Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера

Потом продавец шел ко мне, и через несколько минут вворачивал в разговор фразу: «Кстати, я слышал, что ваша сестренка – чемпионка по плаванию, да?» Я напускал на себя обиженный и изумленный вид и умолкал. Продавец обеспокоенно спрашивал:

– Я что-то не то сказал?

Я оскорбленно отвечал:

– Не могу поверить, что вы способны ляпнуть такую бестактность. У моей сестрички полиомиелит. Она с пятилетнего возраста прикована к инвалидному креслу.

Дальше возможны были варианты, но все они, как правило, оказывались потешными. Собеседник или рассыпался в извинениях, или потрясенно молчал. В любом случае, это работало. После ледяной паузы я говорил: «Простите, я должен вернуться к работе». А посетитель уже был рад-радешенек убраться вон из кабинета. К этому моменту Вито успевал бесследно исчезнуть. Я, все так же сохраняя оскорбленный вид, провожал незадачливого коммивояжера до двери.

На том все и кончалось. Потому что прийти еще раз после такого приема никто не решался.

Технологи работали среди печатных станков, на которых печатались картинки для складных картин-паззлов. Печатали их на больших листах картона, потом относили к другим станкам, которые нарезали листы на мелкие фигурные кусочки – сотни и тысячи кусочков. Потом все это упаковывали в коробки и отправляли в магазины. Рабочее помещение, десять на пятьдесят футов, раньше служило кабинетом контролера производства. Из окон с одной стороны открывался вид на зал, где производили паззлы, а с другой – на глухую стену, побеленную известкой. В самом кабинете стены были покрашены в тошнотворный светло-зеленый цвет, какой, должно быть, можно получить, если ты закусывал пиво листьями одуванчиков, а потом тебя вырвало этой смесью.

Обычные офисные правила насчет интерьера, формы одежды, а также поведения и выбора выражений, – все они здесь не действовали. Как-никак, мы помещались на заводской территории, а не в директорском крыле. Поэтому технологи совсем расслабились: по стенам у них пестрели календари с девушками, в охладительном резервуаре для кулере для пленки хранилось пиво, а в ящике с инструментами – складные ножики.

Как-то утром к нам пришел Пол, тот самый управляющий с приклеенной улыбкой.

– Ребята, я хочу, чтобы вы тут быстренько прибрались. Скоро придет начальство с проверкой.

Пол всегда держался вежливо, никогда не ругался, голоса не повышал. Но мы-то расшифровали его слова верно. Он имел в виду: «Эй, вы, поганцы, ну-ка живо разгребайте свой свинарник! Календари с девками – содрать со стен, навести порядок, а не то начальство надерет нам задницу и всех уволит. Подъем, за дело!»

Технологи засуетились. Они сорвали со стен календари и плакаты, спрятали порножурналы поглубже в ящики столов, чтобы, когда ревизоры отчалят, вытащить свои сокровища снова. Вито подмел пол, смахнув мусор через перила вниз, в фабричный зал, с высоты в десять футов. Снизу донеслись возмущенные вопли рабочих, потому что мусор благополучно просыпался на свежеотпечатанные листы паззлов, приготовленные к нарезке, – они как раз выползли из-под пресса. Окурки и мусор расплющило и припечатало к картону. Пожалуй, это будет оригинальное дополнение к рождественскому подарку, если они попадут в коробку с паззлами и достанутся какому-нибудь счастливчику.

Но Вито на это было наплевать. А если бы рабочие поднялись к нам, чтобы намылить ему шею, он бы спустил их с лестницы, орудуя шваброй.

Пока технологи поспешно наводили порядок, я огляделся, не зная, чем заняться. Мне тоже хотелось показать себя хорошим корпоративным роботом. Чем бы помочь коллективу? Подметать и протирать пыль как-то не пристало, ведь по должности я старше технологов.

Тогда я нашел в углу осколок зеркала. Непорядок. Нечего ему тут лежать, это самый настоящий мусор. Я поднял осколок с пола, посмотрел на белые пластиковые столы, и меня осенило. Я попросил у Вито бритву и принялся терпеливо скрести по белому пластику. Горка белой пластмассовой мелкой крупы, почти что порошка, неуклонно росла. Технологи уже давно навели в комнате порядок, а я все еще трудился. Теперь горка белого порошка смотрелась на две тысячи долларов, не меньше. Мелкие белые кристаллики слегка поблескивали. То, что надо.

Я аккуратно сдвинул весь порошок на зеркало. Потом взял еще одно бритвенное лезвие и аккуратно разделил порошок на полоски. Довольно широкие. Вынул из своего бумажника двадцатку и свернул купюру в трубочку. Сел рядом с зеркалом и горкой белого порошка. Натюрморт был готов. Зеркало я задвинул под угол стола – чтобы оно было на виду, но в глаза с порога не бросалось. Как будто кто-то впопыхах забыл припрятать его получше.

Я надеялся, что мою двадцатку никто не сопрет. Подумал, что, может быть, лучше сходить в столовую и принести соломинку для напитков, но трубочка из купюры смотрелась лучше.

В остальном кабинет убрали безупречно. Мы решили, что начальству будет не к чему придраться, и тут-то начальство и появилось. Наше небольшое помещение наполнилось средних лет мужчинами в строгих костюмах. У некоторых на лацканах были бирки гостей. Посетители задавали разные вопросы, но ясно было, что суть нашей работы им непонятна и в большинстве своем им на нашу работу плевать. Двое посетителей рядом со мной громким страстным шепотом обсуждали гольф. Я стоял в углу у двери и видел, что мое зеркало с белым порошком заметили, и не единожды. Но, как я и ожидал, никто не сказал ни слова. Экскурсанты осмотрели кабинет и двинулись к выходу. Мне они даже пожали руку на прощание – все-таки я был хотя и мелким чином, но из руководства.

Визит затянулся, поэтому мы с технологами решили, что в прежний вид помещение вернем завтра. Обсудили зеркало с порошком и посетителей. Сколько из них заметило мой натюрморт? Что они потом скажут? Мы пришли в возбуждение – решили, что вот-вот ворвется охрана, отберет зеркало и порошок, устроит скандал, нас всех повяжут и поволокут на показательную расправу и проверяться на наркотики в крови. Честно говоря, когда к пяти часам вечера так ничего и не случилось, мы ощутили некоторое разочарование. И разошлись по домам, не забыв надежно запереть дверь.

«Может быть, нас накроют завтра?» – подумал я.

Я живо воображал себе облаву: как в помещение нагрянет наша заводская охрана, изображая отдел по борьбе с наркотиками. Как они конфискуют мой белый порошок, а потом, угрохав уйму времени на химический анализ, обнаружат, что это всего лишь пластмассовая пыль. Мы с технологами встревоженно ожидали, когда же компания резко ужесточит меры против наркомании. Но служба безопасности к нам так и не явилась.

– Неужели порошок никто не заметил или заметил, но не донес? – недоумевали мы. Никто не понимал, как так могло получиться.

Утром я заглянул в свой кабинет, потом направился в лабораторию. Еще с порога я увидел, что ребята-технологи не теряли времени зря. Календари с голыми девушками вернулись на стены, а на двери красовался плакат с новой «Мисс Пентхаус» за текущий месяц. Но кое-что все-таки было не так. Половина моего псевдококаина бесследно исчезла. Я показал уменьшившуюся белую горку Вито.

– Неужели нельзя было поосторожнее? Я знаешь как долго сидел и делал эту фигню? А ты половину смахнул! – сказал я.

– Никто из нас эту штуку даже пальцем не тронул. Смотри, и двадцатка твоя цела! – Вито показал на свернутую в трубочку купюру. – Технологи тут вообще ни сном ни духом ни при чем.

Может, он говорил правду, а может, врал. Жизнь покажет. Я достал новое бритвенное лезвие и наскреб с пластикового покрытия стола еще холмик белого порошка. Теперь горка псевдококаина тянула на две с половиной тысячи баксов. Я отсыпал немного порошка в полиэтиленовый пакетик. Как-то я слышал, что килограмм этой белой дури стоит 35 000 долларов, и не был уверен, что мне удастся столько наскрести с наших столов, но некую цель себе наметил. К обеденному перерыву пакет уже заполнился наполовину.