Посмертная маска любви

— У какого знакомого?

— Вроде бы из ваших кто-то… Вроде тот, что в ресторане работает, с лысиной. Он потер эту тачку и решил загнать ее по дешевке, а себе купил новую «ауди».

Меня как будто обожгло током: «Работает в ресторане… Загнал по дешевке… Новая «ауди»… Недавно я видел Ломакина на новой «ауди»…»

— Где обычно стояла машина?

— Когда в гараже, когда возле дома.

— Но ремонтировал-то он ее здесь?

— Здесь.

— Сам?

— Сам, конечно… Эдик свою машину никому бы не доверил.

Я помолчал, пытаясь осознать услышанное.

— Скажи-ка, Толя, а долго можно было вот так ездить с подпиленной сошкой?

Толик многозначительно почесал затылок:

— Да как повезет… Можно сразу же гробануться, а можно еще месяцок-другой покататься… До первого крутого поворота…

— Ясно…

Хотя мне было абсолютно ничего не ясно.

Молоточек застучал снова.

— Послушай, — сказал я Кэтрин как можно более беззаботным и равнодушным тоном. — А ты ведь тогда, в кафе, соврала мне, что не знала Ингу…

Мы нежились на пляже в Серебряном Бору. Кэтрин сидела в шезлонге, подставляя солнцу лицо. Ее глаза закрывали большие солнечные очки. Я не видел ее глаз, и это мешало мне разговаривать.

— Дорогой Сержи, — улыбнулась Кэтрин, не оставляя и доли секунды для подозрительной паузы. — Насколько я знаю русский, для корректной беседы рекомендуется применять глаголы «обманывать», или «лгать», или «сочинять», потому что «врать» — это грубая разговорная форма. Так меня учили в Иллинойском университете.

— Хорошо. Ты мне лгала? Сочиняла? Выдумывала? Забивала баки? Лила пулю? — начал злиться я. Что за привычка уходить от ответа!

— «Разводила турусы на колесах». Я помню это прекрасное выражение из учебника по русскому… Нет, я не врала тебе. Я просто не говорила тебе всю правду. Это разные вещи, не так ли?

— По-моему, это одно и то же, — сердито буркнул я.

Кэтрин снова едва заметно улыбнулась.

— Не злись, Сержи, — сказала она нежно. На горячее от солнца плечо легла ее прохладная рука. — Я не знала, как ты ко всему этому отнесешься. Я боялась, что ты не поймешь меня…

— А ты не боишься, что я не пойму, когда ты скрываешь от меня важные вещи? Ты ведь приходила в квартиру, где жила Инга, уже после ее гибели. И пыталась открыть дверь!

— Неужели ты шпионил за мной еще до нашего знакомства? — Тонкие брови вразлет гневно взметнулись вверх.

— «Шпионить» — это очень грубая разговорная форма, — передразнил я. — Я не шпионил. Я случайно узнал об этом от своего друга. Он видел, как ты пыталась открыть дверь.

— И что же он не остановил меня? Я надеюсь, твой друг не подумал, что я взломщица? — Кэтрин иронически усмехнулась. — Да, я пыталась проникнуть в квартиру, где жила Инга, не буду спорить.

— Зачем? — Мягко говоря, я был изумлен.

— Чтобы найти одну вещь, принадлежащую, кстати, мне.

— Какую?

— Тебе действительно важно это знать?

— Ну естественно, говори, не томи.

— Это кассета с записью.

— Какой записью?

— Записью встречи местной русской мафии и ее зарубежных представителей.

— ?

— Они разрабатывали новые пути транспортировки наркотиков из Таиланда в Америку через Россию, а также обсуждали возможности нелегальных поставок оружия и ядерного топлива. Это очень, очень важная кассета.

Я поднялся и сел на песок и изумленно смотрел на Кэтрин во все глаза. Ничего себе! Я нахожусь рядом с той бурной жизнью, которую наблюдал разве что с экрана телевизора! И я ничего не знаю об этом! А Кэтрин!.. Кэтрин, которая деловито стучит по вечерам на своей машинке, Кэтрин, которая с диктофоном разъезжает по Москве в поисках материала для своей газеты, красивая Кэтрин, которая вот сейчас лежит со мной рядом, нежная Кэтрин, которая, кажется, не сможет побороть и сонную осеннюю муху, тоненькая, хрупкая Кэтрин, которую я могу поднять одной рукой и держать так на весу хоть весь день, — эта Кэтрин борется с русской мафией! Ну и ну!

Очевидно, вид у меня был очень уж ошарашенный. Кэтрин рассмеялась своим мелодичным смехом:

— Похоже, ты удивлен, Сержи?

— Не то слово! — Мои глаза по величине, наверное, спорили с куриным яйцом высшей категории. — А откуда у тебя взялась эта кассета?

— Это мой профессиональный секрет, Сержи, — покачала головой Кэтрин. — И даже тебе я не могу рассказать.

— А почему она вдруг оказалась у Инги?

— Я думала, что она у Инги… Думала, потому что в сейфе Абалкина ничего не оказалось.

— У Сашки в сейфе? — У меня перехватило дыхание.

— Да, он хранил кассету у себя, потому что мою квартиру могут в любой момент обыскать, а меня убить. А у него был надежный сейф, и, кроме того, он был вне подозрений, ведь он работал на них. Ты не знал?

— Ну, кое о чем и я догадывался. — Я многозначительно кивнул — и мы не лыком шиты! — Так, значит, вот из-за чего его убили… Тогда при чем тут твои предположения о том, что его убрали из-за «коричневого» прошлого?

Кэтрин выразительно молчала, предоставляя обо всем мне догадываться самому.

— А если кассета все еще находится в квартире у Инги? — предположил я.

— Это я и пыталась узнать. — Кэтрин пожала плечами. — Но мне не удалось проникнуть в квартиру — ключи не подходили.

— Давай попробуем вместе, — загорелся я. — Со мной мы на сто процентов влезем туда!

— Уже не имеет смысла, — отрицательно качнула головой Кэтрин.

— Почему? — Мне страшно хотелось прослушать вожделенную кассету. Наверняка там будет маленький ключик к убийству Абалкина. А может быть, и к поджогу дома…

— Потому что те, кто охотился за ней, наверняка уже побывали в квартире Инги и все перерыли вверх дном. И нашли кассету.

— А если нет?

— Глупая трата времени. — Кэтрин опять откинулась в шезлонге и подставила лицо солнцу. Весь ее вид показывал, что она больше не расположена обсуждать эту тему.

Некоторое время я лежал спокойно, переваривая сказанное. Глаза механически следили за белым парусом серфера, который то ложился на воду, то опять вставал над темной гладью реки и несся по волнам, как крыло огромной птицы. Солнце слепило глаза и жарило, как в Африке.