Последняя любовь лейтенанта Петреску

– Что это вы на стул взгромоздились? – подтвердил догадку Танасе лейтенант.

– Слушайте. Умоляю вас, слушайте меня, лейтенант, – с надрывом попросил Балан, и, шумно сопя, начал декламировать:

Я был счастлив с вами один Только раз Кажется В Болгарии. Город Балчик, Где чайки рыбу рвут Кривыми когтями На балках Вспотевших от южной Страсти Где горы слоятся Как сыр, Обжигает ракия Я был с вами счастлив Один только раз Кажется Я был молод и вы Не стары На набережной От любви посеревшей, Толпились разбитые корабли Я был ваш Фитцджеральд А вы – его сумасшедшей Я был Хэмингуэй и Лорка Вийон, и отчасти Гашек Скажите, разве не странно Это При антагонизме нашем? Мы ведь с вами совсем непохожи Вы ведь худшее Что у меня было Когда полночь на ратуше Балчика Простучало-звонило-отбило Я отчаянно клеил болгарок Заигрывал с официанткой Вы сквозь лакричный вкус Мастики Лыбились – комедиантка Помните день, когда змеи На прибрежные камни вползали В зубах у них были странные Рыбы-чудо Глазами сверкали Я вас ненавижу, но все же Счастлив был С вами Кажется На заброшенном скользком моле В городе у моря — Балчике

– Что с вами? – осведомился лейтенант, – вам нехорошо?

– Да. Я всегда чуть волнуюсь, когда читаю свои стихи. Это стихотворение было издано в Бухаресте. 1996 год. Издательство «Конштиинца». Хорошие стихи?

– Отличные, – мягко согласился Петреску, – только вы слезьте со стула, пожалуйста.

– Ах, лейтенант, – расчувствовался Балан, – вы даже не подозреваете, в эпицентре каких событий находитесь. Вы – агнец на заклание. Все вас предали. Глядя на вас, я чувствую себя Иудой…

Танасе сжал кулаки. Неужели чертов болтун проговорится? К счастью, Петреску не отнесся к словам Балана серьезно.

– Вам лучше пойти домой и поспать, – выпроводил он Дана, – а то вы начинаете заговариваться. И последнее: никого в доме не бить, ладушки?

Диктофон замолк. Танасе протянул руку, чтобы выключить машинку, как послышались новые звуки. Константин закусил губу. Предчувствия его не обманули.

– Так вот где работает мой лейтенант, мой мужчина, мой мачо в кителе, – замурлыкал с пленки голос Натальи.

– Гм. Тебе сюда нельзя приходить, – негромко сказал Петреску, – это же грязный полицейский участок.

– Так вот где он служит, вот где не спит ночами, – не обращала на него внимания Наталья, – вот где я сейчас отдамся ему…

– С ума сошла? И вообще, ты вся какая-то искусственная. Ненатурально получается.

В этот момент Танасе даже почувствовал по отношению к лейтенанту некоторую симпатию. Но против Натальи не устоять, это Константин знал.

– Это я-то?! – Наталья улыбалась, это Танасе знал наверняка, как и знал, что в тот момент она прижималась к спине Петреску, – я-то, мой лейтенант… а-хм.. как раз настоящая. Это все остальные ненастоящие какие-то. Все придуманное, все искусственное. И мы, если не будем откровенными, тоже куклами станем…

– Как это?

– А вот поверим, что вся эта ложь, – подушка на двоих, завтрак, беседы, – «что на работе было», «ах, какие родственники засранцы», «заведем детей? или лучше пока диван купим» – правда. Давай лучше просто трахаться… лейтенант…

Судя по звукам, Петреску почти сдался. Замок на двери кабинета щелкнул. Запираются, с ненавистью подумал Танасе.

– Значит, – голос Петреску дрогнул, – просто трахаться.

– Совершенно… верно… до чего дурацкий узел у тебя на галстуке…

– Дай сниму.

– Умница, лейтенант… зашевелился, мой страж порядка… так… ох.

– Где здесь застежка?

– Просто закатай… да… так.

– Мы, – лейтенант уже шумно дышал, – сходим с ума из-за твоих прихотей.

– Нет, лейтенант. Нет. Сегодня мы трахаемся. Просто трахаемся, и причем грязно ругаемся. Очень грязно трахаемся. Да, милый?

– Снимай юбку, сука!

Пленка зашипела и запись закончилась. Танасе, пошатываясь, встал,

Привычно оперевшись о край стола, и, не видя перед собой ничего, подошел к портьере. Вытащив оттуда шнур, он сделал на одном его конце петлю, и полез на стол.

* * *

– Братья, сегодня мы собрались здесь, чтобы побыть среди земляков и единоверцев, – вдохновенно начал читать по бумажке речь Саид.

Оратор, – высокий грузный мужчина, сириец, – жил в Кишиневе вот уже четырнадцать лет. Сюда он приехал учиться в Медицинском университете, и собирался, после выпуска, уехать обратно на родину. Но потом, из-за одного, довольно трагического происшествия, остался в Молдавии.

– Это случилось, – едва не плача, рассказывал Саид своему приятелю-молдаванину, – под самое утро выпускного бала. Мы все, выпускники, студенты последнего курса, смешались. Молдаване, арабы, было даже пару вьетнамцев. На национальности мы не делились, были просто медиками. Выпито было немало, что уже самом по себе для меня, мусульманина, грех. И вот, перед тем, как снова выпить вина, мой коллега, с которым мы много лет сидели за одним столом в аудиториях, протянул мне бутерброд на закуску. Кусок хлеба, на котором лежало мясо…

– Это была свинина? – спрашивал догадливый молдаванин. – И ты не заметил, конечно…

– Конечно, – трагически округлял глаза Саид, – я заметил. Но в тот момент меня словно шайтан попутал. Я решил взять в руку бутерброд, но не кусать его. Мы выпили, и вдруг меня что-то словно подтолкнуло, и я укусил бутерброд…

– Ты осквернил себя по законам вашей религии?

– Ну, – задумывался Саид, – как бы тебе объяснить. Когда ты в окружении неверных, и у тебя нет выхода, можно и свинины съесть. Так что, если бы дело закончилось этим вот кусочком бутерброда, ничего страшного бы не произошло.

– Тогда в чем же дело?

– Понимаешь, – опускал глаза Саид, – я понял, что ничего вкуснее в жизни своей не ел. Это меня поразило настолько, что я сразу же протрезвел, и остаток вечера только и думал, что прожил тридцать лет, и ни разу за это время не ел самой вкусной на свете еды – свиного копченого мяса. И, твердо решил, что отныне буду есть ее, сколько вздумается. И, конечно, уже и речи быть не могло о возвращении. Ведь на родине меня за это по голове бы не погладили.

– Можно сказать, – не без гордости размышлял приятель Саида, – что Молдавия опутала тебя своими коварными сетями.

– Немного не так, – поправлял Саид. – Это свинина окутала меня своими коварными сетями…

И с аппетитом налегал на свиную вырезку, обжаренную в сухарях.

В этот день Саид приветствовал более сотни своих единоверцев в аудитории Молдавского Государственного Университета. Вечер назывался «День арабского братства в Молдавии». Собрались студенты Медицинского института, уроженцы Среднего Востока, обосновавшиеся в Молдавии, и их местные жены. Дочитав речь (которую он заказал студенту третьего курса факультета журналистики) Саид переждал вежливые, но редкие аплодисменты, и сказал: