Последняя поэма

и без кошки тишина.

Кошка, лапочка родная,

ты с лисой одной красы,

от проделок не страдая,

знаешь хитрости лисы.

Вот и все лисы друзья:

вместо волка – друг собака,

заяц, кошка и медведь.

петушок им будет петь.

2004

Последняя поэма

Ты мне не снишься, просто рядом,

твоя улыбка и глаза,

а все проблемы камнепадом,

а все нападки – за глаза.

Но все соседи против пары,

у многих смех и икота,

а ты со мною как с гетерой,

и жизнь вся с нового листа.

Пусть дождь колотит по сусекам,

по крышам местных алкашей,

судьбы моей видны успехи,

и стуки медные грошей.

Но я не буду против пары:

против себя, против тебя,

и струны дождика – гитара,

и я живу тебя любя.

Мир привыкает к нашей паре,

и солнце светит иногда,

мы не идем в любовь в угаре,

мы просто рядом, как всегда.

Колышет ветер занавески,

колышет дождь любовь мою,

но доводы для жизни вески,

о счастье с милым я молю.

Тебя я долго отвергала,

и не пускала просто в дом,

тебя гоняла как шакала,

но не виновен ты уж в том.

Ты так стучал – я не пускала,

ты так звонил, а я молчок.

И не было зубов оскала,

но дверь закрыла, я – крючок.

И ты ушел ходить по лесу,

ходил сквозь ели без дорог,

страдания все были к месту,

ты без меня в лесу продрог.

Был две недели ты в метание,

на телефоне лишь слова,

все о любви почти сказания,

и где-то корчилась молва.

Устал любить березы, ели.

Дрозды в лесу не соловьи…

И мне гонения надоели,

а ты устал искать любви.

Ты позвонил: "Я скоро буду!"

А я сказала: "Приходи!"

А что сказать соседям, люду?

Но не тебе ведь: "Уходи".

И ты пришел, как не бывало:

обид, гонений и звонков.

Ты лег со мной на покрывало,

ушел в любовь. Ты был таков.

Забыли вечер, ночь и утро,

устали сами от себя.

Но встали бодро, и как будто,

всю ночь не корчились любя.

Вот тут мы вспомнили о загсе,

а ты пошел и взял квиток.

Переболели чувством завтра,

сегодня шел супругов ток.

Вот паспорта, и вот бумажка,

квиток оплаченной любви.

И наше имя как Ромашка.

Бред помолчи, в судьбу зови.

А после загса снова мысли,

мы думали одеться, где

мы от злословия отмыты,

наряды смотрим мы везде.

Берем журнал, что в загсе дали,

листаем моду всю подряд,

на счастья судьбы загадали,

теперь мы ищем лишь наряд.

А кольца мы уже купили:

два одинаковых кольца.

Торговлю мы не удивили,

а кольца так, для образца.

Проходит день, берем костюмы:

тебе весь черный с полосой,

Себе найти – сплошные дюны,

нашла пиджак – я в нем лисой.

Все платья против счастья в загсе.

Найти наряд? Нет, не найти.

Пройди хоть все в тряпичных залах,

спокойно можно мне уйти.

А башмаки – все остроносые,

их модельерам на носы,

а если носики курносые,

то не налезут на усы.

На полках встала глупость моды,

она для моды не впервой,

и не найти в коробках брода,

от узкой обуви хоть вой.

Не все невесты – худощавы,

не все худые и с ноги.

Эй, кто над модою вещает,

не с той ведь встали вы ноги!

Я пропускаю мысли с модой,

у них худышки на уме,

помою лучше ложки с содой,

пора подумать о еде.

А, где нам встретить люд великий?

Куда согнать своих врагов?

Где посмотреть на женщин лики?

Ведь праздник – таинство веков!

Врагом мне стала вдруг подруга,

она пошла против меня,

и не нашла мой выбор другом,

и говорит: "Он – не родня".

Восстала мама против загса,

чуть не надрала молодца.

Вражды вращают люди вальсы,

а мне не пить любовь с лица.

Решила я позвать поэтов,

собрать их летом не с руки.

Мы остановимся на этом,

приходят трудные круги.

Потом прочту для всех поэму.

Потом, потом, но не сейчас,

останемся вдвоем на схеме,

пока идет наш трудный час.

А час труднее с каждым часом,

прибиться плотно нелегко,

в своих болезнях люди асы,

но от людей мы далеко.

Смириться с чьей-то надо болью,

ты будешь муж, почти родной.

Мы проживем ведь рядом столько,

пока не скажет кто-то: "Ой!"

Твои болезни – стали наши,

твои проблемы – груз проблем.

Испить болезней чью-то чашу?

Но человек бывает смел.

Потом нет, нет, мы осмелели.

Мы стали вместе горе пить,

пока совсем не заболели…

А, может, нам к врачам сходить?

Эй, где вы пары первогодки,

их в загсе видно за версту,

им и письмо – перегородки,

в заявлениях грусть прочту.

Все что-то правят, не согласны,

чужое имя брать – своим.

Его фамильное всем ясно,

а будет скоро уж твоим.

Труднее нет любви задачи,

но до нее как до луны,

еще побудешь просто прачкой,

и приготовишь ты блины.