне кажется, это оттого, что мы лучше знаем комету. Мы первые узнали о том, что она летит к Земле. Мы видели, как она росла из малюсенькой точки… Наверное, она страшно одинока. Представьте, как одиноко себя чувствуют те, кого все боятся. («Муми-тролль и комета», пер. В. Смирнова)
Я закрываю книгу и ставлю ее на полку.
– Если мы хотим танцевать, то должны сделать это сейчас, – говорит Стина от дверного проема.
Я оборачиваюсь. Вопросительно смотрю на нее.
– Это слова фрекен Снорк. Из той книги. Тебе следовало бы прочитать
ее.– Она же детская.
– В ней хватает умных мыслей и для взрослых, – говорит она и садится на кровать. – Комета находится на пути к Муми-долу. И все ужасно напуганы, конечно. Но они продолжают заниматься тем, что им нравится, пока еще есть время.
Она с любопытством смотрит на меня. Глаза горят от возбуждения. В конце концов я не выдерживаю. Такое ощущение, словно стены надвигаются на меня.
– Я собираюсь пойти к друзьям вечером, – сообщаю я. – Если вы не против?
– Я хотела бы, чтобы ты остался дома, – говорит Стина.
– Но мне это неинтересно.
Почему я так жесток с ней? Она обиженно сжимает губы так, что остается лишь узенькая щелка. Я стряхиваю пыль с пальцев и, бормоча, что мне надо в душ, торопливо покидаю комнату.
Оказавшись в ванной, я запираюсь и пытаюсь перестать паниковать, встав под струи настолько горячей воды, что уже едва выдерживаю ее. Только бы почувствовать собственное тело, где оно начинается и заканчивается.
Вернувшись к себе в комнату, я смотрю последнюю фотографию, выложенную Тильдой в Интернете. Ее сделали во время футбольного матча. Она и Эллин стоят среди людского моря. Снимок черно-белый. Тильда смеется в объектив. Она выглядит счастливой.
«На сто процентов затраханной».
Я проверяю, какие еще фотографии Тильды появились в Сети. Их всего четыре, и все с матча. Сделанных ранее в тот же вечер нет. И ни одной потом.
Я уверяла тебя, что ты единственный, с кем я полностью могу быть искренней. Это не совсем так. Есть масса вещей, о которых я не пишу тебе, потому что они кажутся мне слишком несущественными. Например, то, что я по-прежнему чувствую себя довольно неловко, потому что у меня почти нет волос. Хотя какую, собственно, это играет роль, когда скоро мы все сгорим в одно мгновение?
Посты, появляющиеся в моей ленте в социальных сетях, настойчиво предлагают мне присоединиться к группе под названием «Мы не хотим умереть девственницами». Я не могу избавиться от ощущения, что мне там самое место. Мой первый и единственный сексуальный опыт вряд ли можно считать таковым. Все произошло на спортивных сборах в Римини с ужасно нудным парнем из Германии. Мне не было особенно больно, я скорее испытывала некое неудобство, и занималась я этим только из желания перевернуть эту страницу в своей жизни. И, конечно, потом рассказать Тильде. Он совал мне в рот свой маленький острый язык, а я так увлеклась мыслями о том, как буду описывать все ей, что рассмеялась. Он, естественно, скис. Но это не помешало ему через полгода прислать мне свой плей-лист и попросить меня выразить восхищение его музыкальным вкусом и понять из текстов, каким отличным парнем он был.
Другая группа называется «Девственность – всего лишь социальная конструкция», с чем я, пожалуй, могу согласиться, но это не меняет того факта, что мне хочется переспать с кем-то. Я хочу заниматься сексом и не вижу в этом ничего плохого. Мне хочется знать, как это. Неловко признавать, но именно это моя главная проблема сейчас, когда вроде бы хватает других причин для грусти. Есть люди на нашей планете, которые никогда не смогут наесться досыта, и все равно мне ужасно жаль саму себя.
Сегодня вечером я опять нянчаюсь с Мирандой. Я позволяю ей делать почти все, что она пожелает. Трудно заставлять кого-то чистить молочные зубы, когда знаешь, что они у него не успеют даже выпасть. Она наконец заснула, и меня снова начинают мучить мысли о моей искренности. Я прочитала свои старые дневники.