Посох царя Московии

— Есть причина… — немного поколебавшись, ответил лекарь.

— Расскажи.

— Как-нибудь после…

— Понял… — Штаден коротко хохотнул. — Что ж, приступим. Ты, чай, голоден?

— Так ведь это не у меня, а у тебя имеется корчма, где ни свет ни заря подают хлёбово, — козырнул Бомелиус своими познаниями в русском языке.

— И то верно. Тогда садись, выпьем и закусим, чем Бог послал.

— А это что? — показал Бомелиус на бутылку.

— О-о… — простонал Штаден от переизбытка чувств. — Это английский джин [55] !

55

Джин — можжевеловая водка; изготавливается путем перегонки пшеничного спирта и ягод можжевельника. Изобретение джина приписывается жившему в XVI в. голландцу Францискусу Сильвиусу — профессору медицины Лейденского университета.

— Откуда?! — удивился лекарь.

— Иоганн Таубе презентовал.

— А он где взял?

— Не слишком ли много вопросов прямо с утра, любезный Элизиус? — хитро прищурился Штаден. — Ладно, другому не сказал бы, а тебе скажу. Джин ему привезли польские послы. Но вообще-то, сдается мне, Таубе вскоре покинет Московию…

— Что так?

— Мой верный Альбрехт узнал от его слуг, к которым вошел в доверие, что у хитроумного Иоганна Таубе вроде есть какие-то связи с приближенными польского короля Сигизмунда. И будто бы они подбивают его сменить сюзерена. Естественно, не без солидной материальной выгоды.

Бомелиус невольно прикусил нижнюю губу. Таубе, идиот, сукин сын! Если этот лифляндский дворянчик, агент Уолсингема, сбежит в Польшу, под крыло Сигизмунда, то тогда он останется без связи. Это в лучшем случае. А в худшем… бр-р!.. У лекаря пошел мороз по коже.

Он вдруг вспомнил, что ему рассказывал про страшную кончину дьяка Висковатого [56] доктор Ричард Рейндольс, который работал в Руссии с 1567 года. Если Таубе поймают и начнут пытать в Разбойном приказе [57] , он, чтобы спасти свою шкуру (или хотя бы избавиться от нечеловеческих мук), первым делом укажет на Бомелиуса, как на агента королевы Елизаветы. Ведь только ему одному известна связь лекаря с тайной королевской службой.

56

Висковатый Иван Михайлович (ум. в 1570 г.) — московский дипломат XVI в., русский государственный деятель, посол, думный дьяк, хранитель государственной печати. Висковатого обвинили в том, что он будто бы сносился с польским королем Сигизмундом, хотел предать ему Новгород, писал султану, чтобы он взял Казань и Астрахань, и звал крымского хана опустошать Россию.

57

Разбойный приказ — в состав приказа входили боярин или окольничий, дворянин и два дьяка. Приказ заведовал делами о разбоях, грабежах и убийствах, палачами, тюрьмами; ему были подчинены губные старосты; он заботился о поимке убийц, воров и разбойников. Ведомство разбойного приказа простиралось на всю Россию, кроме Москвы.

— Думаю, что все это пустая болтовня. Сплетни, — поморщившись, ответил Бомелиус. — Многим хочется навести навет на опричников, в особенности иноземных.

— Это да, — помрачнев, согласился Штаден. — Бояре почти все неровно на нас дышат.

— Вот и я об этом. Ну и чего мы ждем, дорогой Генрих? — При виде окорока у голодного лекаря начался желудочный спазм. — Откупоривай бутылку…

Джин и впрямь оказался превосходным. Бомелиусу даже на какой-то миг показалось, что он находится в любезной его сердцу Англии. Что касается Генриха Штадена, то он и вовсе расслабился и стал рассказывать такие вещи, о которых в трезвом виде поведал бы лишь под пыткой.

— …Когда великий князь Иоанн Васильевич отправился в Псков, я решил больше с ним не ездить и незаметно отстал от войска. Набрал я всякого рода слуг, особенно тех, которые были наги и босы, одел их, накормил, дал оружие. Им это пришлось по вкусу. А дальше я начал собственные походы и повел своих людей назад, внутрь страны, по другой дороге. За это мои люди оставались верны мне. Всякий раз, когда они забирали кого-нибудь в полон, то расспрашивали, где можно разжиться деньгами и добром, а в особенности хорошими конями. Если же взятый в плен не хотел отвечать, то они пытали его, пока он не признавался. Так мне добывали они деньги и добро.

Однажды мы подошли в одном месте к церкви. Люди мои устремились внутрь и начали грабить — забирали иконы и разную церковную утварь. А было это неподалеку от двора одного из князей, и земских собралось там около 300 человек. Они как раз гнались за шестерыми всадниками. Это были опричники. Они просили меня о помощи, и я пустился на земских.

Когда те увидели, что из церкви двинулось на них так много народа, они повернули обратно ко двору. Одного из них я тотчас уложил первым же выстрелом наповал; потом прорвался через их толпу и проскочил в ворота. Из окон женской половины на нас посыпались каменья. Кликнув с собой моего слугу Тешату, я быстро взбежал вверх по лестнице с топором в руке. Наверху меня встретила княгиня, которая хотела упасть мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она бросилась назад в палаты. Я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп и познакомился с их девичьей… хе-хе… М-да… — На обветренном раскрасневшемся от выпитого джина лице Генриха Штадена появилась сальная ухмылка. — После этого похода я возвратился к себе в село Новое, а все добро отослал в Москву. Когда я выехал с великим князем, у меня была лишь одна лошадь, вернулся же я с 49, из них 22 были запряжены в сани, полные всякого добра.

Генрих Штаден снова налил себе джина и выпил. Отрезав засапожным ножом добрый кус окорока, он проглотил его мигом, как голодный волк, и продолжил, вытирая сальные пальцы о полы кафтана:

— Когда великий князь прибыл в Старицу, был сделан смотр, чтобы ему знать, кто остается при нем и крепко его держится. Тогда-то Иоанн Васильевич и сказал мне: «Отныне ты будешь называться Андрей Володимирович». Частица «вич» означает у московитов благородный титул, если ты еще не знаешь. С тех пор я уравнен в правах с князьями и боярами. Этими словами государь дал мне понять, что я рыцарь. После этого великий князь поехал в Александрову Слободу и распорядился там постройкой церкви. Я же не последовал за ним, а вернулся в Москву.

— Я слышал, что Каспар Эльферфельд недавно помер…

— Сдох, скотина. Бог наслал на него чуму. Зарыли как падаль. Но перед этим ему пришлось посидеть в тюрьме… — Штаден злобно ухмыльнулся. — Понятно, попал он туда не без моей помощи… Я приходил к нему в острог, и он предложил мне все свое имущество, лишь бы выйти на свободу. Я пообещал. Тогда Каспар уполномочил меня, а также моего любезного друга, ныне уже почившего в бозе, Адриана Кальпа вытребовать все его лари из английского подворья в Холмогорах, которые он, боясь пожара, спрятал там в каменном подвале. Когда я туда пришел, мне не отказали в выдаче и привезли все имущество на двор Адриана. Но я, ученый горьким опытом, опасался докторских штучек Эльферфельда. Лари и ящики были опечатаны и снабжены документами, и, чтобы убедиться в их содержимом, мы с Адрианом Кальпом все их вскрыли и произвели опись в присутствии свидетелей. Часть имущества Эльферфельда я оставил себе, а часть передал в казну. Что касается самого Каспара, то он остался гнить в тюрьме. Так я расквитался с ним за все свои обиды.

«Однако… — подумал Бомелиус. — С этим фруктом нужно ухо держать востро. Но все равно кому-то нужно довериться… Уолсингем далеко, от него помощи в моих делах ждать не приходится. Таубе тоже должен быть в стороне, вне всяких подозрений, это и так понятно. Остается только Генрих. Судя по тому, что он тут порассказал, у него есть верные люди, которые за полушку человека удавят. Придется заплатить… много серебра отсыпать. Что ж, заплачу, ни одно доброе дело не должно остаться без должной благодарности. И потом, если все получится, как я задумал, Генрих Штаден будет служить мне, как верный пес».

— Да, у всех свои трудности… — Лекарь немного помялся, но все-таки решился: — У меня вот тоже есть свой Каспар. Ужо я и так и эдак, но через него все равно не перепрыгнешь.

— Это кто же такой?

Бомелиус понизил голос до шепота, перегнулся через стол поближе к уху Штадена и сказал:

— Арнульф Линдсей, лейб-медикус государев…

— Вот те раз! — Опричник хлопнул ладонями по своим коленям. — Выходит, и среди вашего брата идет борьба за место под солнцем. А я-то думал…

— Выходит! — огрызнулся Бомелиус. — Линдсей только на травах знается, а я кроме этого могу предсказывать судьбы, могу излечить почти любую болезнь наложением рук, — душевной силой, имею склонность к алхимии… Поэтому пользовать государя должен я, — я! — а не какой-то там Линдсей, от услуг которого отказалась королева Елизавета. К твоему сведению, чтобы он не путался у нее под ногами и не клянчил себе доходное место для практики, она приняла мудрое решение — отослала его подальше от Лондона, в Московию.

— Но ведь есть еще и другие врачи — Ричард Рейнольдс, Ричард Ригерт…

— А! — Бомелиус небрежно отмахнулся. — Они чересчур молоды и не пользуются у Иоанна Васильевича большим доверием. Главная препона — Арнульф Линдсей.

При этих словах он поднял глаза на опричника и встретил его почти трезвый, холодный — нет, скорее оценивающий — взгляд. Лекарь сделал невинное лицо и приятно улыбнулся. Но Генрих Штаден не повелся на его игру. Он уже понял, куда клонит его земляк.

— Сколько? — спросил он деловито и напрямую.