Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы
Шрифт:
Так манера поведения интеллигенции до мелочей понемногу, но неуклонно входила в быт всего города. На Невском проспекте всё чаще встречались люди (не только рабочие высокой квалификации), одетые по-столичному, особенно в выходные и праздничные дни. Вежливость стала восприниматься как данность, а грубость и хамство — вызывать порицание. Устанавливалась мода на воскресные прогулки по улице, скверу или парку, на концерты и представления, а для иных и на театральные спектакли. Городское сознание впитывало эти обычаи, превращая их в правила. В неповторимый для России городской стиль жизни.
Вот всего одна из примет этого стиля, причём с перекличкой через столетия — от порядка, сложившегося сначала в петровском Петербурге благодаря ориентации на «европские» обычаи, а потом к норме, закреплённой уже в те времена, когда город превратился в интеллигентскую столицу страны. Эта примета — в манере разговаривать тихо, вести себя сдержанно, особенно
Петербург XVIII века: «Когда однажды мастеровые, вывезенные из Москвы для мануфактурных работ, запели вдруг на улице, они немедленно были наказаны “кошками" В Москве на такой поступок никто бы не обратил внимания. Наказание последовало не за пение, а за нарушение имперской тишины» [15. С. 87].
Блокадный Ленинград: «Задыхаясь, вбегает (в парадное жилого дома, во время обстрела. — С. А.) пожилая женщина с молодой дочкой и маленькой внучкой.
— Что же это, безобразие какое! Все парадные на замке. Бежим от самого моста, и все парадные заперты. Разве можно? Безобразие!
Другая женщина:
— Что вы так волнуетесь? Вы же ленинградка. Ленинградцы должны быть спокойные [13. С. 201–202].
…Значительная часть самой интеллигенции конца XIX — начала ХХ века видела свою миссию в совершении революции, однако истинная роль интеллигенции заключалась в цивилизаторском влиянии на общество. И наиболее наглядно это доказал Петербург. Именно интеллигенция окончательно сформировала здесь ту культурную среду, в которой начало существовать устойчивое городское самосознание, включившее в себя всё лучшее, что могли дать разные слои петербургского общества. В Петербурге впервые во всей бескрайней России культура, разделённая после Петра I надвое, стала единой, превратилась в общее достояние. Здесь, как подметил Мстислав Добужинский, возникло «…сочетание “барского" и “простонародного”. удивительный симбиоз “С.-Петербурга” и “Питера”.» [13а. С. 23]. Или, как много позже сказал москвич Андрей Вознесенский, родилась «петербургская простота аристократизма» [11. С. 111].
Да, квалифицированные рабочие и ремесленники, протестанты, интеллигенция — все они внесли решающий вклад в формирование того, что в ХХ веке стали называть петербургским стилем. Однако на выработку этого феномена, конечно же, повлияли и другие факторы. Наличие множества военных и чиновников во многом определило прочно утвердившиеся в городе дисциплинированность, сдержанность, строгость и аккуратность в одежде. Высокая доля иностранцев (не только протестантской веры) потребовала терпимости друг к другу. Наличие большого числа театров и музыкальных залов породило широко распространённое пристрастие к драматическим, оперным и балетным спектаклям, симфоническим концертам.
Параллельные заметки. «Хороший тон — это точка помешательства для петербургского жителя, — иронизировал Виссарион Белинский. — Последний чиновник, получающий не более семисот рублей жалованья, ради хорошего тона отпускает при случае искажённую французскую фразу — единственную, какую удалось ему затвердить из “Самоучителя”; из хорошего тона он одевается всегда у порядочного портного и носит на руках хотя и засаленные, но жёлтые перчатки. Девицы даже низших классов ужасно любят ввернуть в безграмотной русской записке безграмотную французскую фразу, и если вам понадобится писать к такой девице, то ничем вы ей так не польстите, как смешением нижегородского с французским: этим вы ей покажете, что считаете девицею образованною и “хорошего тона". Любят они также и стишки, особенно из водевильных куплетов; но некоторые возвышаются своим вкусом даже до поэзии г. Бенедиктова…» [6а. С. 26].
Да, подражание всегда выглядит карикатурно, но оно, с другой стороны, свидетельствует и о том, что подражатели, как бы жалко они ни выглядели, тоже старались приобщиться к этому петербургскому стилю, ибо он диктовал тот поведенческий стандарт, который уже в середине 1840-х годов большинство петербуржцев считало общепринятой городской нормой.
Ну и, конечно, важную роль в создании и укреплении петербургского характера сыграл сам город. Ещё в XVIII веке один из первых петербургских краеведов Иоганн Георги в «Описаниях российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного» указывал: «Положение к северу, большая часть разноплеменных жителей, совершенная свобода, при соблюдении законов, жить по своим обычаям и благорассмотрению и многие другие причины, производят во нраве Санктпетербургских жителей вообще и во образе жизни, нечто особенного и от других столиц отличающегося» [16. С. 253–254].
Уже совсем в другую эпоху ту же мысль Николай Анциферов подметил в строках Фёдора Достоевского: «власть города как органического целого над его обитателями» [6. С. 215].Сознание того, что ты живёшь в столице, которая растёт и хорошеет вопреки отвратительному климату и болотистым местам, славится своей архитектурой и обилием архитектурных шедевров, а также, что горожане, к сообществу которых принадлежишь и ты, по своим качествам особенные, не похожие на жителей других городов страны, — всё это не могло не вызывать у петербуржцев, а потом и ленинградцев, чувство некоей исключительности, особости, ощущения сопричастности тому, что неведомо никому в мире.
Даже крупные европейские веяния существенно воздействовали на петербургский стиль. В частности, Просвещение. Оно, «должно было, как и западное Просвещение, иметь своей духовной доминантой рационализм — благодаря общности исторических задач и прямой опоре на европейский культурный опыт, — пишет Моисей Каган. — Так оно и оказалось: рационализм становился направляющей силой во всех областях петербургской жизни, политической деятельности, образования, искусства… Развитие города на основе строгой, почти геометрической планировки символически выражало общий строй нового типа русской культуры и создавало психологические предпосылки для формирования духовного склада жителей этого города — той своеобразной социально-психологической структуры, которую соотечественники уже в начале XIX века начнут опознавать как особый тип россиянина — петербуржца» [16. С. 93].
Параллельные заметки. Ещё одна характерная особенность: петербургский стиль формировался «снизу», а не «сверху». Высшее петербургское общество, традиционно старавшееся — в отличие, например, от московского — держаться подальше от простых горожан, почти не оказало влияния на стандарты поведения столичных жителей.
В начале 1917 года в Петербурге фактически жили сразу три города — имперский, интеллигентский и пролетарский. После Февраля погиб имперский Петербург, после Октября — та же участь постигла Петербург интеллигентский. Большевизированный город пережил настоящую культурную катастрофу. Почти полностью исчезли образованные слои городского общества — видные деятели искусства и науки, вузовские профессора и преподаватели, школьные учителя, инженеры, священнослужители… Одни эмигрировали, другие подверглись репрессиям со стороны советской власти, третьи умерли от голода и лишений в дни «военного коммунизма». А те, кто остался, старались не проявлять свою интеллигентность, не без оснований опасаясь быть обвинёнными в контрреволюции. Когда уходит из жизни известный деятель культуры, в некрологе обычно пишут, что отечественное искусство (наука, педагогика, издательское дело) понесло невосполнимую утрату. Но как оценить утрату, если в самых разных областях знаний и творчества фактически одномоментно исчезли тысячи, десятки тысяч людей, от знаменитых до безвестных, но оттого не менее ценных для сохранения и развития культуры?..
Параллельные заметки. Эта катастрофа ощущалась особенно ужасающе ещё и потому, что ей предшествовал Серебряный век, давший сильный толчок развитию отечественной культуры. Феномен того недолгого взлёта искусств, философии, науки до сих пор во многом не объяснён. Почему русский Ренессанс начался фактически одновременно с ХХ веком? Почему он проявился намного масштабнее в Петербурге, нежели в Москве? Наконец, почему именно в Петербурге Серебряный век оказал столь сильное влияние на городское самосознание?..
Уничтожая «бывших», советская власть усиленно создавала новых, коммунистических, людей, а это требовало неминуемого разрушения основных общечеловеческих, национальных и, конечно же, городских традиций. Поэтому неудивительно, что сразу после 1917 года поведенческие стандарты петербуржцев-петроградцев начали восприниматься как проявление враждебности по отношению к режиму. В восприятии большевистских функционеров предупредительность, отзывчивость, тяга к культурным ценностям были свойственны «гнилой интеллигенции», милосердие — «поповское слово», а гордость за свой город — прямая угроза сепаратизма.
Однако некоторые качества горожан — например, чувство независимости — стали проявляться даже более активно. Французский исследователь Николай Верт назвал Петроград-Ленинград городом трёх оппозиций: «1) подлинная политическая оппозиция, не получившая огласки: рабочая оппозиция большевикам, 1918–1921; 2) “аппаратная оппозиция", зафиксированная в опубликованных партийных протоколах, — зиновьевская (так называемая «ленинградская»), 1925 — начало 1926; 3) “несуществующая оппозиция”: Киров, сталинский руководитель Ленинграда, 1926–1934» [10. С. 112].