Последняя ночь с принцем

Глава 13

— Роман Иванович!.. Роман Иванович! — секретарша вышагивала за ним на тонких, как спицы, каблуках, будто сороконожка. — Роман Иванович, подождите, пожалуйста!

Баловнев недовольно поморщился.

Вот надо было попасться ей под руку. Он терпеть не мог, когда ему перед важным делом перебегали дорогу черные кошки или бабы с пустыми ведрами. У его секретарши не было пустого ведра, у нее была совершенно пустая голова, и этого оказалось достаточно. Раз остановила на полдороге, удачи не жди. Да что там полдороги, он уже одной ногой был в машине. Даже сам решился ехать сегодня за рулем, чтобы не посвящать своего шофера в детали сегодняшней поездки.

— Роман Ив-ва-анович! — простонала секретарша, добежав до него с таким видом, будто готовилась упасть ему на грудь и признаться в том, что любит его давно и безнадежно.

— Ну что?! Что?! — Баловнев неприязненно на нее уставился; давно бы ее уволил, если бы мог.

— Вам звонили! — тяжело вздымая грудь огромных размеров, девушка протянула ему листок с нацарапанным номером телефона. — Вот!

— Чей это номер? — Он не спешил брать листок в руки, словно боялся запачкаться.

С этой барышней нужно держать ухо востро.

О своих секретарских обязанностях она имела довольно смутные представления. Могла, сунув ему такую вот бумажку с цифирями без нужной расшифровки, тут же забыть о звонке. А ему разве все упомнить?! Неоднократно он тупо рассматривал такие вот телефонные номера, силясь вспомнить их происхождение.

— Вам звонил ваш лечащий личный доктор, настоятельно просил перезвонить. Даже не просил, а требовал. Голос у него был очень взволнованный.

Вы что же, Роман Иванович, анализы какие ему сдавали?!

Так вот прямо и спросила, глупая курица! Ну что с ней делать…

— Так вы позвоните ему или что сказать-то? Он же до сих пор на телефоне висит. — Ее волоокая физиономия взирала на Баловнева со смешанным чувством любопытства и недоумения.

Она многого не понимала в своем боссе и не принимала его позиции ее невмешательства в дела руководства. Она же его секретарь и просто обязана быть в курсе всего, что с ним происходит. А он что?!

А он, когда она вошла к нему в кабинет с соболезнованием после трагической смерти его супруги, отослал ее! Да ладно бы к черту, а то сказал что-то такое невнятное и до тошноты вежливое. Грубость она бы поняла в силу обстоятельств, такую вот показную вежливость — нет.. — .

— Я сам ему перезвоню, — , обронил Баловнев, отворачиваясь от ее вопрошающего взора. — Ступайте на свое рабочее место.

Секретарша высоко вздыбила по-детски мягкий подбородок и, нарочито не торопясь, отправилась в обратном направлении.

Она была недовольна. Он ничего не сказал ей ни про анализы, ни про обследование. А вдруг результаты неутешительные?! Вдруг у него болезнь какая-нибудь обнаружилась на почве глубокого нервного потрясения, ей-то что тогда делать?! Да и было ли само обследование, стоило бы выяснить. Может, это что-то совсем другое. Что-то такое пикантное, отдающее внебрачными связями или связями, порочащими его достоинство. Господи! Кому же позвонить-то…

Баловнев выехал за ворота своей фирмы, не забыв сунуть бумажный клочок с номером телефона в нагрудный карман. Вот доктору он позвонит непременно. И в очередной раз посоветуется с ним. Что-то не помогали ему уснуть прописанные им пилюли.

Позвонит… Только вот съездит по адресу, купленному у ушлого следователя Вани, и тогда позвонит своему врачу. Что там у него за срочность?..

Нужная ему улица нашлась не сразу. Баловнев исколесил все окраины, то и дело сверяясь с названиями и номерами домов, что надиктовал ему Иван, не было таких координат, хоть умри. Только часа через два, съехав на разбитую грунтовку, он нашел то, что искал.

Улица Луговая петляла по северной рабочей окраине, начинаясь от забора табачной фабрики, потом она начинала мудрить, то и дело выворачиваться и упиралась в конце концов в хилую лесополосу. Асфальтного покрытия здесь не имелось. Грунтовка была припорошена десятисантиметровым слоем слежавшейся пыли, и в ней, в этой пыли, с обреченным остервенением купались чахлые куры, перемазанные зеленкой.

Баловнев ехал, вглядываясь в облупившиеся указатели на углах домов, пытаясь отыскать нужный. Оказалось, что домом, который он искал, как раз и заканчивалась улица Луговая. Он стоял особняком ото всех у самой посадки и упирался краем ветхой кровли в чахлую понурую березу. Подъезд был всего один. Два этажа с пыльными окнами. Удобства стояли чуть поодаль. Двухметровый скворечник с живописными буквами "М" и "Ж" и водопроводная колонка в зарослях крапивы. Место было безрадостным. Наверняка и детство погибшей девочки было таким же, невольно подумалось Баловневу, когда он выходил из машины и ставил ее на сигнализацию.

Подойдя вплотную к подъезду, он огляделся.

Никого поблизости. Единственная скамейка под окнами пустовала. Сарайных и гаражных построек тоже не просматривалось, где бы непременно возился над старым мотором усталый промасленный пенсионер с непременной папиросой за ухом. Детей, невзирая на каникулы, тоже не было. И, что самое странное, нигде не было видно никаких бельевых веревок с болтающимися на них почерневшими от времени прищепками.

Он вошел в подъезд и несколько минут привыкал к мраку безоконного замкнутого помещения.

Потом шагнул вперед и принялся наугад нажимать на кнопки звонков. Нигде ему не открыли. Он обошел четыре двери первого этажа, поднялся на второй, повторив свои манипуляции со звонками. Полный провал. Дом пустовал. То ли в нем вообще никто не жил давно. То ли все были на работе.

Баловнев постоял немного на лестничной клетке второго этажа, прислушиваясь. Потом начал медленно спускаться. И вот тут-то одна из дверей на первом этаже приоткрылась, в образовавшуюся щель вынырнул чей-то мясистый нос, и гнусавый голос, предположительно принадлежащий пожилому мужчине, грубо спросил:

— Кого тебе надо, мужик?!

Баловнев так обрадовался существованию жизни в этом кажущемся мертвым доме, что с ответом чуть замешкался. И тогда дверь распахнулась уже шире, и в живот ему уперлось дуло самой натуральной, самой всамделишной двустволки.

— Чего шаришься, прощелыга?! И так все веревки у нас потырили! Все заборы! Зачем теперь приперлись?!

Баловнев, к этому моменту стоящий с высоко поднятыми руками, проговорил после паузы срывающимся голосом:

— А мне не веревки, мне Саввины нужны!

— Саввины?! Это какие же такие Саввины?! — Дуло ружья оторвалось от перламутровых пуговиц летнего пиджака Баловнева, и мужик чуть выступил из-за двери.

Это оказался пожилой человек с настороженным взглядом водянистых глаз, почти исчезнувших в глубоких морщинах. Густая седая шевелюра его была всклокочена, как если бы мужчину только что подняли с постели. Может, так оно и было, потому что на нем ничего, кроме семейных трусов и майки, не было.

— Ну… Саввины… У них еще дочка недавно померла, — непонятно с чего робея, пробормотал Баловнев.