Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо
Шрифт:
Он положил труп девушки в ящик с песком. Потом толкнул «империал» Лоретты по наклонному полу к дверям. Передние скаты нажали на подвижную полосу, двери автоматически раздвинулись, тогда убийца стал перед радиатором, оттолкнул машину обратно и вышел. Через 15–20 секунд двери опять задвинулись.
Мы дважды попробовали этот номер с машиной. — Бисли, я и Нэд — и все мои предположения подтвердились. Ясно было, при каких обстоятельствах совершилось убийство. Ясно было, и по чьему приказу это сделано, хоть мы не знали, кто убийца, и не надеялись его схватить. Рукописи «Эры Трухильо» мы не нашли
Зато — и это нас особенно тревожило — проблематическим оставалось само убийство. Лоретта была мертва, но не существовало никаких признаков убийства. Если бы ее тело лежало не в ящике с песком, а около лифта, можно было бы подумать, что она умерла от сердечного приступа.
Ее труп осмотрели внимательнейшим образом, но не нашли никаких следов борьбы, никаких синяков, кровоподтеков, царапин, ссадин… Чем детальней исследовали тело Лоретты, тем непонятней становилось, отчего она умерла; Лоретта была, что подтвердил ее домашний врач, здоровой, тренированной девушкой, ничем не болела.
Днем позже, после вскрытия, мы получили заключение экспертизы: предположительные следы удушья, может быть, спазма гортани, слабые следы внезапного спазма либо паралича сердца — без явственных причин, без признаков отравления, без типичных изменений, к которым приводят яды, известные медицине.
— Может, это был какой-то яд, неизвестный судебной фармакологии, не попадавшийся нашим токсикологам? — казал Бисли, — Можно об заклад побиться, что существует нечто в этом роде, ведь теоретически это возможно, Но тогда…
— Но тогда, — докончил я за него, — встает другой вопрос: каким образом и каким путем введен этот яд в организм? На теле Лоретты нет ни укола, ни царапины. Разве что он заставил ее проглотить яд… Ты это хотел сказать?
— Эксперты исключают такую возможность, — возразил Бисли, — Они говорят, что в этом случае остались бы какие-нибудь следы во рту, в пищеводе, желудке, кишечнике. Чудес не бывает, Майк. Лоретта не глотала яд.
— И все же ее отравили.
— Не знаю.
— Думаешь, ее задушили?
— Возможно, но как?
— Прижали к лицу подушку…
— А она хоть бы что, недвижимо ждала смерти? Чепуха. Знаешь, сколько минут на это нужно? И как при этом сопротивляется человек?
— Но, надеюсь, ты веришь, что она убита?
— По одной лишь причине: мы видели ее труп.
— Только потому? — спросил я. — Подумай, Фрэнк: отключен автомат, зажигающий свет в гараже; есть свежие царапины на земле; наконец, труп спрятан в ящик с песком. Три факта, говорящие об убийстве. Прибавь к этому, что за Лореттой следили, что кто-то от моего имени пригласил ее в «Монтану» и, наконец, что Лоретта взяла с собой работу Галиндеса, которой при ней не оказалось. Ну, можно ли еще сомневаться?
— Да, — ответил Бисли.
Мы сидели в кабинете Флинна, в креслах у письменного стола, обитых буйволовой кожей. Мы ждали уже полчаса, но Флинна все не было.
— Можно не сомневаться, — повторил Бисли. — Человек, который вошел в гараж, наверняка знал свое дело, знал в совершенстве. Они никогда не связываются с кем попало. Этот человек мог при
таких условиях совершить нечто вроде «идеального убийства», раз уж он располагал таким страшным и таинственным ядом. Однако, уходя, он не включил автомат и положил тело Лоретты в ящик, а не оставил у лифта. Если бы он этого не сделал, то подозрение пало бы на кого-нибудь из обитателей дома, замок могли бы и не исследовать, или подумали бы о несчастном случае. Ты можешь объяснить, почему он так себя вел?— Фрэнк, — сказал я, — убийца вовсе не хотел заметать следы. Он их нарочно оставил.
— Зачем? Чтобы предостеречь Флинна? Чтобы заставить его отказаться от дела Галиндеса, или прекратить следствие?
— Именно так я и предполагаю. Думаю также, что дело тут не только в Галиндесе. Флинн, работая в этой комиссии, знает многое другое. Куда больше, чем ты, Фрэнк, ведь комиссия получает рапорты не только от тебя, верно?
— Я занимаюсь исключительно деятельностью полиции и разведки стран Латинской Америки на территории Штатов.
— Ты думаешь, что Флинн согласится сообщить тебе дополнительные сведения?
Бисли покачал головой:
— Меня это не интересует. Моя роль тут окончена. Дело перешло в ФБР и, пожалуй, в ЦРУ. Возможно, Флинн и знает еще кое-что, но об этом с ним поговорят другие… Ты пойдешь, или будешь дожидаться Флинна? У меня времени мало.
— Подожду. Хочу с ним попрощаться.
Бисли встал и дружелюбно похлопал меня по плечу.
— Ну, я пойду, Майк… Я думаю, смерть Лоретты доказала тебе, что я был прав, предостерегая тебя.
— Фрэнк, ты никому не говорил о моей беседе с Лореттой?
— Нет, Майк. Приберег это для себя. Но ты уже понял, что тебе грозило?
— Да, Фрэнк. Но раз Лоретты нет в живых, не о чем разговаривать.
— И я так думаю, — сказал Бисли, — Не о чем разговаривать.
Белые дома города были залиты лучами закатного солнца. Самолет подходил к Сьюдад-Трухильо.
— Аэродром Дженерал Эндрьюс, — сказал Октавио де ла Маса. — Готовьтесь к посадке.
— Нас там будут ждать?
— С нетерпением, — ответил Октавио. Он посмотрел на часы, — Мы не опаздываем, прибываем точно.
Мерфи побледнел и сжал губы.
— Вам плохо? Что-нибудь случилось?
Мерфи молча дергал за рычаг шасси. Октавио наклонился, дернул посильней.
— Видите, все в порядке, — сказал он.
— В первый раз тоже было все в порядке, — ответил Мерфи. — А потом что-то соскочило. Я попробовал снова.
Он опять дернул за рычаг, перевел его в первичное положение и снова отодвинул вниз. Рычаг упал, как сломанный.
— Ну что? — встревоженно спросил де, ла Маса.
— Пустячок. Шасси не могу выпустить.
— Попробуйте еще раз.
— Не стоит время тратить. Что-то там соскочило — тросы, может, лопнули. Видите, рычаг болтается, как соломинка в стакане.
Они кружили над аэродромом.
— Прыгать нам, что ли? — сказал Мерфи.
У Октавио дрожали губы. Он судорожно стиснул руки и зажал их между коленями.
— Мерфи, мы должны довезти этого, на носилках. Его сам Трухильо ждет… Вы понимаете, что это значит? Сделайте что-нибудь; я же вам говорю, что Трухильо ждет.