Последняя реликвия
Шрифт:
— Оно в самом деле золотое?
— Из самого чистого золота, — заверил Гавриил. — А у драгоценного камня есть еще то особенное свойство, что если долго будешь в него вглядываться, увидишь лицо своего суженого.
Девушка засмеялась:
— Ну, так и быть, я возьму кольцо. Подожди немного здесь, а я попытаюсь уговорить барышню сойти вниз.
Она осторожно закрыла дверь, задвинула засов, чтобы нищий не смог войти без разрешения, и поспешила к барышне.
В мгновение ока служанка взлетела по лестнице на второй этаж.
— Добрая барышня, — склонилась
— Какое мне до этого дело? — холодно ответила Агнес; она сидела перед зеркалом, делая вид, что примеряет украшения. — Если он достоин сострадания, накорми его, и пусть уходит своей дорогой.
— Это я и хотела сделать, — запинаясь, сказала девушка, — но тот, что ожидает внизу, какой-то совсем особенный нищий.
— Что же в нем такого особенного? — недовольно повела плечом Агнес.
— Он ни от кого другого не хочет принять подаяние, как только из рук самой барышни.
— Вот как! Особенный — ты права. Но если он такой наглец, скорее прогони его!
— Милая барышня! — умоляюще сказала девушка, и лицо ее побледнело. — Будьте милосердны к этому бедному человеку. Он говорит, что знавал и лучшие дни, что сам был когда-то господином. И я верю ему. Стоит только взглянуть на него, чтобы в это поверить: высокий, статный… и уверенный взгляд….
— Какие-то сказки ты мне рассказываешь, — недоверчиво улыбнулась Агнес.
— Нет, совсем не сказки, барышня. Сейчас он тяжело болен и уверяет, что не сможет выздороветь, если только какая-то невеста не скажет «нет», — ох, я глупая, что я говорю! — если милостивая барышня не даст ему поцеловать свою благородную руку.
— Что за глупости ты действительно болтаешь! — сердито оборвала ее Агнес, втайне радуясь тому, что внезапный румянец, заливший ее лицо, можно объяснить вспышкой гнева. — Оставь меня в покое и поступай со своим нищим, как хочешь!
— Милая барышня!.. — все не теряла надежды служанка; так уж, видно, не хотелось ей расставаться с кольцом.
— Иди, иди! — Агнес показала на дверь.
Девушка, всхлипывая, вышла из комнаты.
Но Агнес тотчас же ее догнала:
— Почему ты плачешь?
— Ох, дорогая барышня, мне так жалко этого бедного человека. Ему, должно быть, немало тягот пришлось снести.
— Неужели ты плачешь только от жалости к нему? — недоверчиво спросила барышня; Агнес хорошо понимала, что служанка лукавила чуть-чуть.
— Да, мне его жалко. У него такие выразительные — большие, глубокие, черные, как уголь, глаза, что… что…
— Ах вот оно что!.. — засмеялась Агнес. — Ну, если у него такие красивые глаза, тогда мы пойдем и посмотрим. Вели ему подождать минуту…
Агнес взяла со стола листок бумаги, завернула в него золотую монету и вслед за служанкой спустилась вниз.
Нищий до земли поклонился барышне и начал взволнованным голосом излагать свою просьбу.
— Я все знаю уже про тебя, нищий, — перебила Агнес и сунула завернутую в бумагу золотую монету в руку Гавриила. — Моя служанка очень просила за тебя. И я не могу ей отказать.
Без
дальнейших просьб нищий схватил ласковую, щедрую руку и прижался губами к ее шелковистой, мягкой коже. Это был горячий, долгий, жадный поцелуй и… гордая барышня, к великому изумлению служанки, ему не противилась. Но барышне все же пришлось силой отнять свою руку, так как нищий, казалось, совсем забыл, что ее надо выпустить.— Ты теперь выздоровел, я надеюсь? — спросила Агнес взволнованно задрожавшим голосом.
Нищий выпрямил свой могучий стан, расправил широкие плечи; на его исхудалом лице и в самом деле как будто заиграл здоровый румянец.
— У меня такое чувство, добрая госпожа, словно я испил из самого источника здоровья, — признался он с воодушевлением. — Знахарка мне правду сказала: чудодейственной силой обладает рука милостивой барышни.
— Я очень сомневаюсь в этой чудодейственной силе, — сказала Агнес с улыбкой. — Думаю, что в этой бумажке скрыта гораздо более могучая волшебная сила.
— Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность милостивой барышне, — склонился в низком поклоне Гавриил. — Да благословит барышню Мённикхузен Бог и да пошлет ей поскорее такого жениха, которому она перед алтарем с радостью скажет «да»!..
— Не благодари меня так горячо и не благословляй, — сказала Агнес с суровой серьезностью, оглядываясь при этом на служанку. — Свою благодарность ты лучше всего выразишь тем, что впредь не будешь лениться и нищенствовать, а постараешься жить честным трудом. Иди с миром!
Нищий еще раз низко поклонился и вышел из дома. За углом он быстро развернул бумажку и прочел: «Садовая калитка с улицы, налево от ворот, в полночь будет открыта. Ночного сторожа угостят свадебным пивом».
Гавриил, обронив счастливую слезу, поцеловал бумажку и золотую монету и, окрыленный, стал поспешно спускаться с Тоомпеа…
Агнес весь вечер не выходила из комнаты. Около девяти часов барон Мённикхузен сам навестил дочь и нашел ее спокойно спящей в постели.
Свет его свечи разбудил Агнес, она открыла глаза и спросила:
— Это ты, отец?
— Да, я, — ответил Мённикхузен. — Как твое здоровье, моя дорогая?
— Я здорова как будто, но все еще чувствую усталость и слабость…
— Завтра встанешь?
— Надеюсь на это.
— И отпразднуем свадьбу?
Агнес печально покачала головой:
— Прости меня, дорогой отец! Я знаю, что тяжко виновата перед тобой. Видит Бог, я не питаю никакого зла к юнкеру Рисбитеру, но стать его женой не могу.
— Подумай о том, что я дал ему слово! Еще не было такого, дочка, чтобы Мённикхузен слова своего не сдержал.
— Я думаю об этом и всем сердцем скорблю, что ты должен из-за меня нарушить свое слово, но… я не могу иначе.
Когда Агнес произносила эти слова, на лице ее отражалась подлинная душевная боль. Но, быть может, вызывалась она тем, что Агнес, всю свою жизнь до глубины души презиравшая уловки и обман, сейчас была принуждена притворяться перед любимым отцом и прибегать к этим самым уловкам и обману.