Последняя крепость

Кафе в двух минутах от отеля, таких тысячи и тысячи, он вошел уверенно, но некоторая оторопь взяла, когда сообразил, что в этот момент в сотни таких же кафе входят подобные ему командиры штурмовых групп. Это не считая тех, кто предпочел встретиться со своими бойцами у фонтана, у мороженщика, в магазине…

Его ребята уже заняли два столика, дружно и весело тянули пиво, рассматривали хорошеньких девушек. Он присел за стол, улыбнулся, человек с улыбкой нравится всем, как сказал Карнеги, а самое главное, меньше привлекает внимание как бдительных полицейских, так и бдительных прохожих.

– Привет, – сказал он. – Кто же надирается пивом в такую жару?

– Вообще-то верно, – согласился один из наиболее крутых командиров, Дэн Мюллер. – В животе будет булькать. Эй, дружище, принеси шнапсу!

– Ты с ума сошел, – одернул его второй из командиров, Курт Вайсмер. – Здесь терпеть не могут ничего немецкого! А Вагнер вообще запрещен…

– Вагнер, Вагнер, – произнес Дэн, морща нос. – Это такой шнапс?.. Ладно, тогда коньяку. «Наполеон».

Курт хохотнул:

– Французов здесь тоже не любят. Французы, как и хохлы, все антисемиты.

Стивен вместе со всеми посмеивался, потом похлопал ладонью по столу, призывая к вниманию.

– Сегодня день трезвенника, – объявил он, все затихли.

Курт сказал непривычно тихонько:

– Неужели…

– Не знаю, – ответил Стивен как можно беспечнее, улыбнулся. – Кто знает этих политиков? А теперь даже военных не осталось, все – политики. Во всяком случае, все должны быть… на местах. Неважно, учения это или всерьез, игры политиков или что-то погорячее, но от того, насколько точно исполните приказ, будут зависеть не только награды и премии, но и количество нашивок.

Он старался говорить легко, все знают, что США давит со страшной силой, кто-то даже сейчас может где-то проговориться, и правительство Израиля дрогнет, видя, что до часа икс остаются считаные часы…

Не знаю, сказал он себе, как воспринимают эту проблему там, наверху, на уровне президента Файтера и конгресса, но, по-моему, национальное самосознание… это молодость человеческого организма. Чуть ли не обязательный этап. Особенно когда еще ничего не умеешь, не добился, не совершил, не достиг, тогда хватаешься за свою национальность и находишь в ней якобы присущие особенности…

Если кто-то вдруг начнет говорить, что он, скажем, курд или ассириец и гордится тем, что курд или ассириец, что какие мы молодцы, несмотря на все гонения, не потеряли язык и культуру, то над этими заскоками просто пожмут плечами. Болезнь роста: побудут курдо-ассирийцами, а потом станут людьми, о своей курдскости забудут.

А в отношении еврея с такими же заскоками сразу же враждебность, если не озлобленность, что тоже понятно. В любой стране это самые богатые и влиятельные люди, в любой стране на верхних ступеньках в правительстве. Любой курд, ассириец, немец, русский на их месте уже забыли бы о своей курдскости и свои успехи приписывали бы лично своим качествам: уму, образованию, сметке, работоспособности, а вот о еврейскости забывают далеко не все. У некоторых эта детская болезнь организма остается и принимает уродливые формы уже не национализма, а откровеннейшего расизма. И свои успехи приписывают особым генам, которых нет у остального двуногого скота.

Время уговоров и вежливого давления прошло, сказал он себе угрюмо. Терапия не помогла, очередь за хирургами.

Глава 14

Из красной закатной площади в полутемное кафе вошел рослый широкий в плечах турист в клетчатой рубашке и шортах, фотоаппарат и видеокамера на пузе, огляделся, Стивен помахал рукой, Вайс Клемент, один из его заместителей, быстро направился к их столику.

– Извини за опоздание, – сказал он раздраженно. – Перекрыли движение… идиоты. Нашли подозрительный предмет, видите ли! Как будто здесь Англия или Испания, где эти предметы оставляют для устрашения!

– Да, – согласился Курт, – здесь люди серьезные. Взрывают сразу.

– Здесь и власти серьезные, – заметил Дэн. – Если есть подозрение, что идет шахид, – расстреливают издали.

– А шахидка?

Курт ухмыльнулся:

– Местным полицейским свои шкуры дороже. Проще написать объяснительную, почему застрелили арабку, чем рискнуть разлететься на кровавые ошметки.

Стивен дождался, когда Вайс опустился за стол, а официант отошел, наклонился к столу и сказал негромко:

– Мы тоже люди серьезные. Уточняю обстановку. К счастью, все военные центры израильтян вынесены за пределы городов. О них позаботятся наши военно-космические силы, флот и дальнобойная артиллерия. Наша цель – полностью взять под контроль все ключевые высоты в городе, разместить пулеметные группы и снайперов на крышах.

Курт спросил осторожно:

– Командир, я не услышал, чей отряд будет захватывать правительство?

Стивен поморщился, взглянул строго:

– Я ведь говорил, что об этом будет объявлено дополнительно?

– Да, – ответил Курт. – Вы сказали, что эта честь будет предоставлена лучшей команде.

Он выпятил грудь, глаза сверкают, и так ясно, что этот отряд – лучший из лучших, так чего же тянуть, надо назвать, Стивен смерил его долгим взглядом.

– Да, пожалуй, пора. Дэн, ты у нас спец по шумоподавлению… Уверен, что наш разговор подслушать невозможно?

Дэн ответил бодро:

– Да сто процентов.

– Хорошо, – сказал Стивен. – Да, эта честь будет предоставлена лучшим. А лучшими у нас остаются, по мнению нашего руководства, крылатые ракеты нового поколения. Решено, что в последней войне человечества не должно быть ни военных преступников, которых будет судить Гаагский суд, ни вообще побежденной стороны. Быстро и жестоко мы должны уничтожить всякое сопротивление и сразу же упразднить Израиль как самостоятельную единицу. Для этого нужно, чтобы не оставалось ни одного человека, который упорно держится за идею независимого Израиля. Щадить мы должны только тех, кому абсолютно по фигу, кому принадлежит эта земля, лишь бы здесь были хот-доги, «Макдоналдсы», пивные, закусочные и стриптиз-бары.

Дэн взглянул на него удивленно, а Курт спросил:

– Это… серьезно?

Стивен посмотрел на него строго:

– Мы военные, если ты еще не забыл, слоняясь по кабакам.

Курт кивнул, незаметно подтянулся, едва не отдал честь, глаза стали серьезными.

– Да, но… просто все ожидали другого.

– Что просто туристическая поездка?

Курт снова кивнул:

– Честно говоря, и сейчас ожидаем.

– Но вести себя должны так, – подчеркнул Стивен, – словно ежеминутно готовы к военным действиям.

Дэн подал голос:

– Я смотрел кино, там даже не в последнюю минуту, а в последнюю секунду удалось избежать войны!

Стивен молчал, что кино – это кино, а жизнь – это жизнь, но в последнее время жизнь идет за кино, а не наоборот, так что и сегодня, возможно, случится это спасение в последнюю минуту. Даже секунду, как сказал Дэн.

Шумно топоча и оглашая зал звонким почти детским смехом, ввалилась группа великовозрастных мальчиков и девочек, ярко и крикливо одетых, лица в пирсинге, волосы торчком, на шее и на груди яркие бусы, даже не поймешь сразу, кто из них самец, кто самочка. Они заняли место поближе к сцене, благо там свободны три столика, соседями у них оказались двое мужчин явно арабской внешности, судя по одежде, хотя Стивен так и не научился их отличать от евреев, только по одежде и пришибленной манере держаться, точь-в-точь как евреи в фашистской Германии.