Последняя королева

– Я… я просто хотела сказать, что мы не можем принять его приглашение, – дрожащим голосом проговорила я. – Мы теперь наследники Испании, а Франция – наш враг.

– Именно поэтому.

Развернувшись к буфету, он налил себе еще кубок и, осушив его одним глотком, снова потянулся к графину. Он никогда еще не пил так много днем. У меня вдруг подкосились ноги, и я села.

Филипп повернулся, внимательно глядя на меня. Голос его смягчился:

– Хуана, ты не понимаешь…

Сердце уже стучало не столь отчаянно, под платьем застыл холодный пот. Филипп подошел ко мне. Он вновь выглядел прежним, – возможно, ярость в его глазах мне лишь почудилась.

– Нет. Не понимаю. Не вижу причин ехать во Францию.

– Мы должны ехать, потому что мы будущие правители Испании и должны вести себя соответственно. Луи передал приглашение через мои Штаты; у него нет иных мотивов, кроме как добиться нашего расположения.

– У французов всегда есть мотив, – возразила я, но тут же впервые усомнилась в собственных словах.

Мне с самого детства внушили настолько прочную ненависть к Франции, что я никогда этого не оспаривала.

– У Луи сейчас только один мотив – удостовериться, что мы не заключим пакт с твоими родителями, который настроит против него половину Европы. Он страшно боится за свою безопасность. Твоя сестра Каталина вышла замуж за английского принца, другая сестра, Мария, – за португальского; мы с тобой теперь наследники Испании, не говоря уже о том, что когда-нибудь я унаследую империю отца. Я стал угрозой для Луи. Ему нужна моя дружба, и, если все пойдет по плану, я намерен ее ему дать.

Он поднял руку, не позволяя мне возразить:

– Предупреждаю сразу: я не наследую владения твоих родителей. Вражде между Испанией, Габсбургами и Францией нужно положить конец.

– Тогда пусть Луи сперва положит конец своим притязаниям на Неаполь. – Мой прежний страх сменился гневом. – Я знаю, что ты хочешь как лучше, но мои родители никогда не одобрят союз между нами и французами.

– Я заключаю союз не ради Испании. Я делаю это ради Фландрии. – Он помолчал. – Хуана, мы граничим с Францией. Нам может грозить та же опасность, которая грозила Арагону. Давая разрешение на наш отъезд, мои Генеральные штаты настаивают, чтобы мы приняли приглашение Луи. Моя обязанность как эрцгерцога – согласиться с их решением, точно так же, как твоим родителям приходится соглашаться с решением кортесов.

– Тогда поезжай без меня. – Я высоко подняла голову. – Меня не должны там видеть.

Филипп вздохнул:

– Ты – моя жена, наследница Кастилии. Естественно, ты должна ехать. Нет ничего унизительного в том, чтобы проявить милость к монарху, чье положение слабее твоего. К тому же мы пробудем там самое большее неделю или две.

Я противилась его логике, не желая видеть мир таким, каким видел его он, поскольку тот полностью противоречил миру, который я знала всю жизнь. Мне казалось, будто я могу опозорить отца, Арагон, сами основы Испании. Я жалела, что нет возможности поговорить с Лопесом, прежде чем принять решение, но догадывалась, что он скажет мне. То, что я уже знала и так: если за этой встречей с Луи стоит Безансон, нам следует выяснить, чего он хочет этим добиться. К тому же Филипп был прав: наше положение наследников Испании затмило могущество Франции. В будущем нам предстояло объединить империю Габсбургов и Испанию под одной короной, окружив Францию, словно загнанного зверя. Чего мне, собственно, было бояться?

Я вздохнула, набираясь решимости:

– Хорошо. – Я уверенно взяла вышивание. – Но мне хотелось бы знать о всех приготовлениях к нашей поездке.

– Зачем? – нахмурился Филипп. – Вряд ли это интересно для женских ушей.

– Не сомневаюсь. Но, как ты сказал, мы будем долго отсутствовать, и нужно заранее составить планы насчет детей. Не говоря уже о том, что не каждый день инфанта отправляется во Францию.

– Понятно, – усмехнулся он. – Хочешь взять с собой самые роскошные платья и драгоценности? Они тебе не понадобятся, любовь моя. Ты могла бы затмить Анну Бретонскую даже в ночной сорочке.

Филипп насмешливо смотрел на меня. Неужели он действительно считал, будто мною движет лишь тщеславие? А может, просто дурачился? Он наклонился ко мне, но я вдруг поняла, что его поцелуй совершенно меня не возбуждает.

– Я тебе все расскажу, – прошептал он. – И поужинаем сегодня вдвоем, как подобает после долгой разлуки.

Я потянулась к нему губами, пытаясь преодолеть внезапную апатию. Для него у меня всегда хватало тепла – но сейчас, похоже, я вела опасную игру.

И все же, когда он вышел, чтобы переодеться к ужину, я решила действовать не колеблясь.

* * *

Последующие недели стали испытанием для моей решимости. Безансон вернулся ко двору в мрачном настроении и тотчас же уединился с Филиппом. Лопес подтвердил, что я приняла верное решение, но посоветовал оставаться начеку. Продолжающийся обман лишал меня присутствия духа, но я утешала себя мыслью, что в итоге мне придется потерпеть лишь несколько дней, и не более того.

Меня тревожила предстоящая разлука с детьми, особенно с маленькой Изабеллой, которой еще не исполнилось и полугода. Перебрав около сотни кормилиц, я наконец остановилась на той, которая, похоже, понравилась Изабелле. К счастью, мадам де Гальвен и, к моему удивлению, донья Ана заверили меня, что останутся надзирать за детьми. Моя дуэнья уверяла, что слишком стара для перехода через Пиренеи и к тому же лучше умрет здесь, чем ее увидят живой во Франции. Я избежала ее упреков, утешая себя тем, что именно она будет присматривать за детьми, и большую часть своего времени проводила с Карлом, Элеонорой и Изабеллой.

Наконец ясным зимним днем в ноябре 1501 года мы покинули Гент. Собравшиеся на обочинах толпы провожали нас изумленными взглядами. Филипп возглавлял кавалькаду на белом коне, в блистательных красных одеждах. Я ехала рядом с ним на пестрой кобыле, в янтарной парче под цвет моих глаз.

«В Испанию, в Испанию», – пела моя душа. При мысли, что скоро я вновь встречусь с родителями, воспоминаниями детства и обещаниями нового будущего, глаза мои наполнились слезами радости. Я могла пережить что угодно, даже визит во Францию, ибо нас с Филиппом ждала моя родина.

И там должна была свершиться наша судьба.

Глава 13

Едва мы пересекли границу Франции, ко мне вернулась прежняя тревога. Луи послал нам навстречу целую свиту из знатных дам и господ, и я подозрительно разглядывала пышно разодетых и напудренных женщин. В воздухе, словно перед надвигающейся бурей, в буквальном смысле пахло старой феодальной враждой между Францией и Испанией. Я остро осознавала, что, несмотря на все заявленные намерения, здесь меня воспринимают как врага, дочь коварного Фернандо Арагонского, чьи притязания на Неаполь постоянно раздражали Францию словно бельмо на глазу.

И все же меня привели в восторг прекрасные просторы Франции, ее казавшиеся бескрайними долины и роскошные леса, сияющие небеса, богатые селения и великолепные виноградники. Я никогда прежде не думала, что хоть одна страна может сравниться в своем величии с Испанией, и, когда впереди в туманной дымке показался Париж, меня охватила невольная радостная дрожь.

Над лабиринтом улиц в лучах заходящего солнца возвышался шпиль Нотр-Дама. Во всех церквях оглушительно звонили колокола, призывая парижан выйти наружу. Люди приветствовали нас, крича и бросая букеты осенних цветов, лепестки которых мерцали в воздухе подобно медным блесткам.

Нас препроводили в старый дворец Лувр, где нам сообщили, что Луи и его королева отправились в долину Луары, чтобы приготовить для нас замок Шато-де-Блуа. Вместо них нас принимали принцы из дома Бурбонов, и, пока Филипп со своей свитой объезжал город, мне нанес неожиданный визит граф дон де Кабра, посланник моей матери при дворе Тюдоров, который узнал о моей остановке во Франции и заехал повидаться со мной по пути в Англию. Я приняла его несколько сдержанно, решив, что он, возможно, желает сообщить о недовольстве матери моей поездкой, но вместо этого он рассказал, что моя сестра Каталина прибыла в Англию и в Лондоне вела себя с безупречным достоинством, несмотря на непривычную обстановку. А однажды вечером в ее покои бесцеремонно явился король Генрих Седьмой и потребовал, чтобы она сняла вуаль.