Последняя воля Нобеля
Шрифт:
Главный редактор решил выложить карты на стол.
— Знаешь, — произнес он, стараясь придать своему тону максимум непринужденности, — я думаю, что будет лучше для всех, если ты на какое-то время исчезнешь из редакции. Посидишь дома, пока не уляжется вся эта суета.
Анника Бенгтзон напряглась и положила шоколадку на стол.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросила она.
— Пока ты в редакции, здесь сохраняется нехорошая атмосфера. Коллеги не хотят тебя подставлять и ограничивают свои контакты с полицией, так как там могут подумать, что ты выдала какую-то запретную информацию. Если
Анника упорно смотрела на плитку, ковыряя пальцами фольгу.
— Ты очень мило все это обставил, — сказала Анника, не поднимая головы.
— Что? — спросил он, прекрасно поняв, что Анника имеет в виду.
Она рассмеялась, откинулась на спинку стула и посмотрела Шюману в глаза.
— Я понимаю, почему ты злишься. Ты не получил места руководителя Ассоциации издателей газет и думаешь, что это моя вина.
Анника снова рассмеялась.
— Да что я манерничаю? Это действительно моя вина. Это я заставила тебя опубликовать статью, где было сказано, что наши хозяева — стая лицемерных гиен. Понятно, что они пришли в ярость и отвергли твою кандидатуру. Ты меня увольняешь?
— Нет, конечно нет! — воскликнул Андерс Шюман, испытывая невероятное облегчение оттого, что ему не пришлось ничего объяснять. — Я правда очень серьезно отношусь к запрету на разглашение — это подрывает твое положение среди коллег. Все остальное я переживу, в том числе и недовольство хозяев. Это дело прошло без особого резонанса…
— Конечно без резонанса. Они просто были безмерно счастливы, утопив ТВ «Скандинавия».
Главный редактор пожал плечами:
— Общее мнение было таково, что демократия уцелеет еще без одного коммерческого американского кабельного канала. Я говорю о другом. Я хочу, чтобы ты побыла на каникулах, пока не утихнет этот шум.
— Я не уйду на каникулы. Я уйду в оплачиваемый отпуск. С сохранением доступа к архивам и базам данных, чтобы я могла работать дома со своего компьютера и пользоваться моим паролем. К тому же — десять бесплатных поездок на такси в месяц.
Андерс Шюман почувствовал почти физическое облегчение — все прошло гораздо лучше, чем он предполагал.
— С сохранением содержания и с доступом в архив и базы данных, — согласился он, — но без такси.
Анника пожала плечами и бросила на стол шоколадку.
— Я могу идти домой?
Анника сидела на своем стуле, застыв как статуя, когда шеф вышел и затворил за собой дверь.
«Черт, — подумала Анника, — не ожидала, что он это сделает. Не думала, что у него хватит духу вытащить меня из холодильника и сунуть в морозилку, с глаз долой. Но он это сделал, он на это решился».
Она сидела на стуле, чувствуя, что падает. Это было привычное ощущение, предшествовавшее обычно панической атаке и пению ангелов. Но, к удивлению Анники, ничего не случилось — она не упала в обморок, и ангелы молчали.
На самом деле это будет громадным облегчением — уйти отсюда на какое-то время, но тут же ей стало грустно. Она выпадет из контекста, потеряет жизненно необходимое чувство принадлежности к коллективу, принадлежности к сообществу.
Можно найти другой дом, подумала она, понимая, что вот-вот расплачется. Она собрала
в кулак волю, высморкалась в старую салфетку и подавила недостойную жалость к собственной персоне.Она вошла в компьютер и стала просматривать файлы и папки. Все, что ей могло понадобиться, она отсылала в свой архив по адресу annika-bengtzon@hotmail.com.
— Что хотел от тебя Шюман?
В приоткрытую дверь просунулась голова Берит.
— Он отправил меня в бессрочный отпуск, — ответила Анника, тяжело вздохнув. — Хочет, чтобы я посидела дома, пока не уляжется этот скандал с терактом на банкете.
Берит вошла в комнатку и закрыла за собой дверь.
— Он объяснил причину?
— Он сказал, что вы, все остальные, чувствуете себя скованными, пока я нахожусь в редакции, — ответила Анника, изо всех сил стараясь скрыть горечь.
— Это всего лишь повод, — сказала Берит, — и ты это прекрасно знаешь. На каких условиях он отправил тебя в ссылку?
Анника снова вздохнула, и этот вздох больше походил на рыдание.
— Он отправил меня в оплачиваемый отпуск с сохранением доступа к архивам. И знаешь что? — Анника слабо улыбнулась. — Мне кажется, что это не так уж плохо. Я ничего не имею против того, чтобы немного отдохнуть. Весной мы переезжаем в Юрсхольм, я смогу спокойно собраться, организовать переезд, я смогу поработать над интересными материалами, не испытывая никакого давления. Это же неплохо, правда?
Берит улыбнулась подруге.
— Конечно, — сказала она.
— И знаешь, что еще? — заговорила Анника. — Деньги — очень полезная вещь. Я понимаю, что теперь вообще могу не работать, если захочу. Я могу сдать все свои архивные записи и заняться чем-то абсолютно другим — например, поступить в университет и изучить право или, скажем, русский язык.
Берит была единственным человеком, знавшим, сколько получит Анника. Точную сумму не знали даже Томас и Анна Снапхане.
— Тебе надо чем-то заниматься, — сказала Берит, — иначе ты сойдешь с ума.
— Кроме того, Томас, кажется, переходит на новую работу, — сказала Анника, — так что видеть его я буду еще реже, чем раньше. Он так преисполнился собственной важности, что того и гляди лопнет…
— Почему? — спросила Берит, потянувшись к плитке шоколада.
— Ты знаешь, что он работает с тем проектом о безопасности политиков совместно с Земельным советом и Министерством юстиции? Сейчас поговаривают о том, что он входит в группу разработки нового законодательства, регулирующего прослушивание телефонных разговоров, для Министерства юстиции. Не знаю, что из этого выйдет, но он уже развлекает всех наших знакомых историями о важности нового законодательства. Послушала бы ты, что он вещал в доме своих родителей в субботу.
Берит покачала головой:
— По всем признакам нам грозят весьма неаппетитные законы. Не хочешь пообедать сегодня перед уходом? Все-таки это будет наш последний обед в этом году.
— Сейчас, мне надо проверить, все ли я отправила..
Она просмотрела последние папки, отослала домой некоторые материалы о расследовании одного старого дела об убийстве и выключила компьютер. Порывшись в ящиках письменного стола, она вдруг поняла, что не хочет ничего отсюда брать.
Анника встала и подняла с пола сумку.