Последняя осень. Буря

– Вы просто дерганые, вот и решил подшутить, – улыбнулся он, однако, заметив реакцию, посерьезнел: – Не говорите Кириллу с Леней про договор. Они меня ненавидят, всем разнесут, что я убийца.

– Разве это не так? – настаивала Динара.

Женя до победного отрицал свою причастность. «Неужели мне просто померещилось? – потерла лоб Маша. – Нервы ни к черту. Еще немного, и мозг перестанет соображать. Я тут всего три дня, а уже вымоталась». Она цепенела, представляя, как станет параноиком, обвиняющим всех вокруг без каких-либо оснований.

Вскоре парень ушел. Подруги обсудили произошедшее. Обе были слегка заторможенными, словно не могли принять новые сведения.

– Рыжий что-то скрывает, – твердо проговорила Динара и возмутилась: – Женя, Игорь, Вика, Настя – все без алиби. Как расследовать, если подозреваемые и свидетели спали? Зря мы в это ввязались.

Маша кивнула, но не успела ответить, как в комнату прошмыгнули соседки. Ангелина кашляла, на ее лице блестела испарина, косички растрепались. Эмилия обмахивалась ладонью, как веером.

– Вас преследовали? – выпалила Маша.

Ангелина мотнула головой, собралась с духом и произнесла:

– Хуже. Мы спокойно чистили зубы, как вдруг по зеркалу пополз таракан. Пришлось схватить вещи и рвануть оттуда.

– Вот такой, – с отвращением воскликнула Эмилия и развела руками, показав по меньшей мере размер таксы. – Огромный, жирный, мерзкий. Как теперь спать?

Маша ожидала, что Динара заорет про антисанитарию и устроит дезинфекцию, но та лишь потерла виски, сказав:

– По корпусу разгуливает безжалостный убийца, на третьем этаже обитает кровожадный дух, а вас тревожит мелкое насекомое? Серьезно?

– Вы же сами велели не паниковать, – обиженно протянула Ангелина. – Маньяк или привидение хотя бы заметные, а стасик пробежит грязными лапками по вещам, разнесет заразу или, чего хуже, проберется в ухо.

Ее передернуло от брезгливости. Маша и Динара, собрав банные принадлежности, утомленно пошли в ванную. Бесконечный день, чертовщина, ужас из-за идиотского Жениного розыгрыша изнурили сильнее, чем усердная учеба, подготовка к сложному экзамену или спортивные марафоны. Их будто катали на американских горках: то волокли вверх, то мгновенно сбрасывали вниз. В душе теплилась надежда на скорый и счастливый финал, но пока все вело к мертвой петле.

Встав у раковины, Динара отрешенно глянула в заляпанное и забрызганное зеркало, повернула кран, потом, не произнеся ни звука, топнула и повернула ногой, будто впечатала окурок.

– Убила, – бесцветно отозвалась она, уставившись на след. – Эмилии больше нечего бояться.

Маша едва не выронила зубную щетку, обеспокоенно воскликнула:

– Ты в порядке?

– Мне лень кричать из-за жирного прусака, протирать лицо тоником и мазать веки кремом. Понимаешь, как низко я пала?

Маша усмехнулась, добавив:

– Ляжем пораньше, завтра будем бодрыми.

– Только если Кирилл поделится тем, что обычно нюхает, курит или пьет, – зевнула Динара. – Вдруг шутки про его энергичность окажутся правдой? Почему рядом с нами так много врунов?

Маша смочила разгоряченные щеки, с грустью подумав: «Знала бы ты, какая я на самом деле, сразу бы прекратила общение». Она приподняла голову. Отражение показало бледную моль: глаза потускнели, под ними залегли темные круги, кожа приобрела болезненный оттенок. «Красавица, – фыркнула она. – Готовый костюм для зомби, жаль, что сегодня не Хеллоуин».

Вскоре они вернулись в спальню. Укрывшись одеялом, Маша устроилась на боку, подтянула согнутые ноги к груди, чтобы расслабиться и перестать гадать, какой эпизод из жизни мелькнет в кошмаре. Лагерь будто посылал ей реалистичные сновидения, перемещал в жуткие моменты, заставлял проживать их заново. Она пыталась отпустить былое, но прошлое стальной хваткой сжимало разум.

Сверху вновь раздался грохот. Маша замерла, вообразив мистическое свечение на третьем этаже. Она хоть и побывала там, осмотрела пустые комнаты, но почему-то не перестала бояться. Перед взором, как назло, возникла самодельная копия доски Уиджи, кусок пластика, скользивший по ватману, и мрачное предзнаменование. «Это неправда. Больше никто не погибнет», – прошептала она, перевернулась на спину и, взяв телефон, полистала галерею. Там нашелся снимок письма, которое Марк сочинил, пока сидел в СИЗО. Она широко улыбнулась, перечитала:

Человеку свойственна боль.Рана на теле влажная.Не поможет тебе алкоголь,Никакие документы, бумажки.И будучи взаперти. Совсем позабыв о комфорте.Я помню только о ней. О девочке в зеленой кофте.

Это было так мило и непохоже на привычного Марка, что навсегда отпечаталось в сердце. После особенно болезненных ссор простые, но искренние строки помогали разглядеть в сердитом парне того самого романтика, который подбирал рифмы, думая о ней. Неделю назад Маша без сожаления сгребла и похоронила его подарки на дне шкафа, удалила некоторые совместные селфи, но не смогла стереть эту фотографию, как будто мечтала сохранить в себе ту самую «девочку в зеленой кофте», какой была когда-то.

Может, поэтому они спорили все чаще? Марк любил эгоистичную, слегка авантюрную, веселую девушку, которая легко переступала через проблемы, не мучилась совестью и рефлексией, напролом шла к цели. Она была такой, пока отмахивалась от прошлого, занимала дни всевозможными делами, чтобы лишний раз не оставаться наедине со своими мыслями. Незаметное чувство вины, горе после потери отца, напряженные отношения с матерью, поредевшие встречи с друзьями отравили и изменили ее, сделали более ранимой. Маша хотела вернуться к прежней версии себя, но не могла, как ни пыталась. Марк замечал ее состояние, поддерживал и всерьез переживал, о чем не уставал повторять. Через пару месяцев он снова начал курить, злоупотреблять спиртным, искать легкие и ненадежные способы заработка. Теперь уже Маша стремилась к лучшему, а он катился вниз, из-за чего вспыхивали конфликты. Первая ссора стала забавной, последняя – роковой. Наверное, они были обречены с самого начала, но Маша, пройдя через расставание, злость и хлипкую дружбу, поняла, насколько сильно желала быть вместе с Марком.

Ночь толкала на спонтанные поступки. Обувшись, она тихо выскользнула из спальни, пошла по коридору, подсветив путь телефоном. Луч фонарика посреди тьмы навевал ассоциации с фильмами ужасов, тишина лишь усиливала эффект. Холл удалось преодолеть без труда, а вот левое крыло, заставленное стройматериалами, напомнило полосу препятствий. Добравшись до двери, она растерянно замерла, напряженно соображая: «Что я скажу? Вдруг он спит?» Зажмурившись, она коротко постучала.

– Сейчас, – донеслось из комнаты. Петли скрипнули. – Маша?

Он раскрыл рот, будто увидел покойника.

– Можно? – неловко спросила она. – У меня бессонница.

Марк кивнул. Комната была меньше той, в которой они жили с соседками. Облезлые стены и узкая кровать не внушали радости, зато под маленьким окном нашелся обогреватель. Тумбочкой служил стул, на котором висел заляпанный краской комбинезон.

– У тебя уютно, – сконфуженно проговорила Маша, тщетно стараясь не пялиться на полоску голой кожи между спортивными штанами и свитером.

– Ага, если бы, – усмехнулся Марк. – Присаживайся, я схожу за кипятком. Может, посидим в зале?