Последыш IV

Он, и в самом деле, решил не страдать фигней, и, если так ляжет карта, не миндальничать и не играть в благородство, а начать первым. Войти во дворец – не проблема. Вдвоем с Ульрикой они быстро вырежут всю охрану, возьмут императора и уйдут с ним к себе в Усть-Углу. Вопрос мог возникнуть с одной лишь Ульрикой, - согласится ли?
– но что-то подсказывало Ингвару, что больше она ему никогда ни в чем не откажет. Уверенность эта зиждилась на позиции сразу двух богинь, спорить с которыми Ульрике никак не с руки. Так что, в случае войны, пойдет с ним, никуда не денется.

– Ох, Менгден! – покачала головой Мария, - еще немного и начнешь вить из меня веревки.

– Прямо-таки!

– Или около того, - улыбнулась женщина. – Только не пори горячку, Инг. Ты у нас конечно мужчина хладнокровный, нордически выдержанный, но я заметила, что иногда тебя заносит. Так вот не надо торопиться. Если что, сначала разберись, задай вопросы, выслушай ответы, и только если не будет другого выхода, руби по живому. И вы, подруги, проследите, чтобы наш муж и господин не наделал сгоряча глупостей.

– Умная ты, Маша, - поставил Бармин Марию на ноги. – Просто страсть. И это я не шучу, говорю на полном серьезе. Умная! Вы все тоже не дуры, - улыбнулся, взглянув на Елену и Ольгу, - но по-разному. И это хорошо. В разнообразии наша сила.

– А сейчас, - добавил не без сожаления, - Нам всем пора привести себя в порядок и идти на завтрак. Не хотелось бы опаздывать, да и день впереди длинный, дел столько, что мне уже страшно!

Это он, разумеется, пошутил. Как ни странно, страшно ему не было. Вообще, с этим делом получалось достаточно интересно: со времени превращения в Ингвара Менгдена Игорь Викентиевич изменился не только внешне, но и внутренне, имея в виду стиль мышления и всю эмоционально-волевую сферу. То есть, тело-то изменилось сразу и бесповоротно, поскольку местный парнишка ничем не напоминал прежнего «старика» Бармина. Ни возрастом, ни комплекцией, ни чертами лица, не говоря уже о цвете глаз и волос. А вот психика в то время оставалась у него все еще, по большей части, прежней. Однако время и опыт жизни в этом чудном новом мире довольно быстро избавили его от большинства возрастных и профессиональных комплексов также, как и от множества вредных привычек, сформировавшихся там и тогда, где и когда он был Игорем Барминым. Интеллигентские рефлексии, глупые и, по большей части, беспричинные страхи и беспочвенные опасения, разного рода сожаления о том и об этом, стеснительность по поводу и без, все это сначала умалилось, а потом и вовсе исчезло, перестав мешать жить, работать и воевать, и конечно же наслаждаться жизнью. И вот, что любопытно, страх, как чувство, исчез практически полностью. Это не значит, что Бармин превратился в бесчувственного голема, отнюдь нет. Напротив, сейчас, как никогда прежде, он отчетливо видел опасности и осложнения, которыми чреваты те или иные его действия, как, впрочем, и поползновения его заклятых друзей и непримиримых врагов. Видел, предполагал, искал способы противодействия и защиты, но вот бояться перестал. Страх ушел. Так что, если не лгать самому себе, - чего он давно уже не делал, - у Бармина изменилась не только внешность. Кардинально изменились также его психотип и темперамент. А внешность, к слову сказать, тоже не оставалась неизменной. Она менялась, поскольку переход случился в тело юноши, а парни в этом возрасте продолжают расти и изменяться физически, в особенности, если ведут активный образ жизни, занимаются спортом и хорошо питаются. За время, прошедшее после возвращения на Большую землю, Ингвар Менгден еще подрос, достигнув невероятных для Бармина 197 сантиметров. При этом он был не только высок, но и крепок телом. Широкоплеч, мускулист и пропорционально сложен. Сто десять килограммов костей и мышц без капли жира там, где его не должно быть. Жить с таким телом было гораздо проще, не говоря уже о том, что при виде Ингвара многие женщины моментально начинали исходить любовным соком и слюной даже при том, что видели его одетым. Что уж говорить о тех счастливицах, кому довелось видеть его голым.

Одним из развлечений, придуманных его женщинами еще при первом коллективном посещении бани, стали обсуждения их и его внешности. Фемины мерялись размерами и формой сисек, шириной и крутизной бедер, длинной ног и прочим всем, включая такие детали, упоминание которых в приличном обществе считалось не просто моветоном, но чем-то гораздо более предосудительным. Но точно так же, как они не стеснялись обсуждать себя любимых, они довольно-таки откровенно исследовали красоту своего мужчины. Даже личные предпочтения озвучивались типа того, что кому-то из них больше нравилась его задница и икры ног, а кому-то кубики на животе – восемь штук – и крепкие запястья. А вот скромница Дарена, пыхтя и краснея призналась, что влюблена в «маршальский жезл» их общего мужа и любовника. Ну, что тут сказать, объективно говоря, член у Бармина был действительно зачетный, но являлся ли он самой выдающейся чертой его внешности, это еще вопрос. Во всяком случае, Бармин полагал, что это не так, но женщины, похоже, думали иначе. И кто он такой, чтобы им возражать?

Выйдя из-под душа, Бармин ненадолго остановился перед зеркалом и посмотрел на себя, как бы, со стороны. Что тут скажешь, из зазеркалья на Ингвара смотрел великолепный экземпляр альфа-самца или, как говорили герои какой-то дрянной местной книжки, самца-нагибатора.

«Самец-нагибатор – звучит гордо!» - усмехнулся Ингвар и, взяв полотенце, принялся вытираться.

[1] Транс - ряд изменённых состояний сознания, а также функциональное состояние психики, связывающее и опосредующее сознательное и бессознательное психическое функционирование человека, в котором, согласно некоторым когнитивистски-ориентированным трактовкам, изменяется степень сознательного участия в обработке информации. Транс отличается от обычного состояния сознания направленностью внимания — при нём у человека образуется внутренний фокус внимания (то есть внимание направлено на образы, воспоминания, ощущения, грёзы, фантазии и т. д.), а не внешний, как при обычном состоянии сознания.

[2] От фразы «Всякому времени довлеет злоба его».

Глава 9(1)

Глава 9(1)

1. Шестое февраля 1984 года

Федор и Екатерина Северские-Бабичевы прилетели в Усть-Углу с детьми, В принципе, - то есть, исходя из заранее составленных планов на этот день, - Бармина ожидали сегодня исключительно рутинные дела. Но, не зря говорится, что человек предполагает, а боги располагают, и все, чему суждено случится, происходит, как минимум отчасти, по их воле. И, что любопытно, возмутителями спокойствия оказались две самых не похожих одна на другую женщины: его первая и пятая жены, от которых он, честно говоря, ничего экстраординарного никак не ожидал. Во всяком случае, сейчас, когда все с ними было понятно, а значит, нормально. Тем не менее, получалось, что на этот раз он ошибся в своих прогнозах.

Первой заявила о себе Дарена. Она пришла к нему в кабинет сразу после завтрака, проявив при этом недюжинную уверенность в себе и волю в достижении поставленной цели. Задавив на корню сопротивление его личного секретаря, юная супруга оторвала Бармина от дел, - он как раз изучал очередной финансовый отчет, - и потребовала, чтобы он «не отмахивался от нее, а поговорил, как со взрослой». Ингвар внутренне поморщился, но решил не обижать ребенка и предложил ей сесть в кресло, поставленное перед его рабочим столом.

– Я весь внимание! – сказал он, приглашая женщину озвучить претензии или что там еще могло у нее накопиться. Однако реальность превзошла все его ожидания.

– Я пришла сообщить тебе, что где-то через восемь месяцев ты станешь отцом, - сообщила Дарена ровным, невероятно спокойным голосом.

– То есть, ты беременна? – переформулировал Бармин полученное сообщение.

Вообще-то, вопрос деторождения в их семье ни разу пока не обсуждался. Ни келейно, - тет-а-тет между ним и кем-то из его жен, - ни в общественном пространстве. Единственным исключением, в этом смысле, являлась Ульрика Катерина, которая ради будущего ребенка, собственно, и вышла замуж за Ингвара Менгдена. Но даже с ней, Бармин этот вопрос ни разу после свадьбы не обсуждал. По принципу, природу не обманешь, и, если ей не мешать, то все случится, как случится, то есть, естественным порядком. Что же касается остальных его жен, то по умолчанию это являлось в данный момент прерогативой самих женщин, и он считал себя не в праве указывать, предохраняться им или нет. Хотят рожать, Лофн[1] им в помощь, а не хотят, так не ему их к этому принуждать. Молодые пока, могут еще погулять. И Дарена в этом смысле казалась ему первой, кто захочет оттянуться не по-детски, тем более, теперь, когда все у них с Ингваром, слава богам, наладилось, и она ощутила вкус настоящей жизни. Однако, похоже, этот прогноз не оправдался, потому что беременность одаренной аристократки случайной не может быть по определению. Нет, потому что не может быть никогда. Ну, если конечно девушка не полная дура. Но Дарена при всех своих недостатках настолько дурной явно не была.

– Ты прав, - между тем ответила на уточнение Ингвара женщина, - я беременна.

– В смысле, случайный залет? – решил он все-таки прояснить ситуацию.

– Я что похожа на дуру? – обиделась Дарена, которая чем дальше, тем быстрее превращалась в правильную женщину. Все-таки ее нынешний статус, война, в которой ей пришлось поучаствовать, но, более всего, общение с остальными женами Ингвара Менгдена делали свое дело. Она взрослела, избавлялась от тлетворного влияния «маменьки» и развивалась, получив наконец доступ к литературе и кинематографу со взрослым контентом. Язычество в этой связи оказалось для нее гораздо более удобной для развития формой существования, чем религиозное кликушество, в котором воспитывала ее родная мать. Ну, и свобода, разумеется. Свобода быть той, кем хочется быть, а не той, какой тебя хотят видеть другие.

– То есть, ты специально не предохранялась? – задал Бармин прямой вопрос.

– Я хочу ребенка! – Не без вызова заявила Дарена.

– Ничего не имею против, - успокоил ее Ингвар. – Напротив, мой друг, я счастлив. Уверен другие члены нашей семьи будут рады за тебя, за меня, да и за себя тоже. Ребенок – это прекрасно!

– Я тоже так думаю, - кивнула Дарена. – Но моя беременность в нынешней ситуации может оказаться непозволительной роскошью. У нас на носу война, а я даже помочь не смогу, с пузом-то!

Если честно, Бармин был удивлен. Он никак не ожидал услышать от своей младшей и, как он привык думать, недалекой жены такую речь. Ни по форме, ни по содержанию.

– У нас есть кому воевать! – успокоил он ее. – А вот рожать кроме тебя сейчас некому. Так что не волнуйся. Все в порядке.

– Я понимаю, - как ни странно, Дарена оставалась непоколебимо спокойной. Наверное, долго готовилась к этому разговору и точно знала, что и как скажет своему мужу. – Но пока я все еще в форме. И я хочу участвовать в подготовке к войне. Дай мне дело, Ингвар! Поверь, я справлюсь!