Посмертные записки Пиквикского клуба
Шрифт:
После утешительных замечаний мистера Уэллера наступила короткая пауза. Затем мистер Бен Эллен, встав со стула, объявил, что никогда больше не увидит Арабеллы, а мистер Боб Сойер, презирая лестные заверения Сэма, поклялся жестоко отомстить счастливому супругу.
Но как раз в тот момент, когда страсти разгорелись и грозили остаться в таком состоянии, мистер Пиквик обрел могущественную союзницу в лице старой леди, которая, – по-видимому, весьма потрясенная той речью, какую он произнес в защиту ее племянницы, – рискнула высказать мистеру Бенджемину Эллену несколько утешительных мыслей в таком духе: пожалуй, в конце концов хорошо, что не случилось чего-нибудь похуже; чем меньше об этом говорить, тем скорее все уладится, и,
Наконец, когда об этом решении было заявлено раз пятьдесят, старая леди, внезапно выпрямившись и приняв величественную осанку, пожелала узнать, за какие такие провинности ей не оказывают уважения, подобающего ее возрасту и достоинству; и почему она должна просить и умолять своего собственного племянника, которого она помнит лет за двадцать пять до его рождения и знала лично, когда у него во рту не было ни единого зуба, не говоря уже о том, что она присутствовала при первой его стрижке и принимала участие во многих других чрезвычайно важных церемониях, и одно это дает ей право требовать от него любви, послушания и сочувствия до конца жизни.
Пока добрая леди распекала мистера Бена Эллена, Боб Сойер и мистер Пиквик удалились для конфиденциального разговора в соседнюю комнату, и там мистер Сойер, как было замечено мистером Пиквиком, прикладывался несколько раз к горлышку черной бутылки, под влиянием которой на его физиономии появилось беззаботное и даже веселое выражение. Наконец, он с бутылкой в руке вышел из комнаты и, выразив сожаление по поводу того, что свалял дурака, предложил тост за здоровье и благополучие мистера и миссис Уинкль, коих он, чуждый всякой зависти, готов поздравить.
Услышав эти слова, мистер Бен Эллен вдруг вскочил со стула и, схватив бутылку, откликнулся с такой готовностью на тост, что лицо у него почернело, как сама бутылка, ибо напиток отличался крепостью. Затем черная бутылка стала переходить из рук в руки, пока не опустела, вызвав столько рукопожатий и поздравлений, что даже металлическая физиономия мистера Мартина расплылась в улыбку.
– А теперь, – сказал Боб Сойер, потирая руки, – мы чудесно проведем вечер.
– Как ни досадно, но я должен вернуться в гостиницу, – возразил мистер Пиквик. – За последнее время я отвык от путешествий, и поездка чрезвычайно утомила меня.
– Не выпьете ли вы чаю, мистер Пиквик? – с покоряющей любезностью предложила старая леди.
– Благодарю вас, никак не могу, – отвечал сей джентльмен.
Дело в том, что возрастающее расположение старой леди и послужило главной причиной, побудившей мистера Пиквика удалиться. Он вспомнил миссис Бардл, и от каждого взгляда старой леди его бросало в холодный пот.
Так как мистер Пиквик решительно отказался остаться, то условились, по его инициативе, что мистер Бенджемин Эллен поедет вместе с ним к мистеру Уинклю-старшему и карета будет подана завтра к девяти часам утра. Затем мистер Пиквик распрощался и в сопровождении Сэмюела Уэллера отправился в гостиницу «Кустарник». Следует отметить, что физиономия мистера Мартина судорожно исказилась, когда он прощался с Сэмом и пожимал ему руку, и что он выжал из себя улыбку и ругательство одновременно. На основании таких симптомов те, кто был близко знаком со странностями этого джентльмена, заключили, что он чрезвычайно доволен обществом мистера Уэллера и добивается чести более близкого с ним знакомства.
– Прикажете занять для вас отдельный кабинет, сэр? – осведомился
Сэм, когда они прибыли в «Кустарник».– Нет, не стоит, Сэм, – отвечал мистер Пиквик. Я уже пообедал в ресторане и скоро лягу спать. Посмотрите, Сэм, есть ли кто-нибудь в комнате для торговых агентов.
Мистер Уэллер отправился исполнять поручение и вскоре доложил, что там никого нет, кроме одноглазого джентльмена, который распивает подслащенный портвейн с лимоном вместе с хозяином гостиницы.
– Я присоединюсь к ним, – сказал мистер Пиквик.
– Чудной парень этот одноглазый, сэр, – сообщил мистер Уэллер, шагая впереди. – Такой чепухи наболтал хозяину, что тот хорошенько не знает, на ногах он стоит или на голове.
Когда мистер Пиквик вошел, человек, к которому относилось это замечание, сидел в дальнем углу комнаты и курил большую голландскую трубку, не спуская единственного глаза с круглолицего хозяина, жизнерадостного на вид старика. Ему он только что рассказал какую-то поразительную историю, о чем свидетельствовали отрывистые восклицания вроде: «Ну, ни за что бы не поверил! Да слыханное ли это дело! В голову бы не пришло, что такие вещи случаются!», и другие возгласы изумления, невольно вырывавшиеся у хозяина, когда он встречал пристальный взгляд одноглазого.
– Здравствуйте, сэр, – сказал одноглазый мистеру Пиквику. – Прекрасный вечер, сэр.
– О да! – отозвался мистер Пиквик, когда слуга поставил перед ним графинчик бренди и горячую воду.
Пока мистер Пиквик разбавлял бренди водой, одноглазый зорко посматривал на него и, наконец, сказал:
– Как будто я с вами уже встречался.
– Что-то не припоминаю, – отвечал мистер Пиквик.
– Ну, конечно! – сказал одноглазый. – Вы меня не знаете, а я знал двух ваших друзей, которые останавливались в итенсуиллском «Павлине» во время выборов.
– Ах, вот как! – воскликнул мистер Пиквик.
– Вот-вот, – подтвердил одноглазый. – Я рассказал им одну историю о своем приятеле Томе Смарте. Быть может, они вам говорили об этом.
– Частенько, – улыбаясь, ответил мистер Пиквик. – Кажется, это был ваш дядя?
– Нет, только друг моего дяди, – возразил одноглазый.
– А все-таки удивительный человек был этот ваш дядя, – заметил хозяин гостиницы, покачивая головой.
– Да, пожалуй, что так, – согласился одноглазый. Об этом самом дяде, джентльмены, я могу вам рассказать историю, которая вас удивит.
– Неужели? – воскликнул мистер Пиквик. – Непременно расскажите.
Одноглазый торговый агент зачерпнул стакан портвейна из чаши, выпил, затянулся голландской трубкой, крикнул Сэму Уэллеру, топтавшемуся у двери, чтобы он не уходил, если ему хочется послушать, ибо эта история отнюдь не секрет, и, уставившись единственным глазом в лицо хозяина, поведал историю, которую мы изложим в следующей главе.
ГЛАВА XLIX,
содержащая историю дяди торговою агента
«Мой дядя, джентльмены, – начал торговый агент, – был один из самых жизнерадостных, приятных и остроумных людей. Жаль, что вы его не знали, джентльмены. А впрочем, нет, джентльмены, не жаль! Если бы вы его знали, то по законам природы были бы вы все теперь или в могиле, или во всяком случае так близко от нее, что сидели бы по домам и не показывались в обществе, а, значит, я бы лишился бесценного удовольствия беседовать сейчас с вами. Джентльмены, жаль, что ваши отцы и матери не знали моего дяди – они были бы в восторге от него – в особенности ваши почтенные маменьки, это я наверняка знаю. Если бы из многочисленных добродетелей, его украшавших, надлежало выбрать две, превосходящие все остальные, то я бы сказал, что это было искусство приготовлять пунш и петь после ужина. Простите, что я останавливаюсь на этих печальных воспоминаниях о почтенном покойнике, – не каждый день встретишь такого человека, как мой дядя.