Посол без верительных грамот (сборник)

При обратном витке хроноброска повторилась та же картина: Кнудсен пять раз успел выстрелить, три пули угодили в Марию. И сама она дважды поражала капитана корабля.

– Плохо, даже очень плохо, – невесело констатировал Кнудсен. – Ты была шесть раз убита. Хронобросок не удался.

– Но и я ровно четыре раза тебя убивала!

– Да, четверых ты убьешь. А если их будет семь? Или семнадцать? Или тысяча? Твоя боевая операция будет удачной в одном случае: если обойдется без боя! Надо победить искусством повыше первобытного умения убивать. Повторим хронобросок еще раз.

И вторая, и третья репетиции не развеяли недовольства Кнудсена. Мария по-прежнему растворялась в будущем слишком медленно. Она оправдывалась:

– Ты настаиваешь: уход только в близкое будущее. Но если я слишком быстро дематериализуюсь в настоящем, я слишком далеко унесусь в будущее. Разве это хорошо?

– Нехорошо. Но все же лучше медленного исчезновения. В будущем тебе не грозят сражения с реальными врагами. Будем повторять хроноброски, пока не отработаешь мгновенности.

Только на третьем десятке повторений Кнудсен расщедрился на похвалу, но продолжал репетиции с прежней настойчивостью.

– Мария, – сказал он на пятидесятой репетиции, – ты выдающийся геноинженер. Но если бы ты ушла в хронавты, то и тут не осталась бы в середнячках. Еще два-три десятка хронобросков – и можно выпускать тебя без больших опасений.

Настал момент, когда он объявил:

– Хватит! Технику исчезновения и материализации ты освоила. Воздействие на противника отработала. Датчики, посланные мной еще до репетиций с хронобросками, проникли в пещеру рангунов и показывают, что суд над Мишей начался. Больше нельзя терять ни минуты!

Она упрекнула его:

– Ты ничего не говорил о датчиках! Что они собой представляют и когда ты их выслал?

– Не хотел говорить, чтобы ты не нервничала, узнав, что судилище уже идет. А датчики по виду – обыкновенные камни, каких множество в пещере. Вряд ли кто определит их истинное назначение.

Мария подумала.

– Ты не можешь превратить их в боевые средства?

– Могу. Но что толку, если мы выведем из строя какое-то количество рангунов? Все равно надо проникать в пещеру, чтобы вывести Баха. Теперь исчезай!

Она пропала столь стремительно, что он не успел махнуть рукой на прощанье. Кнудсен подсел к экрану и включил датчики, высланные в пещеру. Один показал вход и хавронов, замерших на страже, – этот датчик лежал на земле. Один из хавронов, проходя мимо, задел его ногой – картина лишь незначительно переменила угол зрения. Второй валялся в туннеле: он показывал тускло освещенный лаз, то одного, то другого проходящего хаврона. Третий высвечивал саму пещеру – Кнудсен сосредоточился на нем.

В пещере творилась странная процедура: она мало напоминала суд, каким он представлялся Кнудсену. Ему вообразилось, что он присутствует на философском диспуте о природе добра и зла. Бах профессорским голосом излагал концепции добра на разных стадиях развития человечества; вероятно, так же размеренно он объяснял с кафедры азбучные истины археологии своим студентам. Ватута, зло выкривливая на лице улыбку, устанавливал, что в основе добра лежит – от вечной нужды – потребность в пользе, а им, Бессмертным, польза ни к чему, они ни в чем не нуждаются. И, стало быть, добро – понятие чисто человеческое, рангуны же вне добра и зла – и поэтому он не видит препятствий к тому, чтобы казнить пришельца по имени Бах, по природе человека, по званию академика, самой почетной казнью, которую тот сам пожелает, – и это будет знаком высокого уважения рангунов к пришельцу из космоса.

Теоретические споры всегда были вне интересов Кнудсена, если только не затрагивали основы хронистики. В этой созданной Чарльзом Гриценко и разрабатываемой самим Кнудсеном молодой науке еще много было необъясненного и непонятного. И быстро утратив интерес к предмету препирательств человека и рангуна, Кнудсен стал осматривать пещеру. Датчик угнездился в углублении под потолком и хорошо высвечивал два валуна – на одном сидел Бах, на другом стоял немолодой смиренный дилон – и разбросанные вокруг камни, на которых разместились Бессмертные. Впереди, особо, – Ватута, позади, беспорядочной кучкой, – остальные. Охрану Кнудсен видел отчетливей, чем Бессмертных. Охрану несли хавроны – рослые обезьяны с могучими мышцами и свирепыми мордами, каждый сжимал в мохнатых лапах резонатор. Кнудсен всматривался в них и уверялся, что от таких ни пощады, ни раздумий не ждать: Властитель кивнет – и мигом вся вооруженная орава ринется хватать, вязать, впиваться когтями, рвать клыками. Кнудсен передернул плечами – стало нехорошо от лицезрения лохматых палачей. Пора бы уже Марии появиться! Времени прошло достаточно для хроноброска в близкое будущее и возвращения в настоящее. На репетиции уход и возврат совершались быстрей.

Теоретический диспут в пещере вдруг превратился в битву. На Баха набросились хавроны. Он поразбросал их отчаянными ударами. Кнудсен с волнением и гордостью за Баха глядел, как коротенький полный человечек отражает натиск лохматых гигантов. Баха повалили, один хаврон наступил ему ногой на грудь, другие вязали руки. «Где Мария? – думал Кнудсен. – Почему она задерживается? Нет, почему она задерживается?»

В пещерном сражении возник нежданный поворот. Пленный дилон, долгое время одиноко горбившийся на валуне рядом с Бахом, – уродливая фигурка, до того смиренная и жалкая, что один взгляд на нее вызывал у Кнудсена смутное недоброжелательство – вдруг разразился диким визгом и кинулся к сражающимся. Кнудсен увидел, как дилон выхватил из кармана упавшего Баха резонатор и резко повернул его на хавронов. Один из нападавших сразу распался надвое, другой рухнул, густо залившись кровью, остальные в страхе попятились, хотя каждый был вооружен. «Боятся применять оружие, чтобы не угодить во Властителя, – этот чертов Ватута слишком близко к сражающимся,

– думал Кнудсен. – Что с Марией? Она опаздывает недопустимо!»

В это время возмутившийся дилон с радостным визгом направил резонатор на Ватуту. Властитель Бессмертных пытался отбежать, он – Кнудсен хорошо видел это – весь затрясся. Но Ватуту заслонил своим телом какой-то хаврон; резонатор полоснул по нему, хаврон рухнул, уже разваливаясь и все еще вопя запоздавшим воплем, а на дилона набросился со спины один из Бессмертных – единственный, кто в этой кучке жалко потерявшихся рангунов нашел в себе смелость вмешаться в сражение. Марии все не было, Мария непоправимо запаздывала!

Схватка взбунтовавшегося дилона и Бессмертного закончилась быстро – рангун был много массивней. Сраженный бунтарь рухнул, на Баха снова набросились и стали вязать. К человеку подошел Ватута. Ярость и жажда мщения искажали львиное лицо Властителя Бессмертных. А Марии все не было, Мария затерялась где-то в просторах грядущего – она, наверно, не сумела найти пути для быстрого возвращения из какого-то слишком далекого «потом» в это так нуждавшееся в ней «сейчас». Кнудсен остро пожалел, что растянул внешнее время только вдвое. Нужно было притормозить бег времени не вдвое, а втрое; ему не удалось надежно подготовить Марию к спасательной операции. Кнудсен положил руку на пульт, нащупал две крайние кнопки – особые кнопки

– последнее средство спасения Баха. «Ultima ratio regis», последний аргумент короля – так назвали бы эту новую операцию древние. Он ничего не говорил о ней Марии, ей не следовало знать, что есть и еще один способ спасения товарища – способ был чрезмерно жесток. Но если она так и не появится, в момент, когда слуги Ватуты кинутся убивать Баха, один из датчиков – тот, что обычным камешком валяется сейчас в углублении на стене

– вырвется наружу взрывом пламени и ядерных частиц. И верная гибель поразит все живое, кроме человека, защищенного, как все хронавты, от излучения распавшихся ядер. Это еще не будет спасением – связанный пленник сам не выберется наружу, но и немедленной гибели не произойдет.

Ватута грозно заговорил, отклоняясь от лежащего Баха:

– За это тебе!..

И Кнудсен понял, что, когда Властитель Бессмертных закончит свою фразу, наступит миг лихорадочно выстукивать на обеих кнопках шифр взрыва.

Ватута не закончил приговора. Ватута в ужасе окаменел. В сумрачной пещере вдруг вспыхнул факел. И с радостным удивлением Кнудсен увидел, что в погасающем факеле материализуются не одна, а две фигуры. С Марией был Асмодей – жалкий, оборванный, светящийся сквозь дыры одежды не розоватым подобием человеческой кожи, а металлическими скрепками и пластмассовыми пластинками, но, как всегда, быстрый и исполнительный. Всего мог ожидать Кнудсен, когда выяснилось, что Мария сильно опаздывает, но что она отыщет киборга и явится с ним – и отдаленно не мог вообразить.