Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли

Так две парадигмы могут встретиться только в постмодерне. И весь антураж этой встречи не случайность, а выражение того игрового, ироничного, насмешливого характера, которым пропитано в постмодерне все.

В программе никто и не ставит себе цели хоть что-то понять в Дарвине, дарвинизме и альтернативных взглядах на появление человека. Какое дело Малахову до того, как создан человек? Ему глубоко безразличен Дарвин, ему глубоко безразличны попы. Я даже думаю, что никто не платил за эту программу «Пусть говорят». Пустьговорят? — Ну, так и пустьговорят. Это и есть ярчайшее проявление того, что такое дух постмодерна.

Эти две парадигмальные позиции — дарвинизм и креационизм — в постмодерне всегда будут сталкиваться в шоу Малахова,где никто, по большому счету, своих позиций не защищает, потому что их попросту не имеет. Все здесь являются клиентами определенных пиар-групп. Одна половина демонстрирует собой, что они не от обезьяны, другая пытается продемонстрировать, что именно от нее...

Но я закончу рассказ о том, что было дальше. Итак, в первой части программы все выкрикнули свои реплики. Девушка Маша Шрайбер заплакала, потому что рокер Мазаев обратил внимание на ее полноту и косвенно связал с этим ее «антидарвинизм». Потом перерыв на рекламу. И после этого Малахов говорит: «Но это еще не всё, что мы сегодня будем обсуждать. Сейчас мы покажем вам бесов. Фотографии настоящих бесов».

Вышли два человека, явно ненормальные, начали показывать фотографии. На фотографиях какие-то мужики выпивают, улыбаются, а над ними ручкой или карандашом (ну, самое большее, начинающим дизайнером в фотошопе), нарисована смешная рожица. Их спрашивают: «Фотошоп?» «Нет, — говорят. — Когда снимали, этого не было. Когда проявили, это проявилось. Оно само». Тогда ведущий говорит: «Значит это бесы!» Все кричат: «Ну, где там бесы?» Депутат Госдумы, автор расистской брошюры, возмутился: «Обещали бесов, я сорвался с заседания смотреть бесов, а вы бесов не показываете!» Тогда Малахов говорит: «Ну, это еще не всё! Сейчас вы увидите самое главное! Третья часть нашей программы посвящена зеленым человечкам!» Периодически речь опять возвращается к Маше, девочке, которая все еще плачет, потому что Мазаев предложил ей больше заниматься спортом. Священник пытается еще что-то выкрикнуть про «богочеловечество», расисты спорят между собой о Ла-марке, но уже пошла третья часть.

Малахов просит всех остановиться. Появляется еще один мужик, который утверждает, что вокруг зеленые человечки. «Сейчас я вам, — говорит, — продемонстрирую доказательство. Правда, — поправляется, — этой кассеты нет, но покажу ту, которая есть». И показывает сто раз показанную и сто раз разоблаченную как подделку хронику (в духе фильмов Эда Вуда), как врачи вскрывают якобы инопланетянина. Никто ничего не может понять — то ли кричать, то ли свистеть. Все уже выложились. И тогда Малахов заключает: «На этом наша программа окончена, оставайтесь с нами, в следующий раз мы еще что-нибудь более крутое покажем».

Я, конечно, не могу знать, то ли у нас уже всё такое телевидение (я его не смотрю), но место, в которое я попал, было фантастическим. Я думаю, что это прекрасная иллюстрация парадигмы постмодерна. Не бывает в модернетаких программ, не бывает Малаховых. Больные люди находятся в сумасшедшем доме, в клинике, сторонники Дарвина находятся везде, потому что это никем не обсуждается и никому даже в голову не придет подать в суд на Дарвина или на автора учебника по дарвинизму. И, наконец, священники, которые, по определению, должны придерживаться парадигмы премодерна в своих антропологических воззрениях, в модерне права голоса не имеют. Они могут рассказывать о своих взглядах только в строго отведенных для этого местах — в церквях, на проповедях, в специальной литературе для строго определенной группы людей. В эпоху модерна священник со своим креационизмом не то что на первый канал, но даже и на университетскую кафедру не может прийти с темой, будто человек произошел не от обезьяны. Над ним будут либо смеяться, либо произойдет какой-то грандиозный скандал.

Это очень принципиальный вопрос: парадигмы модерна и премодерна сходятся друг с другом напрямую в ситуации постмодерна.Только в ней это всё может быть. Может быть священник, который, как будто не было веков Просвещения, как ни в чем ни бывало, выставляет свой тезис о «богочеловечестве».

Так что же происходит сегодня в постмодерне? Сегодня эти парадигмы рассматриваются как равновозможные, абсолютно несерьезные и игровые:директор музея Дарвина сталкивается со священником (через Андрея Малахова или пиар-агентство), и обязательным условием этого столкновения является тема зеленых человечков. Если зеленых человечков не будет, то разговор будет проходить в формате «премодерн vs. модерн» или «модерн vs. премодерн».Вот этого нельзя себе позволить дажев постмодерне. Поэтому, как только дискурс о парадигмах модерна и премодерна начинает вставать всерьез,обязательно должен появиться «знаток», исследующий тунгусский метеорит или снежного человека, или группа спившихся фотографов должна начать демонстрировать «доказательства существования бесов». Вот тогда всё законченно и совершенно. Идиотизм достигает своей кульминационной стадии. Каждый может оставаться при своем мнении или изменить его на прямо противоположное, поскольку, в принципе, в такой ситуации никакой коллективной, социальной достоверности ни у одной из групп не существует, и соответственно, здесь возникает то, что можно назвать legacy of postmodernity, то есть легитимность парадигмы постмодерна.

Действительно, здесь возможно всё, но только с одним условием — необходимо наличие представителей зеленых человечков и Малахова, который является иллюстрацией-наброском к постантропологии. Малахов не рассказывал нам о смысле человека в постмодерне, не отрицал ни дарвинизма, ни креационизма. Но он разворачивал перед зрителями бессмысленный шумсмешных, нелепых и перемешанных между собой идиотов, собравшихся в студии. И те, кто был в этой студии, и те, кто смотрели передачу, и сам Малахов — все вместе они являлись одновременно творцами, жертвами и наблюдателями новой антропологической картины.

Кто здесь являлся носителем постантропологии? Малахов ли, участники ли дебильного шоу? Зрители? На самом деле — все вместе, все, кто показывает, смотрит, платит, участвует, и даже те, кто в этот момент выключилтелевизор. Сам факт, что подобная передача транслируется,есть факт необратимой диктатуры новой парадигмы.Иными словами, программа «Пусть говорят» — очень серьезная вещь. По крайней мере, тот ее выпуск, где мне довелось присутствовать.

Философское осмысление субъекта в постантропологическом пейзаже

Картина постчеловеческого завтра, которое уже наступило, которое уже есть постчеловеческое-завтра-сегодня (о поствремени мы еще будем говорить), не может не ужасать и не отвращать.Но чтобы сказать постмодерну «нет», эмоций недостаточно. Это очень принципиально: о наших эмоциональных состояниях и о наших этических оценках нас просто никто не спросит.Они будут бесконечно малым шумом.

Если мы начинаем выступать противпарадигмы постмодерна с позиции парадигмы модерна или с позиции премодерна, например, говоря, что «вы не правы, мы хотим видеть человека таким-то или таким-то, но не хотим видеть постчеловека», то постмодерн нам на это ничего и никогда не возразит.Он молча возьмет Усаму Бен-Ладена с его программой человека исламского Средневековья и просто интегрирует его в раздел новостей, начнет штамповать куклы Усамы Бен-Ладена, произведет его племянницу в рок-певицы, подвигнет российских активисты шоу-бизнеса (например, продюсера Шаповалова) сделать проект «NATO», в котором девушка-шахид-ка в хиджабе будет петь экстремистские песни и т.д. Точно так же поступят и с типичными людьми модерна: они отправятся вести гуманистические разговоры на канале «Культура», который смотрят только «тихие».

Мы видим на практике, как вызов исламизма — яркое исламское отвержение постмодерна со стороны премодерна — постепенно сам становится частью постмодерна.И постмодерн не только не боится этого, он приветствует это, он живет этим, он абсорбирует это, он принимает это в себя и легко превращает в тот же самый развеселый, чудовищный и зловещий балаган, в который он превращает все остальное.И в конечном итоге, разница между сериалом про Бен-Ладена, новостями про Бен-Ладена из «Аль-Джазиры» и, например, фильмом Таран-тино «Бешеные псы» размывается, поскольку всепроисходит в виртуальном пространстве, и люди думают: а действительноли есть Бен-Ладен или нет? А действительноли эти здания Всемирного Торгового Центра рухнули или это снято в Голливуде? А, может, их вообще никогда не существовало?