Последствия
Шрифт:
Но что есть, то есть.
– Начнем заседание, - говорит Рей.
Джом Барелл кашляет и вновь обретает способность видеть. Где он? Что случилось?
Воспоминания возвращаются столь же быстро, как и несущаяся недавно ему навстречу земля. Падение. Охваченный пламенем транспортный корабль. Его солдаты, один за другим превращающиеся в ничто словно по мановению руки некоего безжалостного божества. И он сам, с распростертыми крыльями, подхваченный воздушным потоком. Ниже - Дурс. Выше - Польничк. Дурс погибает от лазерного выстрела. Ветер корежит и ломает
Джом вспоминает, как в следующее мгновение холодный порыв ветра грубо отшвырнул его в сторону. Пролетев за несколько секунд около тридцати метров, он ощутил, как крылья теряют опору, и начал беспорядочно кувыркаться. Сознание покинуло его, вернувшись уже ближе к земле, когда внизу стал виден город. Он снова развел руки, чувствуя, как его подхватывает ветер...
Падая, он врезался в борт небольшого фургона, а потом заполз под деревянный навес, под которым валялись охапки сена и фруктовая кожура - остатки трапезы какого-то домашнего животного. Там он и провалился во тьму, успев подумать, что умирает.
Но он жив.
Жарко, словно в пасти у ранкора. Джом срывает маску и бросает ее на землю, затем пытается встать, но руку, словно электрической дугой, пронизывает боль от запястья до плеча. Он не может даже сжать кулак. Конечность внутри углеродоукрепленной брони не слушается.
Она сломана.
"Чтоб тебя".
Он тянется к привязанной за спиной винтовке, рассчитывая воспользоваться ею как костылем...
Винтовки нет.
"Дважды чтоб тебя".
Видимо, она свалилась при падении - или приземлении. Перекатившись на бок, он встает на колени, опираясь на здоровую руку, и...
Подняв голову, видит сквозь заливающий глаза пот белые сапоги стоящих рядом штурмовиков. Их трое. Бластеры нацелены на него.
"Трижды чтоб тебя, для полного счета".
– Привет, ребята, - говорит Джом сквозь зубы.
– Не жарко вам?
– Не двигаться, - бросает один штурмовик.
– Встать, - приказывает второй.
Идиоты.
– У меня не получится и то и другое сразу, - объясняет Барелл.
– Я всего лишь один, а не трое, как вы, прекрасные солдаты, могли...
С этими словами он разворачивается и выбрасывает вперед ногу, ударяя пяткой по поддерживающему деревянный навес столбу. Столб с треском ломается, словно перебитая кость, и крыша обрушивается вниз. Глиняная черепица сыплется на штурмовиков, которых теперь отделяет от него деревянная платформа.
Не теряя времени зря, он вскакивает, превозмогая боль, и с силой толкает крышу плечом. Штурмовики с грохотом валятся на землю, оказавшись в ловушке под навесом. Джом забирается сверху и несколько раз подпрыгивает, но тут же замечает какое-то шевеление с краю - один из штурмовиков пытается вылезти, держа в руке бластерную винтовку.
Присев, Джом выхватывает у солдата оружие.
– Эй!
– кричит тот.
– Вот тебе и "эй", - яростно шипит Барелл и встает, опираясь на бластер.
Затем он начинает стрелять в деревянную крышу, усеивая ее выжженными дырами. Летят щепки. Из отверстий поднимается дым. Штурмовики перестают сопротивляться и больше не подают признаков жизни.
Поморщившись, Джом сплевывает и сходит с крыши.
Пора выдвигаться.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Они идут по городу. Трудно скрыть свое лицо
на улицах Мирры, особенно в жару - о плаще не может быть и речи, а маска на лице утопит тебя в собственном поту. Пришлось обойтись вуалями - у Норры она белая, закрывающая нос и рот, у Джес вуаль окутывает всю голову, черная как ночь. Хотя шипы на голове она почти не скрывает.Навстречу им шагают двое штурмовиков.
Откуда-то сзади прямо в одного из штурмовиков летит плод джогана. По белому шлему стекает пурпурный сок, смешанный с бледными семенами. Оба разворачиваются, подняв бластерные винтовки.
– Кто это сделал? Кто?
– Покажись!
Но никто не показывается. Выругавшись, двое имперцев идут дальше.
Джес и Норра плотнее натягивают на лица вуали и быстро переходят на другую сторону оживленной улицы. Их никто не замечает.
Норра настолько напряжена, что опасается за собственные стиснутые изо всех сил зубы. Она пытается расслабиться, но ей кажется, будто любое неверное движение может обрушить весь их план.
– Все у нас получится, - подбадривает Джес.
– Думаешь?
– сомневается Норра.
– Что-то я теперь не уверена.
– После того, что мы только что видели? Лично у меня затеплилась надежда. Так, пришли. Вон лавка твоего сына.
Лавка Теммина. "Когда-то это был мой дом", - думает Норра, но не говорит этого вслух.
Изнутри доносится грохот, звуки ударов металла о камень. Где-то за дверью завывает мощная дрель. Норра чувствует, как вибрирует под ее ногами земля.
– Ты точно не хочешь, чтобы я пошла с тобой?
– спрашивает Норра.
Джес разминает пальцы на руках.
– Там и без того слишком много народу. Ты будешь только мешать.
– Спасибо за доверие.
– Ты - пилот. Я - охотница за головами. Каждому свое.
– Что ж, ладно. Если что - буду рядом.
Кивнув, Джес шагает вперед с бластером наготове. Дверь в лавку Теммина с шипением открывается. Охотница входит внутрь, и дверь за ней задвигается.
Звук дрели стихает.
Его сменяет чей-то крик. Ее заметили.
Затем крик обрывается.
Грохот. Глухой удар. Выстрел из бластера. Снова грохот. Еще три быстрых выстрела подряд. Кто-то скулит от боли. Опять выстрел. Скулеж смолкает столь же быстро, как и начался.
Идут секунды.
Дверь снова открывается.
На пороге стоит Джес. Из носа стекает темная струйка крови, губа рассечена. Зубы тоже в крови.
– Все чисто, - подмигивает она.
– Пошли.
– Отставить!
– рычит Синджир, глядя на нацеленные ему в лицо две бластерные винтовки. Он высоко поднимает голову и ухмыляется: - Вы что, не знаете, с кем имеете дело? Никто вам обо мне не сообщил?
Двое штурмовиков озадаченно переглядываются, словно говоря: "Это что, какие-то джедайские штучки?"
За спиной Синджира, в узком переулке, поспешно проходят жители Мирры - семенящий даг, две женщины с бельем, угнот верхом на шее иторианца.
А за спиной штурмовиков - дверь.
Она ведет внутрь местной станции связи - трехэтажного куполообразного здания с высокой, хотя и покосившейся, антенной на крыше. Антенна выглядит не особо впечатляюще - на нее не то что не взберешься, на ней даже толком не повесишься. В грозу она наверняка раскачивается из стороны в сторону, словно осуждающий палец.