Последняя воля павших небес

После переезда на остров гостей у меня явно поубавилось, но, бывало, приезжали они в любой день недели, уже без воскресного графика, что у меня был в монастыре.

А новые гости были эдакой диковинкой не только для меня, но и для моей охраны. Однажды прохладным майским вечером к нам вместе с отцом Павлом пришёл самый настоящий иностранец, да только необычный. Это был француз средних лет, но не обычный, а карикатурный такой, словно из прошлых веков пришёл. Нелепый цветастый камзол голубого цвета, пышный парик белого цвета с кучей завитушек, а также его лицо было всё измалёвано белой пудрой. Шагал он непринуждённой походкой по тропинке и с улыбкой рассматривал весеннюю грязь вокруг.

Барон Бонье. Только имя его назвали и сказали помочь ему, как и остальным гостям, что я и сделал, после чего не видел эту персону больше никогда в своей жизни. Только в редких подколках на тренировках со стороны Андрея упоминалась внешность этого барона и всё на этом. Другие же гости были по большей части такими же иностранцами, но выглядящие вполне адекватно.

***

1885 год

Этот год мне запомнился несколькими важными событиями.

Во-первых, это крайне суровая зима, даже для России, из-за которой мне приходилось лечить монахов и охрану свою от обморожений и простуд, но это, по крайней мере, окончательно согнало собрание людей возле кремля.

Во-вторых, это приезд самого высокопоставленного человека в нашей стране, выше которого только сам Господь Бог. Александр Александрович Романов. Сам царь приехал ближе к апрелю, когда снег только начал подтаивать, и на роскошной карете проехался по Глебовскому мосту в сопровождении нескольких других карет с охраной, остановившись у самого массивного здания рязанского кремля, Успенского собора.

Тот день был немногим больше суетлив, чем любой другой. Вся моя немногочисленная охрана, включая Максыма и Андрея, впервые оделась в красивые строгие мундиры, а мне просто велели в свою робу облачиться. Царь решил спуститься к нам сюда в грязищи вместе с десятком военных. Снег ещё рано утром мы почистили, мне поблажек не делали, а потому гости в тёплых на вид шинелях прошлись прогулочным шагом, сначала по деревянному мостику через реку, а потом вышли к домикам, где уже мы встречали делегацию из Петербурга.

Каким я представлял себе нынешнего Царя?

Таким, каким мне его описали вояки из моей охраны — широкоплечим, мощным, с бородой и с зорким взглядом, в котором читалась какая-то невероятная мудрость. Таким он и оказался на самом деле. Не соврали, именно так и выглядел Царь Александр.

Что я ожидал от этой встречи?

Чего-то необычного, наверное. И так оно и случилось. Властным грудным голосом Царь заговорил первым, поприветствовал сначала солдат за моей спиной, которые построились в шеренгу, а после со мной. Отметив сперва мои волосы на голове фразой, «не соврали, светлый ты парень» и спросив зачем-то про мой возраст, Царь с серьёзным лицом кивнул, и мы отправились в заранее подготовленный дом, где прибрались и навели маломальский марафет.

В дом зашли Царь, я и несколько человек из его свиты. Людей из моей охраны в доме не было, как сейчас помню. Стулья уже были подготовлены неподалёку от растопленной печи, где мы и сели вместе с Царём. Был тогда у меня небольшой мандраж, ведь ко мне приехал сам Александр III, но на ходе самой процедуры это никак не сказалось. Уже всё было доведено до автоматизма. Ровно три минуты я ощущал сильное давление на кисть правой руки, пока Царь первым не разжал руку и удивлённо смотрел на свою ладонь, сжимая и разжимая кулак.

— И ведь правда… — перекрестился он тогда три раза рукой, которой держал меня во время лечения, после чего уже более ярким и живым взглядом посмотрел на меня. Казалось, что это был уже другой человек. — Господь не мог нас так оставить, я знал это, но не верил этому. Грех на мне за это большой, но не переживай, Сашка, — похлопал он тогда меня по плечу своими здоровыми ручищами на радостях. — Тебя тут мы не оставим…

***

Тебя тут мы не оставим…

Насторожила ли меня тогда эта фраза, брошенная царём на радостях?

Скорее, нет. Я сначала было подумал, что меня могут просто забрать отсюда в саму столицу, где меня использовали бы люди чутка поавторитетней и без поездок в провинции, но Царь в тот день уехал почти сразу же, ничего не сказав и не передав. Обидно было, но надежда умирала последней, поэтому я не заморачивал себе голову. Как я себя тогда запрограммировал: «Всё идёт так, как и должно идти».

Но, как говорится, всё шло через одно место, то есть через задницу.

По рассказам отца Павла, который и так неплохо схуднул за прошедшие года и моей охраны, прошлый год из-за непогоды выдался очень неурожайным, и наша страна довольно быстро катиться в пучину голода. Чего уж говорить, люди из моей охраны, которые периодически ходили в город за съестным, в последние пару раз, когда ходили, возвращались с пустыми руками. В городе реально с началом нового летнего сезона начался голод, а потому наша небольшая община частично перешла на охоту в местных лесах и на рыбалку, благо речка была под боком. И меня приобщили к этому, чтоб «без дела не сидел и учился у старших уму-разуму».

Всё это продолжалось вплоть до 13 августа 1885 года, пока меня ночью не разбудил крайне нервный Максым, который на моё удивление был одет, как при приезде Царя, и имел винтовку за спиной. Он приказал мне немедленно собираться, ведь меня уже ждёт экипаж.

На мои вопросы казак отвечать не стал, и вышел из дому. А я что? Быстро нацепил на себя всю имеющуюся одежду, крестик с себя я вообще никогда не снимал, собрал сумку с книгами и церковной одеждой и пулей выскочил из деревянного домика. Максым вместе с Андреем меня ждали у входа, откуда повели меня прямиком к выходу из территории кремля, где был уже непосредственно сам город, куда меня не пускали ни разу.

Помню то злосчастное утро. Солнце ещё не вышло, был полумрак. Всё имело такой холодно-синий оттенок, дул неприятный холодный ветер. Редкая трава под ногами была покрыта инеем, а у голых деревьев в этом году так и не распустились почки. Гнетущая атмосфера давила на сознание до тех пор, пока я не подошёл к трём каретам вдоль широкой улицы возле какого-то театра. Вокруг карет суетились люди в серых военных шинелях, это были люди из моей охраны, некоторых я даже узнал по лицам, а также были и незнакомые.

Без лишних вопросов меня усадили в карету посередине, где, помимо меня и двух моих казаков, уже сидел какой-то толстоватый священник с седой бородой, в чёрной утеплённой робе, и мы тут же тронулись в дорогу. Очень меня опечалило то, что попрощаться ни с кем из храма мне так и не дали, ведь в последние недели дела у братьев шли, мягко говоря, не очень хорошо, но с этим мне пришлось просто смириться.

На мой вопрос мне просто ответили, мол «времени нет».

Дорогу я помню плохо. Сначала мы ехали на карете по городу до вокзала, саму Рязань я даже и не вспомню, ведь окна кареты были зашторены, после сели уже на поезд, где заняли целый вагон. На вопросы мои не отвечали, либо же не могли найти ответа. Максым знал лишь то, что мы в экстренном порядке направляемся в Петербург по приказу самого Царя Александра, а ответственным за мою сохранность стал настоятель одного из соборов Петербурга по имени Анатолий. Почему он? Казаки не знали.

Сам Анатолий разговаривать не собирался с нами, твердя постоянно:

— Не велено вам знать.

— Всё узнаете по приезду.

— Руки свои никуда не совать.

— Никого не лечить без моего на то разрешения. Понятно?

Делали мы тогда пересадку и, вроде как, даже и не одну в дороге, меняя поезда, но в один момент меня разбудил Андрей, тряся за плечо и сообщая о прибытии в столицу.

По столичному вокзалу, куда мы тогда прибыли, ходили туда-сюда солдаты в уже знакомых серых шинелях, коих тут было даже больше, чем гражданских людей. Но осмотреться на таком большом вокзале мне не дали, к сожалению, а повели тут же на другую карету. Покинув здание вокзала с высоченными потолками и огромными люстрами, мы небольшой толпой вышли на какую-то площадь с выходом на несколько широких улиц в стороны.