Посол вон!
Шрифт:
От ее щек уже можно было прикуривать, но она продолжала героически смотреть в стену.
— Твой?!
— Совсем ты в своей джакузи мозги промыл, — хмыкнула Любава. — Папаша несравненной и луноликой, Каюбек Талибский.
— Погоди-ка, погоди, — совсем запутался Илюха, — значит, ты выходишь замуж за Изю, а в ярости этот душман?
— Ну да, — кивнула Соловейка. — Я же согласилась выйти замуж от лица Газели.
Чтобы восстановить нарушенное равновесие, Илюха сделал несколько больших глотков пива и снова принялся искать правду в этом странном, запутанном мире.
— Значит,
— Да нет, — уже начиная злиться на непонятливого богатыря, отмахнулась Любава. — Сама Газель вообще не в курсе происходящего и, судя по всему, в данный момент храпит на своем ложе под балдахином.
— Так почему Каюбек припрется сюда, да еще в ярости?! — совсем теряя нить рассказа, взревел Илюха.
— Судя по всему, чтобы призвать к ответу коварного соблазнителя Изю, и вернуть в отеческие объятия обманутую и наверняка уже немного опозоренную Газель.
Солнцевский глухо застонал, опять с помощью «Феофана классического» попытался собраться с мыслями. Однако мысли после рассказа бывшей разбойницы настолько перепутались, что пиву их распутать было не под силу. Вот когда бы пригодилась его знаменитая фляга. Однако она, похоже, навечно поселилась у Берендея, поэтому пришлось выправлять ситуацию подручными средствами. Илюха окунулся с головой в воду, потом допил остатки пенного блаженства и наконец выдал своему ретивому богатырю:
— Что с тобой произошло, расскажешь позже, в более подходящей обстановке...
— Лично мне обстановка кажется вполне подходящей, — тут же перебила свое непосредственное начальство Соловейка.
— А теперь ответь только на один вопрос, — отрезал старший богатырь, пропустив мимо ушей остроту подчиненной. — Как ты выразилась, «разъяренный папаша» будет иметь ордер на обыск?
— Чего? — настало время переспрашивать Любаве.
— Говорю, разрешение Берендея на осмотр «Чумных палат» у него будет?!
Соловейка немного прикинула в уме и решительно ответила:
— Нет, о разрешении он и не вспомнит.
— Тогда отправляйся и расхлебывай все то, что ты заварила, — подвел итог странному производственному совещанию Солнцевский.
— Но... — протянула Соловейка, но Илюха решительно прервал ее:
— Досмотр частной собственности может проводиться только силами правопорядка, и то с санкции прокурора... Тьфу ты, то есть Берендея или, в крайнем случае, его воеводы Севастьяна. В противном случае, хозяин этого самого имущества, то есть ты, вправе отказать в осмотре, а если данное лицо будет настаивать, то применить силу для защиты...
— Так он со всей своей стражей явится! — завопила Соловейка.
Тут она то ли случайно, то ли нарочно ненадолго забылась и вернула свои взоры к распаренному Илюхе. Реакция последнего была мгновенной:
— Отвернись!
— Да ладно, ладно, — обиженно пробурчала Любава и, немного успокоившись, ехидно добавила: — Я девушка хрупкая, добрая и с толпой вооруженных лиц самого что ни на есть мужского пола общаться не привыкла. Так что, может, вы изволите выбраться из вашего ложа и подмогнете палицей вашему младшему богатырю?
— Не изволю, — огрызнулся Илюха, — сама справишься.
— Это как это?
— Как, как... — передразнил
собеседницу Солнцевский. — Ты что, свистеть разучилась?Тут на милом румяном личике Соловейки пронесся вихрь самых противоречивых чувств, от удивления до сдержанной радости.
— Нет, — наконец ответила она.
— А раз нет, так иди и пресекай хулиганскую попытку вражеских лазутчиков проникнуть на охраняемый объект.
Лицо Соловейки просияло радостной улыбкой, она шустро покинула помещение.
— Надо будет завтра же поставить защелку, — буркнул Солнцевский, выбравшись из ванны и облачаясь в огромный кафтан, который он использовал вместо банного халата. — Ишь, чего вздумала, за Изю замуж! Он, конечно, пацан правильный, но он же черт! Ладно уж, потом разберемся в этом бразильском сериале, кто с кем и кто за кого. А пока надо посмотреть, чтобы она много дров не наломала.
А в этот самый момент румяная Соловейка, уже наскоро переодевшаяся в форменную косуху, подходила к воротам, которые держались из последних сил под напором незваных гостей. Любава неторопливо прокашлялась и резко отодвинула засов. Во двор тут же ввалились человек двадцать, вооруженных кривыми саблями и прочим острым железом, во главе с самим Каюбеком.
Вид хрупкой девушки, с распущенными черными волосами, в проклепанной косой кожаной куртке поверх приталенного изумрудного сарафана, с глубоким выразительным разрезом, не произвел на вошедших никакого впечатления, они попытались отстранить ее с дороги, однако были остановлены простым вопросом:
— Ну и какого вам тут надо?
В голосе самого младшего богатыря было столько стальных ноток и уверенности в себе, что гости предпочли остановиться.
— Мне нужен этот подлец Изя! — рявкнул Каюбек. — И невинная девица, которую он обманом и хитростью завлек в свои липкие сети.
— Здесь нет ни одного подлеца, — спокойно заметила Любава, — да и девица всего одна — это я.
Каюбек нахмурился, потеребил свою бороду и, состроив свирепую физиономию, бросил Соловейке:
— Ты меня не интересуешь. Я должен осмотреть дом, и если обнаружу там Изю, то убью его.
Тут настало время нахмуриться Любаве. Каково юной девушке чувствовать такое пренебрежение со стороны мужчины? Другое дело, что это самое внимание со стороны бухарца ей даром не нужно, но все-таки...
— Я, конечно, так витиевато, как Илюха говорить не могу, так что расскажу общую идею своими словами. Значится так, ежели есть бумажка от князя, то проходи и смотри, а коли нет, вали отсюда, пока не получил.
Услышав такое, Каюбек переглянулся со своими людьми, после некоторой паузы они уже дружно хохотали, согнувшись в три погибели.
— Зря смеетесь, — откупоривая очередную бутылку с «Феофаном классическим», бросил Солнцевский, появившись на крыльце, — и лучше бы вам послушать совет младшего богатыря моей дружины и покинуть частную собственность. В противном случае я не смогу удержать ее от превентивной меры воздействия.
— Чего?! — взревел Талибский.
— Пожалуй, ты, Любава, совершенно права, — обратился к своей боевой подруге Илюха, — с ними надо попроще. — И уже обращаясь к Каюбеку, добавил: — Вали отсюда!