Последняя кровь первой революции. Мятеж на Балтике и Тихом океане

Из личного дела командира учебно-артиллерийского отряда капитана 1-го ранга Дабича: «Участвовал в бою с эскадрой японского адмирала Камимуры 1 августа, во время которого получил… три поверхностных раны правого виска, три на темени, ушиб правого глаза, рану покрова груди, глубиной в три поперечных пальца, идущую от мечевидного отростка вправо вниз, ушибленную рану нижней трети передней поверхности левого предплечья в два поперечных пальца в окружности, рану в области второго межплюсневого промежутка левой стопы, проникающую в толщу мягких частей, ушибленную рану задней поверхности голени в три поперечных пальца в диаметре, несколько мелких ранок левого бедра, поверхностные раны под углами правой лопатки и левого подреберья. Во второй раз в этом же бою получил рану спины около позвоночника на четыре поперечных пальца ниже лопаток, рана глубокая идет в толщу мышц до ребер. Одновременно с последней раной получил ушиб покровов груди и живота».

Из ноябрьского выпуска 1904 года «Иллюстрированной летописи Русско-японской войны»: «На “Громобое” общий восторг возбуждало геройское поведение командира капитана 1-го ранга Дабича. С начала боя он стоял открыто на верхнем мостике; будучи ранен в спину, он сейчас же после перевязки вновь вступил в командование. По настоянию окружающих, он занял теперь место в боевой рубке, не прошло нескольких минут, как разорвался около боевой рубки снаряд, осколки снизу отразились на выступающие края крышки броневой рубки и влетели внутрь через один из просветов, устроенных для наблюдения за горизонтом. Этими осколками были убиты находившийся в рубке лейтенант Болотников и оба рулевых, ранены лейтенанты Вилькен и Дьячков и ранен вновь в грудь и голову капитан 1-го ранга Дабич… Во время перевязки Дабич узнал, что вторичная его рана удручающе повлияла на команду. Поэтому, несмотря на сильную слабость, сейчас же после перевязки Дабич пошел по палубам и казематам, показывая, что он жив, ободряя их словами: “Смотрите, я жив, братцы. Бейте японца, не жалейте”. Громовое “ура” сопровождало командира по всему кораблю».

4 августа 1904 года капитан 1-го ранга Дабич был уволен в четырехмесячный отпуск по болезни. За заслуги, проявленные в этом бою, он был награжден флигель-адъютантским аксельбантом, а также орденом Святого Георгия 4-й степени «за отличную храбрость, мужество и самоотвержение, проявленные в бою Владивостокского крейсерского отряда с неприятельскою эскадрою 1-го августа 1904 года». Профессор медицины П.И. Ковалевский, лечивший Дабича, позднее вспоминал, что он «был искалечен физически», «получил контузии внутренних органов и более 100 осколков в теле». Честно говоря, для меня удивительно, что еще до конца не выздоровевший офицер-калека возглавил учебно-артиллерийский отряд, т. е. был назначен на контр-адмиральскую должность, что следует расценивать как награду за его подвиги на войне. Возможно, в этом была и острая служебная необходимость, т. к. подготовку корабельных артиллеристов следовало как можно быстрее перестраивать, исходя из уроков Русско-японской войны, и сделать это могли только непосредственные участники войны.

Флаг-капитан командира учебно-артиллерийского отряда капитан 1-го ранга Петр Воинович Римский-Корсаков являлся представителем знаменитой российской морской династии, сыном контр-адмирала. В 1904 году он был назначен командиром вспомогательного крейсера «Дон», который должен был перехватывать японские транспорты в Атлантике. Однако операция, еще не начавшись, были отменена Николаем II, во избежание осложнений с Англией.

Флагманский артиллерист учебно-артиллерийского отряда лейтенант В.А. Унковский был из порт-артурцев. Весьма достойно воевал с японцами, встретив начало войны вахтенным офицером на броненосце «Полтава». Впоследствии командовал десантной ротой в окопах Порт-Артура. За отражение штурма на батарею «литера Б» был награжден Анной 4-й степени «за храбрость», защищал знаменитый Куропаткинский люнет, лично водил матросов в штыковые атаки, за что был удостоен Георгиевского креста. Во время боя на Высокой горе был тяжело контужен японским снарядом и отправлен в госпиталь. За бои на Высокой награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом. После контузии у В.А. Унковского отнялись ноги. К моменту нахождения на «Памяти Азова» Унковский испытывал сильные боли в ногах, на которых едва передвигался, являясь, по существу, инвалидом.

Командиром «Памяти Азова» в 1906 году был капитан 1-го ранга Александр Григорьевич Лозинский. В молодости Лозинский был выдающимся энтузиастом миноносного судостроения. Командуя строившимся миноносцем «Сестрорецк», он дал пример его практического усовершенствования и составил обширные рекомендации о мерах по развитию миноносной отрасли. Кроме этого Лозинский серьезно увлекался химией и даже был составителем курса органической химии и руководства для минных школ. Участвовал в нескольких плаваниях на Дальний Восток. Моряком он был отличным. Только старшим офицером на крейсерах и броненосцах Лозинский отслужил одиннадцать лет! На броненосном крейсере «Адмирал Нахимов» А.Г. Лозинский в 1900 году участвовал в событиях в Китае.

Старший офицер крейсера капитан 2-го ранга Георгий Николаевич Мазуров также был опытным боевым офицером. В 1892–1895 годах он совершил заграничное плавание на крейсере «Рында». В 1900–1901 годах, в должности артиллерийского офицера крейсера «Адмирал Нахимов», Георгий Николаевич принимал участие военных действиях в Китае. Во время Русско-японской войны, в должности вахтенного начальника крейсера «Адмирал Нахимов», Г.Н. Мазуров участвовал в походе 2-й Тихоокеанской эскадры. Во время перехода 17 апреля 1905 года был произведен в чин капитана 2-го ранга. 14–15 мая 1905 года Мазуров участвовал в Цусимском сражении и был ранен. После гибели крейсера был спасен из воды японским вспомогательным крейсером «Садо-мару» и взят в плен. После окончания войны Г.Н. Мазуров являлся членом комиссии для производства теоретического экзамена чинам учебно-артиллерийского отряда Балтийского флота, командовал миноносцем № 102. Затем он был переведен на должность старшего офицера крейсера «Память Азова». Помимо непосредственной служебной деятельности занимался увековечиванием памяти погибших – составлял списки для храма-монумента «Спас-на-водах» в Петербурге.

Российский флот переживал в ту пору нелегкие времена. Трагедия Порт-Артура и особенно Цусимы негативно отразились на моральном состоянии моряков. Морской офицерский корпус России в целом и офицерский состав «Памяти Азова», в частности, находился в подавленном состоянии. Из-за резкого сокращения боевого состава многие офицеры были вынуждены уйти в отставку, так как им просто не на чем было служить. Среди матросов царило разочарование как в своих начальниках, так и во власти в целом. На фоне этого в матросскую среду стали проникать всевозможные революционеры. Назревали события, каких еще никогда ранее не было на Балтийском флоте.

Глава вторая. Что нам говорят историки?

Как и все без исключения революционные события, мятеж на «Памяти Азова» был впоследствии залегендирован. Многое происшедшее на нем было «переосмыслено» в угоду времени и конъюнктуре, вследствие чего истинные герои стали негодяями, а негодяи – героями.

Вот как возвышенно описывали начало мятежа на «Памяти Азова» в советское время: «Объявив команде свое решение, штаб поднял над крейсером красный флаг. Раскаты громового “ура” пронеслись над рейдом. Многие матросы плакали от счастья. Флаг осветили бортовым прожектором, и он переливался в лучах голубоватого света. И когда на заре на горизонте всплыло багровое, будто дымное солнце, оно было почти одного цвета с этим флагом…» Попробуй-ка написать лучше!

Не последнюю роль в этом сыграл наиболее авторитетный в 40–50-х годах ХХ века историк революционного движения в русском флоте генерал-майор С. Найда. Вот как описано С. Найдой восстание на «Памяти Азова» в его главном труде «Революционное движение в царском флоте»: «На крейсере “Память Азова” и минном крейсере “Абрек” существовали подпольные социал-демократические организации, на других кораблях были представители социал-демократической организации, и везде имелись группы революционных матросов. Команды кораблей были однородны как по сроку службы, так и по классовому составу. На крейсере “Память Азова” из 700 человек команды было только 200 матросов постоянного состава, в том числе часть сверхсрочников, 500 учеников явились переменным составом. Матросы постоянного состава почти все, за исключением некоторых сверхсрочников, были вовлечены в революционное движение. На сверхсрочную службу обычно оставались младшие и старшие унтер-офицеры и боцманы, пришедшие во флот из деревни. Сверхсрочнослужащие пользовались рядом льгот и в материальном отношении были обеспечены удовлетворительно. Это ставило их в привилегированное положение. Наконец, занимая низшие командные должности, они в массе были враждебны революционному движению и являлись опорой реакционного офицерства. На других учебных кораблях состав команд был примерно такой же.

Революционная пропаганда среди кадровой (постоянной) части команд велась еще с 1905 года. Пропаганду среди молодых учеников и новобранцев в 1906 г. вели сами же матросы, а на берегу им оказывали помощь местные партийные организации РСДРП и особенно Ревельская, действовавшая через подпольную военно-партийную организацию крейсера “Память Азова”. В состав организации на корабле “Память Азова” входили артиллерийский квартирмейстер Лобадин, баталер Гаврилов, гальванер Колодин, минер Осадский, комендоры Кузьмин, Катихин, Болдырев, Ширяев, Пинкевич и др. Признанным руководителем матросов и до, и во время восстания был Лобадин. Всех революционных матросов на корабле объединял подпольный судовой комитет, во главе которого стояли Лобадин и другие большевики. Но были на крейсере “Память Азова” и эсеры, и эсерствующие. Правда, организация эсеров и влияние ее среди команды крейсера были невелики, но эта небольшая группа, получая директивы от эсеровских комитетчиков, толкала матросов на бунт, нарушения дисциплины и преждевременное восстание. Постоянным представителем и связным от Ревельского комитета РСДРП и его военной организации с матросами отряда учебных кораблей был большевик-подпольщик Арсений Коптюх (он же Оскар Минес, Степан Петров, и он же Рязанов)…»

Уже в 1905 году революционеры попытались вызвать бунт на «Памяти Азова» своим излюбленным приемом – создать инцидент на почве некачественной пищи. Мичман Николай Крыжановский, офицер крейсера «Память Азова», в своем описании восстания на корабле упоминает, что в один из дней командир снял пробу с борща, он оказался отличным, но буквально через несколько минут явились представители команды с баками, в которых была несъедобная гадость. Крыжановский рассказывает, что после событий на броненосце «Потемкин» качество пищи всегда было под особым контролем, и что негласным путем выяснилось, что какую-то химию в борщ подлили члены судового революционного комитета. Но командир крейсера на провокацию отреагировал правильно, матросы были накормлены и инцидент был исчерпан. Заговорщики затаились до лучшего времени.