Посол без верительных грамот (сборник)

– Стало быть, и у тебя получается, что корабль не разбивался? Команды с планеты правильны, ответы точны.

– Правильность команд и ответов – не моя сфера. Но я могу гарантировать, что ответы совершались мгновенно. И это непредставимо, Рой! Даже не невероятно – немыслимо! Физика навыворот. Светопреставление крупным планом!

– Спокойней, Арман! – с досадой сказал Рой. – Ответы и должны возникать мгновенно после приема сигнала. Штурманская аппаратура звездолетов работает без инерции – разве не так?

– Мгновенно после принятия сигнала – да! А она срабатывала мгновенно после отправки сигнала!

Арман подал стандартную диаграмму, развернутую по оси времени, – команды, ответы, команды на ответы… Десятки раз рассматривал Рой такие же записи – стандартный штурманский бланк, по нему можно судить и о работе портов, и о надежности корабельной аппаратуры, и о квалификации диспетчеров и командиров кораблей. В школах эти бланки давались на экзаменах, чтобы по времени, отделяющему сигнал и прием, определить расстояние корабля от порта, скорость затормаживания, вычертить причальную кривую…

Там, в школах, считалось достаточным, если время измерено с точностью до миллисекунды, здесь оно было дано в микросекундах. А узлы на кривых свидетельствовали, что в момент, когда корабль находился в трехстах тысячах километров от Марса и сигналы с планеты должны были приниматься лишь через секунду, они вдруг стали приниматься точно в мгновение отправки. Даже одну миллионную этого интервала восприняла бы контрольная аппаратура, но и одной миллионной не было! Время словно перестало существовать для приемных устройств корабля. И мгновение, когда время словно бы исчезло, было тем мигом, когда приборы зафиксировали начало катастрофы и Генрих вдруг отпрянул от окна. Две минуты четырнадцать секунд летел после этого корабль, пока не врезался в коричневые камни Марса, но этих долгих минут не существовало ни для ходовых механизмов, ни, возможно, уже и для людей, ни даже для бесстрастной фиксирующей пленки на стенках салона…

– Обрати внимание, Рой! – Арман тыкал пальцем то в одну, то в другую точку. – Время перестало существовать лишь для сигналов с планеты, ответные сигналы корабля принимались точно через положенное для света время. Дикая разноголосица, полное рассогласование!.. А в итоге – гибель корабля!

– Ты веришь, что измерения показывают точную картину?

– Кем ты считаешь меня, Рой? Разве можно поверить в то, что противоречит всем законам физики?

– Значит, измерения неверны?

– А вот это – извини! Приборы показывают то, что есть. Сама реальная действительность физически невозможна – вот о чем надо поразмыслить!

Рой размышлял. Сверхсветовые скорости, мгновенная передача сигналов через пространство? Или одностороннее исчезновение времени: вперед – времени нет, назад – время есть? Да, конечно, простых решений не существует. Но разве это решение? Распутать одну локальную загадку путем нагромождения исполинской, поистине вселенской путаницы?

– Мистика какая-то! – Рой возвратил Арману записи. – Призраки в звездолете, глаза без лица… Время вдруг исчезло, сверхсветовые скорости! Фантастическая мелодрама, а не наука, вот что я скажу вам, друзья! Идемте в морг.

5

Рой с тяжелым чувством отошел от стола, где под простынями лежали тела пилотов.

– Вы знали Спенсера? – спросил Рой Винклера. – Он, кажется, летел на Марс по вашему вызову?

– Нет, мы его не знали. Мы запросили астроботаника – в связи с расширением марсианской красени. Нас информировали, что посылают на Марс специалиста по внеземной растительности.

Спенсер казался уснувшим, а не умершим. На его теле не было повреждений, на бледно-желтое лицо почти не легла восковатость. И опять Роя поразила внешность астроботаника, до тусклости непримечательная: все рядовое, ничто не поражало, даже внимания не привлекало. Но если глаза, наполнявшие видение Генриха и так зловеще отпечатавшиеся на фиксирующей пленке переборок, принадлежали человеку, то они могли быть лишь глазами Спенсера, покоившегося сейчас на столе. И Рой всматривался и всматривался в умершего, с напряжением понуждая себя вообразить, что могло тогда произойти: Спенсер приподнялся, что-то его потрясло, глаза его засверкали… Генрих отпрянул от окна, отшатнулся, закричал… Да, да, Спенсер мог, конечно, ужаснуть впечатлительного брата, но пленка не имеет нервов, однако она тоже запечатлела эти надвигающиеся, расширяющиеся факелы – так их назвать всего точнее.

– Знаете, друг Рой, – с удивлением сказал Винклер, – мне кажется, Спенсер как-то уменьшился. Может быть, я ошибаюсь, но тело вроде было и длинней, и массивней. Неужели оно так быстро ссыхается? И еще одно: гамма-анализаторы показали, что мозг его сильно поврежден – пепел вместо мозговых клеток…

Рой шагнул к Спенсеру, приподнял одно веко, потом другое. Глаза были мертвые, маленькие, грязновато-голубой цвет оболочки размылся, они уже не отражали света – вряд ли они могли при жизни излучать какое-либо сияние. Призраков не существует, это известно каждому ребенку, но в звездолете был призрак – не мифический фантом, а физический феномен! Вещественное, осязаемое привидение! Воистину простых решений не существовало.

– Я привез контейнеры с нейтральной атмосферой, – сказал Рой. – Распорядитесь, друг, чтоб погибших перенесли в них. Там они будут гарантированы и от ссыхания, и от гниения.

6

Рой задремал у постели брата. Его пробудило осторожное прикосновение руки Винклера.

– Операторы закончили обследования. Погибшие перенесены на корабль. Вы можете отдохнуть в нашей гостинице, друг Рой.

– Отдохну на корабле, – пробормотал Рой. – Передайте ребятам, чтобы шли по каютам.

– Вы раскроете наш порт? – с надеждой осведомился Винклер.

– Такой приказ может отдать только Земля. Не забывайте, что в загадке мы не разобрались.

Винклер со вздохом согласился, что нельзя торопить важные решения, когда возможность повторения трагедии не предотвращена. Рой дружески положил руку на плечо Винклера. Он сочувствовал состоянию начальника звездопорта.

– Между прочим, друг Рой, Земля сегодня устраивает передачу на планеты, – сказал Винклер. – Артемьев вторично выступает с новой художественной программой «Гориллы у космопульта», а Корытин докладывает об удивительных открытиях его лаборатории.

– Я не поклонник творчества Артура Артемьева, – сказал Рой. – Что до Корытина, то у Андрея каждую неделю совершаются удивительные открытия. Неудивительных он не признает.

Рой вышел наружу. В аэробусе порта сидел Арман, уткнувшийся в ленту вычислений. Рой прошел мимо. До звездолета было всего четыре километра. Солнце клонилось к горизонту, оно закатывалось на Марсе раза в два медленней земного, но Рой помнил, что сразу после его исчезновения наступала тьма, а еще до того, как Солнце пропадало за каменистой кромкой неглубокого окоема, небо усеивали звезды – крупные, много ярче земных, безучастно неживые, как и все на этой неживой планете.

Нет, многое изменилось с его прошлого прилета! Сгустившаяся атмосфера породила не только низенькую растительность, но и сумерки. После заката наступала не ночь, а вечер, он быстро погасал, но был – на севере сгущалась тьма, запад горел, вверху переливались красновато-голубоватые тона, побежалые цвета проносились по небу, как по нагретому металлу. А сквозь них пробивались звезды, и они тоже уже не казались унылыми огоньками, вкрапленными в однообразную черноту, они обрели жизнь, мерцали, то словно падали, то словно вздымались.