Последняя охота

Дамочку звали Ирина Алексеевна или Инна Александровна, насколько мог помнить Влад по прошествии стольких лет. Таких денег у нее не оказалось, и она месяца полтора проработала элитной проституткой в одной из соответствующих контор Гриба. Впрочем, вскоре она стала полноценной сотрудницей агентства с соответствующим окладом, потому что ее мужа к тому времени посадили за какое-то другое прегрешение, и у Инны Алексеевны, или Ирины Александровны, не оставалось средств к существованию. К тому же на руках у нее был сын-школьник, то ли пятнадцати, то ли шестнадцати лет, примерный мальчик, аккуратист и отличник, тянущий на золотую медаль.

Который и не подозревал, чем занимается его мамочка.

Равно как не знал, что его папочка, прекрасно разбирающийся в Рембрандте, Веласкесе, Шопенгауэре, Рембо, Хайдеггере, Лосеве и Владимире Соловьеве, интеллигент-самоучка, – вовсе никакой не капитан дальнего плавания, как говорила ему мама, а вор-рецидивист.

Потом Гриб погиб в какой-то разборке, Свиридов же с тяжелым сердцем вернулся из Москвы на родину, в Саратов, где хладнокровно реализовал свои доходы от грязных делишек. В Саратове жизнь завертелась по-иному, еще более жутко и кроваво, и Владимир забыл об этой истории.

Теперь она всплыла сквозь толщи памятных наслоений. Тогда, восемь лет назад, ему было все равно. Он не понимал, что такое семья, что такое сын и что такое позор и страх бесчестия. Теперь, кажется, – понял.

Владимир снова вытянулся на кровати, мысли его внезапно приобрели губительную стройность.

Внезапно – прямо за стенкой – послышался грохот падающей мебели, а потом хриплый матерный вопль, зависший на самой пронзительной ноте и оборвавшийся не чем-нибудь, а сухим треском двух выстрелов. Через секунду раздался нечеловеческий рык:

– А-а-а… Каррррраганда, перемать твою!!

Влад вскинулся на постели и сел, широко раскрыв от изумления глаза. Буквально в паре метров от него, кажется, происходило что-то необъяснимое и жуткое.

Он дернул наручник, и тут на всю квартиру раздался полный ужаса и боли вопль. Дверь свиридовской темницы распахнулась, и влетел с выкаченными от ужаса глазами Резо, а за ним высокий и лысый круглоголовый человек в разорванной на спине рубашке, обтягивающей массивные плечи, и босиком.

В руке босого был перехваченный за дуло пистолет. С диким ревом он настиг Резо и, перехватив его горло короткими толстыми пальцами, нацеленно ударил рукоятью пистолета в темя.

Тот конвульсивно вытянул руки, вцепился в ворот рваной рубашки своего противника и, коротко простонав, осел на пол.

И вслед за ним сел и лысый. Сел и вытаращил на Влада маленькие глаза, в которых было не меньше изумления, чем в ответном взгляде Свиридова.

– Михал Иваныч… – пробормотал Владимир.

Круглоголовый прошелся широченной ладонью по своей огромной, от лба до затылка, лысине и выдохнул ответное:

– Зятек… Володька!

Глава 13 ПОБЕГ

– Михал Иваныч, – остолбенело повторил Влад. – Ты что тут делаешь?

Буркин уставился на него взглядом, в котором было не меньше потрясения, чем воды в озере Байкал, и проговорил:

– В-ве… вероятно, то же, что и ты.

– Тебя тоже эти уроды сюда?.. Значит, Наташка там одна? Да с Димкой на руках?!

– Я пошел за пивом, – пробормотал Михал Иваныч. – А ко мне подошел мент, предъявил удостоверение и предложил проехать с ним. Я подумал, что вот оно… все. Мы в последнее время много покуролесили, взял я грехи на душу… Но такого, как сейчас, никогда!

– А что тут такого? – передернул плечами Свиридов. – Подумаешь, врезал этому черножопому козлу. Ему уже перепало за его вздорный характер, так что, Иваныч, дай мне сюда пистолет. Я цепочку перестрелю.

Буркин затряс головой, но вопреки ожиданию пистолет Свиридову протянул, причем с таким видом, словно избавлялся от ядовитой змеи. Все понятно. Эти два выстрела… Видимо, Михал Иванычу удалось дотянуться до чьего-то пистолета. Вспылил, он человек раздражительный, гневливый. И под влиянием этой вспышки расправился со всеми, кто охранял их в этой квартире.

А теперь, как видно, жалеет о содеянном.

Конечно, он же не киллер. Не привык убивать и даже просто – бить людей. Несмотря на широченные плечи, красную морду и свирепую ухмылку. Но размякающую в добродушную улыбочку сразу после того, как Михал Иваныч примет на грудь этак пол-литра.

Влад легко перестрелил цепочку и, тряхнув рукой, пробормотал:

– Надо поискать ключи от наручников. Где они все, Иваныч? Эти ребята.

– Они сказали, что мою рожу менты выставили как фоторобот главного подозреваемого в деле о взрыве какого-то там Гоги… Синагоги… Нагоги, – бессмысленно отозвался тот, не думая подниматься в пола. – А потом сказали, что Наташу… В общем, они про нее говорили всякие гадости.

– Понятно, – механически сказал Владимир, подумав, что тесть едва ли адекватно воспринимает действительность. Поскольку эта действительность наверняка окрашена для него сейчас в багровые тона. – Вот что, Иваныч. Вот тебе водка, вот тебе стакан. Выпей и успокойся. Мокруха – это, конечно, плохо, но еще хуже будет, если мы задержимся здесь. Причем хуже не нам, а Наташке.

Свиридов вышел из комнаты и направился туда, откуда несколькими минутами раньше раздались вопли и выстрелы. Михал Иваныч тупо посмотрел ему вслед и механически поднес к губам горлышко водочной бутылки.

В помещении, где содержали Михал Иваныча, Влад невольно вздрогнул.

Зрелище в самом деле было не для слабонервных.

В двух метрах от порога, широко раскинув ноги, лежал Кабан. Возле старого шрама на его лбу темнел багровый кружок пулевого пробоя. Вторая пуля, очевидно, не попала в цель (позже оказалось, что она застряла в дверном косяке).

Неподалеку лежал второй. Этот второй, судя по всему, был жив – с его губ сочились тихие стоны. Видимо, парень был в полузабытьи. Несчастный был придавлен здоровенным столом, а из свежей раны на сиротливо торчащей из-под стола голове вяло стекала темная струйка крови.

Дело ясное: в ярости Михал Иваныч использовал всю богатырскую силушку, которой его наделила природа.

– Да, – пробормотал Свиридов, перешагивая через труп Кабана. – Разошелся старичок… Нашли ребята, с кем шуточки шутить.

Он пошарил по карманам убитого, выудил ключи от наручников и отомкнул кольцо, перетягивающее его запястье. Потом прошел в туалет и швырнул ключи в унитаз. Оглядел свою измурзанную одежду и скептически хмыкнул, чувствуя, как тело пронизывает нервная дрожь.

Когда Свиридов с ворохом одежды вернулся в комнату, где сидел Михал Иваныч, то увидел, что тесть уже допил водку и теперь диким взглядом таращится на стену.