Последняя любовь лорда Нельсона

Сэр Уильям, озабоченный ее нездоровьем, пригласил доктора Чирилло. Тот осмотрел ее, покачал головой, повторил, что предостерегает ее от дальнейшего общения с королевой. Уже весь двор заражен ее далеко зашедшей истерией. Эмма противостояла ей дольше других, но теперь и она начинает чувствовать на себе тлетворное влияние этой болезни.

Эмма недоверчиво улыбнулась. Приписала его ожесточенные тирады против Марии-Каролины гневу и отвращению к королеве, старавшейся подавить в своем народе духовное начало, пославшей на эшафот несовершеннолетних мальчиков. Во всяком случае, в своем суждении о состоянии Эммы он ошибался. Ведь она уже страдала от таких приступов задолго до того, как встретилась с Марией-Каролиной. Но она не могла рассказать ему об этом. Как ни хотелось ей услышать мнение опытного врача и узнать истину о своей болезни, было опасно позволить заглянуть в ее темную, исполненную страданий жизнь той поры.

* * *

Чирилло был у нее первого сентября. Второго она почувствовала себя настолько лучше, что уговорила сэра Уильяма отправиться в Помпеи, чтобы завершить начатые раскопки. А третьего…

Уже рано утром слуга подал ей письмо. Доставили его два английских моряка. Они ожидают ответа в вестибюле.

Она сразу узнала почерк Нельсона. Дрожа, распечатала и прочла:

«Моя дорогая леди Гамильтон!

Скоро Вы сможете наконец узреть старую развалину — Горацио Нельсона. Может он рассчитывать на благосклонный приговор? Его аварии — почетные знаки. В лице подателей сего письма я позволю себе представить Вам капитанов Кэпла и Хоста. Они передадут Вам депеши, которые, смею надеяться, хоть немного соответствуют Вашим ожиданиям.

Горацио Нельсон».

Повинуясь поспешно данному ею знаку, слуга ввел капитанов. Задыхаясь, не в силах вымолвить слова, она поднялась со стула и устремила на них неподвижный взгляд.

Старший из них церемонно представился и представил своего спутника:

— Капитан Кэпл, миледи! Капитан Хост. Мы посланы адмиралом Нельсоном из Египта, из Абу-Кира…

— Победа? — воскликнула она. — Ради милости господней, скажите мне, это — победа?

Капитан Кэпл кивнул:

— Величайшая победа, какую видал до сих пор мир…

Он продолжал говорить, но она уже ничего не слышала. Вытянув перед собой руки, она без звука упала вперед, лицом вниз…

Глава четырнадцатая

Абу-Кир…

Может быть, она сама выкрикнула это слово?

Громко произнесенное, оно разбудило ее, и она оглядывала все вокруг блуждающим взором.

Доктор Чирилло склонился над ней и, держа ее руку, считал пульс. А на лоб кто-то клал ей холодный компресс.

Теперь она вспомнила. Она лишилась чувств от радости.

Победа! Победа!

Так стоило ли волноваться из-за какого-то шрама?

Повинуясь ее нетерпеливому жесту, доктор Чирилло вышел из комнаты. Она снова послала за капитанами, засыпала их страстно волновавшими ее вопросами. Ей нужно было знать все, она со жгучим интересом ловила каждую подробность, все было для нее одинаково важно. Слушая рассказы капитанов, она мысленно рисовала себе картины битвы. Словно эта мощная драма разыгрывалась перед ее глазами. Словно она сама участвовала в ней.

Перед ней простиралось спокойное море, погружалось в раскаленный пурпур солнце, белый берег на всем своем протяжении заполнялся темными толпами жителей Разетты и Александрии, стекавшихся сюда, чтобы увидеть битву. Она почувствовала легкое дыхание северо-западного ветра, гнавшего плавучие цитадели Нельсона в абукирскую бухту. Вот «Голиаф» и «Усердный», первые корабли его авангарда, с громким «ура» прорвали вражескую боевую линию. Без единого ответного выстрела выдержали они огонь французских линейных кораблей, канонерок и островных батарей; хладнокровно, как во время мирных маневров, прощупывали незнакомый берег; и вдруг слились с внезапно появившейся в тылу врага эскадрой Нельсона, отрезавшей французам путь к береговым батареям…

А теперь, когда наступила ночь, она была на «Вэнгарде». Рядом с Нельсоном. Видела его борьбу, его страдания, его победу.

Опасаясь, что враг может опять ускользнуть от него, он в дни погони за ним не дал себе ни минуты покоя. Теперь, во время боя, его организм, оказавшийся в невероятно тяжелых условиях, не выдержал: мучительные боли пронизывали его, напряженные нервы ответили судорогами, лихорадочная дрожь сотрясала его члены. Но ни звука жалобы не сорвалось с его губ, он не отдал ни одного неверного или нечеткого приказа. Его воля одержала победу над его немощью, и благодаря этому он сумел победить своих врагов.

В самый разгар битвы его ударило осколком в лоб. Его спешно перенесли в укрытый отсек для хранения канатов. Кровь лилась потоком, голову пронизывала резкая боль, он считал, что рана его смертельна, и готовился распроститься с жизнью. Перевязанный кое-как, он потребовал письменные принадлежности, начал диктовать депешу о ходе битвы. Но в этот момент донеслось бурное «ура» матросов. Не обращая внимания на рану, он бросился на палубу. Бледный, едва дыша, спросил о причине ликования. Адмирал Брюэ, командир нападавших, был охвачен пламенем…

На губах Нельсона заиграла странная мечтательная улыбка. Первым его приказом было — поспешить на помощь команде пылающего корабля.

Было спасено семьдесят душ. Но в десять часов пожар добрался до порохового склада, корабль взлетел в воздух.

Со страшным грохотом летели в пучину обломки, мачты, реи, трупы. Потом наступила торжественная тишина. Как будто по взаимному согласию прекратился огонь противников.

Но снова началась битва…

На рассвете Нельсон увидел истинные размеры своей победы. Только двум линейным кораблям и двум фрегатам, поспешно бежавшим с поля боя, удалось уйти от гибели.

Цель была достигнута: был уничтожен план Бонапарта обрести власть над Средиземным морем и угрожать Англии и Индии из Египта. Отечество было спасено. И бессмертным стало имя победителя…

Когда-то она высмеяла его. Пять лет назад, когда он впервые пришел к ней, увенчанный незаслуженной славой.

«Я надеюсь когда-нибудь доказать, что я не совсем уже недостоин представлять английский флаг. Может быть, миледи когда-нибудь представится возможность наломать для меня ветки лавра в садах Неаполя…»

Так он ответил ей тогда. Теперь он возвратился. Близился день, когда ей придется вручить ему лавры, в которых она отказала ему…

А что скажет Мария-Каролина?

«Моя милая, милая леди! Какое счастье! Какая слава! Какая заслуженная победа Вашей великой, благородной нации! И как огромна моя благодарность вам!

Я будто родилась заново. Целую моих детей, мужа. Каково мужество! Какова отвага! Если когда-нибудь будет написан портрет Нельсона, пусть он висит у меня, в моей комнате Моя благодарность навсегда запечатлена в моем сердце. Да здравствует Ваш храбрый народ! Да здравствует Ваш замечательный флот!