Последняя Тайна Поля Гогена

В полутёмном углу слева я заметил человека, одетого в ирландский трикотаж. Он прислонился головой к огромной пивной кружке, изображённой на витраже бара. Я не видел его глаз. Тень падала на верхнюю часть его лица. Зал был покрыт полумраком. Только бар был освещён отдельными пятнами света, что создавало впечатление спектакля под маленькими прожекторами. Заметив, что я вошёл в зал, патрон, а я думаю, что это был именно он, включил свет. Яркое освещение после нескольких миганий залило помещение из двух параллельных рядов неоновых ламп.

Большое пространство тут же превратилось в зал ресторана. Столовые приборы уже стояли на белых скатертях, только посетители не торопились занимать свои места.

Я подошёл к мужчине, уткнувшегося в окно. Только в этот момент я понял, что не спросил его имени.

Стоя перед ним, я представился:

– Я – Франк.

Он встал так неуклюже, как если бы из плохо собранного деревянного стула вывернули все шурупы.

– Доктор Шнебель. Присаживайтесь, пожалуйста.

Его тихий голос был поглощён белыми стенами большого зала. Затем наступила пауза, как будто он не знал, что говорить. Наконец, чисто механически он сделал знак присесть и продолжил:

– Вчера я говорил по телефону с вашей подругой Клэр, я не был уверен, могу ли я вас побеспокоить.

Он перевёл дыхание. Похоже, его сердце начало биться слишком быстро.

– Я оперировал её, пять, нет, шесть лет назад. Она смогла продолжать летать. Именно она предложила вам позвонить.

Я смотрел на него молча. Его исхудалое лицо было сморщено. Глаза избегали моего взгляда. Он потерял уверенность в себе и походил на тень.

– Что произошло, старик?

– Она исчезла!

– Кто исчез?

Ему было трудно начать свой рассказ. Лицо исказили глубокие морщины.

– Моя дочь, ей пятнадцать лет. Я несу ответственность за неё после развода. Надо вам сказать, что моя жена интересуется только собой, любовниками или любовницами! До остального ей нет дела.

Гримаса отвращения перекосила его рот. В этот момент он был похож на печального клоуна, который будто потерялся в этом слишком большом для него мире.

– Вы, я думаю, предупредили полицию?

Он сделал возмутительный жест рукой, продолжая:

– Полиции бегство подростков не кажется чересчур серьёзным. Вы знаете, у меня никого нет кроме неё.

Я чувствовал себя слишком усталым, чтобы заняться его проблемой. Груз раскаяния, что пришёл сюда, повис на моих плечах. Я пытался побороть это чувство, но это ещё больше сковывало. На самом деле, мне было не интересно бегство его дочери, поэтому я ответил машинально:

– Я не думаю, что могу сделать что-то лучше, чем полиция, – сказал я прямо глядя в глаза.

Он поднял голову. Это был человек вполне успешный, но сейчас абсолютно уничтоженный. Его лицо напоминало гипсовую маску, внезапно покрывшуюся возрастными трещинами, а остекленевшие глаза выдавали сильно подпитого человека. Не осталось даже фасада, так говорят о роскошной внезапно обветшавшей вилле.

– В действительности, я не вижу, чем я мог бы вам помочь?

– Клэр мне сказала, что вы всегда справляетесь с трудностями. Конечно же, я предупредил полицию, но я не слишком полагаюсь на неё. Если бы вы меня выслушали, возможно у вас появились бы идеи. Я могу вам заплатить и хочу использовать всё возможное, чтобы найти её.

– Я слушаю вас, расскажите всё, что произошло…

Тип глотнул побольше воздуха, как ныряльщик после длительного погружения, выпрямился и начал свой рассказ.

– В среду, она уехала в лицей. Надо сказать, у неё там хорошие результаты. Она обещала вернуться к шести часам, как всегда. С тех пор я ничего о ней не знаю. Я поехал в лицей поговорить с её преподавателями и одноклассниками. Никто её не видел. Её не было в школе с самого утра. С того времени я в неведении уже четыре дня!

– Вы часто ссорились?

– Нет, у нас не было привычки ругаться, после того, что она пережила из-за матери…

– Следовательно, она не у матери!

– Она её не видела уже больше месяца. Я искал везде, у друзей и подруг, никто не знает, где она.

У бедного отца был такой жалкий и подавленный вид, что я всё же решился взяться за дело:

– Я могу осмотреть ваш дом, её спальню?

Вздох облегчения снял груз внутреннего напряжения. Он задышал с открытым ртом, как дайвер, вынырнувший на поверхность мутной реки.

– Если хотите. Но она ничего не взяла с собой, ни одежды, ни обуви, ничего.

* * *

Подгоняемый яростным ветром, дождь сплёл на витрине ресторана паутину из струек воды. На другой стороне дороги смутно просматривался городской парк отдельными пятнами деревьев и газона сквозь эту пелену. Свет от фонарных столбов дрожал, предвещая смерть, а освещение вывески «Сельтик» напоминало бледность зеленоватого савана.

Я сел в машину, немного подождал и затем последовал за машиной хирурга. Он вёл машину быстро, слишком быстро, словно хотел избавиться от проблем настоящего, обретя душевный покой прошлого. Он резко тормозил на поворотах, а задние фонари освещали дорогу тревожными красными метками. Так мы ехали один за другим минут двадцать под струями сильного дождя. Вдруг он замедлил ход и въехал в открытые деревянные ворота. Я припарковался возле его машины. Это была вилла в форме куба, довольно богатая, с необычным входом в виде веранды из алюминиевого каркаса. Вдали был слышен беспрерывный шум прибоя.

– Следуйте за мной.

Он толкнул металлическую дверь, и мы вошли в тёмный зал, украшенный хорошими картинами. Освещённые маленькими лампами, картины играли разными цветовыми оттенками. Металлическая лестница привела нас на второй этаж в огромную гостиную.

– Живопись – моя страсть, люблю открывать неизвестных художников. Мы с дочерью часто посещаем выставочные залы.

Воспоминание о пропавшей дочери взбудоражило его память, и его челюсть начала дрожать.

– Хотите выпить?

– Я предпочёл бы съесть что-нибудь.

– Я вернусь через пару минут. Устраивайтесь удобнее.

Он указал на глубокие черные кожаные кресла в большой гостиной. Как только он исчез на кухне, я приятно устроился в кресле и огляделся вокруг. Это был роскошный зал, но пустой и бездушный, в центре которого находился большой камин чёрного мрамора. Огромный телевизор висел на голубой стене, обитой шёлковой тканью. Свисающие с потолка мелкие прожекторы освещали полихромные картины. В глубине зала другая лестница поднималась на этаж выше. Рядом, незаметное в данном интерьере, стояло фортепиано, казалось, спавшее глубоким сном.