Последняя осень. Стихотворения, письма, воспоминания современников

Шторм

Бушует сентябрь. Негодует народ. И нету конца канители! Беспомощно в бухте качается флот, Как будто дитя в колыбели… Бывалых матросов тоска томит, Устали бренчать на гитаре: — Недобрые ветры подули, Смит! — Недобрые ветры, Гарри! — Разгневалось море, — сказал матрос. — Разгневалось, — друг ответил. И долго молчали, повесив нос, И слушали шквальный ветер… Безделье такое матросов злит. Ну, море шумит и шпарит! — А были хорошие ветры, Смит! — Хорошие ветры, Гарри! И снова, маршрут повторяя свой, Под мокрой листвою бурой По деревянной сырой мостовой Матросы гуляли хмуро…

В дозоре

Визирщики пощады не давали Своим молящим отдыха глазам, Акустиков, мы знали, сон не свалит!.. …В пути никто не повстречался нам. Одни лишь волны буйно под ветрами Со всех сторон — куда ни погляди — Ходили, словно мускулы, буграми По океанской выпуклой груди. И быть беспечным просто невозможно Среди морских загадочных дорог, В дозоре путь бывает бестревожным, Но не бывает думы без тревог!

Весна на море

Вьюги в скалах отзвучали. Воздух светом затопив, Солнце брызнуло лучами На ликующий залив! День пройдет — устанут руки. Но, усталость заслонив, Из души живые звуки В стройный просятся мотив. Свет луны ночами тонок, Берег светел по ночам, Море тихо, как котенок, Все скребется о причал…

Начало любви

Помню ясно, Как вечером летним Шел моряк по деревне — и вот Первый раз мы увидели ленту С гордой надписью «Северный флот». Словно бурями с моря пахнуло, А не запахом хлеба с полей, Как магнитом к нему потянуло, Кто-то крикнул: «Догоним скорей». И когда перед ним появились Мы, взметнувшие пыль с большака, Нежным блеском глаза осветились На суровом лице моряка. Среди шумной ватаги ребячьей, Будто с нами знакомый давно, Он про море рассказывать начал, У колодца присев на бревно. Он был весел и прост в разговоре, Руку нам протянул: «Ну пока!» …Я влюбился в далекое море, Первый раз повстречав моряка!

Другу

Скоро ты воскликнешь: «Все готово!» Я тебя до трапа провожу. В качестве напутственного слова «До свиданья скорого…» — скажу. …Раскрывая с другом поллитровки И улыбки девушкам даря, Встретишь ты в домашней обстановке Юбилейный праздник Октября. С виду ты такой молодцеватый И всегда задумчивый такой. Самые красивые девчата Будут очарованы тобой. Столько будет ярких впечатлений! Против них не в силах устоять, Много стихотворных сочинений Ты запишешь в новую тетрадь… Ты сейчас с особым прилежаньем Отутюжь суконку и штаны. Все твои законные желанья В отпуске исполниться должны. А когда воскликнешь: «Все готово», Я тебя до трапа провожу, В качестве напутственного слова «До свиданья скорого!» — скажу. И, тебе завидуя немножко, Вечерами долгими опять Буду чистить флотскую картошку И тебя с любовью вспоминать.

Встреча

Ветер зарю полощет В теплой воде озер… Привет вам, луга и рощи, И темный сосновый бор, И первых зарниц сверканье, И призрачный мрак полей С нетерпеливым ржаньем Стреноженных лошадей!.. Вот трактор прибавил газу, Врезая в дорогу след. Мне тракторист чумазый Машет рукой: «Привет!» Мычащее важное стадо Бредет луговиной в лес. И сердце до боли радо Покою родимых мест. Невольно вспомнилось море. И я, отпускник матрос, Горжусь, что в морском дозоре Бдительно вахту нес!

Сестра

Наш корабль с заданием В море уходил. Я, ж некстати в госпиталь Угодил! Разлучась с просторами Всех морей и скал, Сразу койку белую Ненавидеть стал. Думал, Грусть внезапную Как бы укротить? Свой недуг мучительный Чем укоротить? — Жизнь! — Иронизировал, — Хоть кричи «ура»! Но в палату шумную Вдруг вошла сестра. — Это вы бунтуете? — В голосе укор. Ласковей добавила: — Сделаем укол. Думал я о чуткости Рук, державших шприц, И не боли — Радости Не было границ…

Море

Вечно в движении, вечно волна (Шумны просторы морские), — Лишь человеку покорна она, Сила суровой стихии. К морю нельзя равнодушным быть… Если, настойчиво споря, Ты говоришь: «Не могу любить!» — Значит, боишься моря!

Поэзия

Сквозь ветра поющий полет И волн громовые овации Корабль моей жизни плывет По курсу к демобилизации. Всю жизнь не забудется флот, И вы, корабельные кубрики, И море, где служба идет Под флагом Советской Республики. Но близок тот час, когда я Сойду с электрички на станции. Продолжится юность моя В аллеях с цветами и танцами. В труде и средь каменных груд, В столовых, где цены уменьшены. И пиво на стол подают Простые красивые женщины. Все в явь золотую войдет, Чем ночи матросские грезили… Корабль моей жизни плывет По морю любви и поэзии. 1959

ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ

Анатолий Мартюков. «Детдом на берегу»

Село Никола стоит на зеленом речном пригорке. Сухие луговины и главная улица вдоль всего села: от моста под горкой — до школы у соснового леса. Украшает село березовый сад. В саду — двухэтажная белая больница. Грачиные гнезда, птичий гвалт, стареющие березы…

Первое — я заметил — не стало на пригорке детского дома. Рассказали, что от ветхости здание уже накренилось, и высокое, в два этажа, наше былое жилище разобрали на дрова… Иду и вижу перемены. Школа стала десятилеткой. На пустыре торжествует Дворец культуры, домов в селе прибавилось, выросли мои товарищи.

Вперед, вперед… А мысли назад возвращаются, в детдом на берегу…

Я смутно помню Позднюю реку, Огни на ней, И скрип, и плеск парома, И крик «Скорей!», Потом раскаты грома И дождь… Потом Детдом на берегу…

Память и воображение Николая Рубцова спустя годы воссоздали эту картину. Но только грозы в ту пору уже затихли. Серая осень застыла в холодных водах реки, под сетью дождя пестрела мокрой листвой на дороге.

Вдруг голоса откуда ни возьмись! Топот за окнами и хлопанье двери.

— Зажигай свет, баба Сима, — раздался голос воспитательницы.

Няня-старушка (дети и взрослые — все называли ее «баба Сима») сидела на табуретке у глухого простенка. Она дремотно привстала, не понимая, зачем нарушили покой детской спальни.

…Лица няни уже не представить, а голос все слышится. Легкий, настороженный какой-то, ее разговор привлекал нас необычайно. То сказки со страхом, то, было, и случаи она рассказывала, непроизвольно меняя интонацию. Имитировала голоса и Василисы Прекрасной, зверя-людоеда, и шорохи травинок в поле. И ребячьи сны были продолжением сказок. А баба Сима придвигала еще две-три табуретки и засыпала сама. Засыпала ли? Утром она уже неугомонно тормошила наши сны. Легко было вставать на добрый голос бабы Симы…