Последняя любовь лорда Нельсона

— Ваше величество, при всем моем благоговении… я вынужден протестовать…

— Да что там! К черту все эти тайны. Как ты можешь требовать от меня молчания, если так много поставлено на карту? Да, миледи, Руффо предложил мне Калабрию. Теперь являетесь вы с какими-то темными намеками, бросаете ему обвинения. Как мне принять решение, если все вы противоречите друг другу?

Он в ярости забегал по комнате.

— Я не обвиняю господина кардинала, — сказала Эмма спокойно. — Я убеждена, что он так же мало осведомлен о происходящем сейчас в Калабрии, как и ваше величество. Или, быть может, ваше преосвященство знает некоего Джузеппе Логотету?

— Логотету? — повторил он. — Я слышу это имя впервые.

По его искреннему удивлению видно было, что он не лжет.

— Верю. Да и было бы странно, если бы безбожник имел отношение к служителю церкви. Потому что Логотета патриот, якобинец. В тот же самый день, когда король с армией выступил в поход на Рим, словом, в тот же день, когда королевство оказалось без армии, Логотета исчез из Неаполя. Через два дня он объявился в Калабрии. Начал распространять там революционные идеи. Разжигал злобу людей по поводу усиленной вербовки солдат, недовольство крестьян из-за давления на них местных баронов. А сегодня…

Она намеренно замолчала. Окинула Руффо взглядом, словно выискивая на нем место, в которое хотела нанести удар.

Он все еще стоял за стулом короля. Но глаза его больше не были закрыты. С каким-то неуверенным выражением они останавливались на Эмме, на напряженных лицах присутствующих, снова на Эмме.

— А сегодня? — настойчиво спросил Фердинанд, затаив дыхание. — Что сегодня?

Не обращая на короля внимания, она не спускала глаз с Руффо. Наклонилась вперед и нанесла удар. С яростью.

— К сожалению, сегодня Калабрия вашего преосвященства, кажется, уже не Вандея. У Логотеты есть сторонники в Реджо, Пальми, Баньяре, Сцилле, Скалетте…

Руффо резко разжал руки. Его кисти с растопыренными пальцами вскинулись в конвульсивном движении, словно он выронил оружие. И внезапно он, пошатываясь, вышел из-за стула.

— Это неправда, миледи! Баньяра, Сцилла, Скалетта? Этого не может быть. Это невозможно, ваше величество, невозможно!

Эмма улыбнулась.

— Потому что эти места — ленные владения семьи вашего преосвященства? Ах, господин кардинал, боюсь, что и крестьяне Калабрии предпочтут танцевать вокруг зеленого якобинского дерева свободы, а не вокруг каменных колонн [34] баронов.

34

Намек на происхождение Руффо из княжеского рода Колонна. (Примеч. авт.)

Он стоял перед ней с пожелтевшим восковым лицом, с блуждающим взглядом.

— Эти обвинения… откуда у вас все это, миледи? Как вы узнаете о вещах, о которых даже полиции короля ничего не известно? Не якобинка ли вы?

Он бросил ей это оскорбление как последний, отчаянный удар поверженного. Она с состраданием пожала плечами.

— Я — английская леди, господин кардинал. Если бы ваше преосвященство знали Англию, то поняли бы, что там существование якобинцев невозможно. А как я узнала обо всем этом? Да Боже мой, просто забота о его величестве сделала сэра Уильяма любознательным. И притом — я вовсе не хочу обидеть господина префекта — похоже, королевская полиция имеет несчастье делать свои открытия лишь после того, как факт свершился…

Конец своей речи она заменила выразительной улыбкой. Сделала в адрес Руффо прощальный жест, как бы салютуя поверженному противнику.

Дуэль была закончена.

И все-таки успех ее не радовал. Она ни при каких обстоятельствах не смогла бы солгать другу или себе самой. Но в политике, перед этими постоянно лгавшими итальянцами…

Заговор в Калабрии был уже раскрыт. Анджело ди Фиоре, прокурор в Катанцаро, арестовал Логотету и семьдесят четыре его сторонника и посадил их в Мессине в тюрьму.

Это известие пришло в палаццо Сесса утром. При нерадивости и медлительности королевских учреждений оно достигло бы Фердинанда только спустя несколько недель, когда он уже давно был бы в Сицилии вместе с Марией-Каролиной.

Она солгала. Или, во всяком случае, сказала лишь половину правды; этому она научилась у сэра Уильяма.

Но разве величие Англии не стоило полуправды?

Глава двадцать четвертая

Руффо снова стал за стулом короля и, словно обессилев, прислонился к стене. В двух шагах от него в оконной нише стоял Караччоло, тяжело дыша и обмахивая покрасневшее лицо платком. Все прочие были бледны и молча ожидали ответа короля, который одновременно решал и их судьбу.

Никто не произнес ни слова.

Внезапно Фердинанд подошел к Эмме. Спрятав лицо от придворных, он понизил голос до шепота.

— Поездка по морю в это время года… я-то не боюсь шторма, но королева, дети, самочувствие наследной принцессы…

Страх, который он отрицал, был написан на его лице с судорожно подергивающимися губами. Он, страстный рыболов, отваживался спуститься на воду, только когда в небе не было ни облачка.

Она спрятала насмешливую улыбку.

— Я не могу судить о путешествии на корабле, ваше величество. Быть может, ваше величество обратится за советом к лорду Нельсону?

Он охотно согласился.

— И еще сэр Уильям… Он должен мне помочь. Мое состояние, состояние королевы, вещи из Помпеи, сокровище святого Януария — я ничего не оставлю этому Шампионне! Могут лорд Нельсон и сэр Уильям быстро прийти ко мне? Сейчас же? Миледи говорила о каком-то покушении… Я боюсь, что лорд Нельсон не захочет сойти на сушу.

Она изучила Фердинанда и знала, что надо пользоваться его сиюминутным настроением.

— Если ваше величество разрешит мне написать лорду Нельсону несколько слов, то он в течение часа будет здесь. Но мне нужен надежный посыльный.

Он кивнул.

— Это сделает Феррери. Он человек верный и умеет молчать.

Он принял решение, и теперь ему казалось, что все делается недостаточно быстро. Он собственноручно принес письменные принадлежности, сам пошел в приемную, позвал Феррери.

Эмма писала медленно, обдумывая каждое слово.

Опасаясь, что ее письма могут перехватывать, она договорилась с Нельсоном и сэром Уильямом об условном языке. Слово «господин» означало короля, «жена» — королеву, «дом» — замок, «маленькая Эми» — Эмму, «источник Аретузы» — Сицилию, в память о той помощи, которую получил там Нельсон перед битвой при Абу-Кире. Подземный ход, известный только доверенным лицам королевы, который вел из морского арсенала в спальню Марии-Каролины, назывался «известная дорога». Эмма описывала его Нельсону, он не мог пропустить его.

Закончив писать, она просмотрела записку еще раз.

«Дорогой друг!

Господин очень болен и хочет безотлагательно ехать для лечения к источнику Аретузы. Его сопровождает жена. Наконец-то осуществятся наши желания.

Я не могу оставить дом. Должна помогать паковать вещи, выпроваживать мешающих нам гостей. Так что приходите по известной дороге ко мне, и мы обсудим все, что нужно. Но соблюдайте осторожность, чтобы никто ничего не заметил.