Послесловия
Шрифт:
Старая притча
С Начала на Земле о Смерти и не знали.
Все в добром здравии и мире проживали,
И не питались даже может быть,
Ведь слову съесть – синонимом – убить.
Так, не горюя, все безбедно жили,
Но вскоре Землю перенаселили.
И вот Решил Всевышний всех Созвать,
И, Ограничив Жизнь, года Раздать.
Позвал Осла, и Объявил ему Он так:
– Ты, безусловно, умник и чудак,
Улучшить всё, и всем помочь стремишься,
Со
Тебя Я людям в услуженье Отдаю,
И в 40 лет Определяю Жизнь твою.
Но люди всех умней себя считают сами,
А всех других людей – тупицами, ослами,
Которые не смыслят ничего,
А спорят от упрямства своего.
Им дар твой не дано, увы, принять,
Лишь будут тебя бить да погонять.
Осёл взмолился: «Коли так трудна дорога,
Помилуй, Господи, зачем же мне так много?»
Всевышний, Рассудив, Скостил ему года:
– Что ж, будь по-твоему, лишь 30 лет тогда.
Потом Коня с Волом Велел к Себе доставить:
– Над вами тоже будут люди править,
Всю жизнь вы будете то сеять, то пахать,
Возить людей, и грузы доставлять…
Вас будут бить, к работе принуждая…
– О, Господи! Зачем нам жизнь такая?!
Жизнь каждый покороче попросил.
Господь Подумал, и года Скостил.
Потом Собаку Он Призвал пред Очи.
– Для человека ты стараться станешь очень,
Ему вернее верного служить,
Но не всегда тебе в добре придётся жить.
Одни тебя в игрушку превратят,
И будут стричь, рядить в людской наряд…
Другие станут голодом морить,
Чуть не по-ихнему – ругать, нещадно бить…
А постареешь, выбросят скитаться,
Да по чужим помойкам побираться…
И жить ты будешь до полсотни лет…
– О, Господи! Помилуй! – пёс в ответ.
– Что ж мне так долго мучиться На Свете?!
– Ну ладно, – Бог Сказал, – Скощу года и эти.
Затем Он Обезьяну Пригласил,
И ей Своё Решенье Огласил:
Вы с человеком удивительно похожи,
Но он решит, что ты лишь строишь рожи,
За ним ты станешь повторять движенья,
Но это вызовет лишь смех и удивленья,
Чем больше будешь походить пытаться,
Тем более он станет насмехаться…
И длиться будет это всё сто лет!
Вскричала бедная: «О! Господи! О нет!
Зачем мне столько лет непониманья…».
– Что ж. – Бог в ответ, – Учту твои желанья!
И Человека Пригласил Он под конец:
– Ты будешь на Земле всему венец,
Тебе цветы все, и тебе все травы,
Моря и горы, реки и дубравы,
Тебе все краски бытия, все птичьи пенья,
И все животные тебе для услуженья…
Так двадцать лет тебе прожить пристало!
И возмутился Человек: «А что ж так мало?».
Господь, Усмешку Затаив, Сказал: «Ну что ж,
Коль этот срок тебе так не хорош,
Здесь
у меня излишки оказались,Бери года всех тех, кто отказались!»
Так Человек всю Жизнь и проживает
Он двадцать лет и горюшка не знает,
Всё для него, И всё ему в угоду…
Но невозможно обмануть природу.
Вступает он в ослиные года.
Мерещится ему, везде есть в нём нужда:
Вот он исправит всё, и станут его славить…
Он всех умней…. Но не пускают править.
Родители, и те, ему своё твердят,
И слушаться его, «хоть тресни», не хотят.
Потом он обзаводится семьёй,
И быт его уже совсем другой.
Заходят лошадиные года,
Теперь не в нём, а у него нужда.
Чтоб дом, и быт, и жизнь свою упрочить,
Он трудится уже и дни и ночи,
Лишь иногда, от красоты игривой,
Ещё пушистой взмахивая гривой.
Но наступает ряд воловьих лет,
И хвост облез, и гривы уже нет,
Ухода требуют квартира, дети, внуки,
И на работе «не помрёшь от скуки»,
На пенсию спровадить норовят,
А денег не хватает всем подряд.
Но сколько не держись, не удержаться,
Что остаётся? – Гавкать да кусаться.
Собачьих лет уже черёд настал,
Он выжат как лимон, и от всего устал,
Но внуки как ослы, и надо огрызаться,
Чтоб по чужим помойкам не скитаться.
Все видят в нём одни только изъяны,
Вот и настал он – возраст обезьяны.
Освоил интернет, смеются дети:
«Гляди, и старичьё полезло в сети».
Влюбился, снова всюду смех пошёл:
«На старости совсем с ума сошёл».
Любые его действия, желанья,
Встречают лишь стену непониманья.
И, как и все, уже он просит Бога:
«О! Господи! Зачем Ты Дал столь много»,
Но только Хочет Бог ему года Скостить,
Как снова начинает он просить:
«Дозволь, чтоб правнуков хотя б увидеть смог».
В Растерянности от него Сам Бог.
Так Человек живёт, за всех существ Планеты
Вбирая в Жизнь свою от Жизней Вех приметы.
Милый муж
Он мнил себя потомком Дон Жуана,
Не пропуская юбки ни одной,
Твердил жене: «Да я ж мужик! И странно,
Когда б с работы я спешил домой.
Ты – баба, значит дом – твоя забота.
И что ж, что ты работаешь как я?!
Лишь для мужчины главное – работа,
Для женщины – работа и семья!».
Его и увещали, и лечили,
Но месяц-два и он опять гулять,
А сколько раз мужья поколотили,
Уже и сам не мог он сосчитать.
Возможно, так бы всё и продолжалось,
Когда б на даче, в солнечный денёк,
Ему соседка вдруг не повстречалась,
И он бы не закинул свой крючок: