Постовой
Шрифт:
– Что тебе, племянничек?
– Как вы нас нашли, мы же ничего такого…
– Не делали? Ладно, объясню. Вы пока пацанов возле школ обирали, это проходило, хотя в Уголовном кодексе это записано как грабеж, совершенный группой лиц по предварительному сговору. Пацаны никому не рассказывали, это же не по-пацански. Вам понравилось. Пацаны уже пустой мелочью стали казаться. Перешли на студентов, потом на мужиков взрослых. У мужиков что забирали – бумажники?
– Ну да, чтоб быстрее…
– В бумажниках что было?
– Ну, бумажки всякие…
– И документы, которые вы выбрасывали. А как мужику без документов?
– Что?
– Мля, Игорь, ну хоть это надо знать! За утерю документа штраф полагается, причем за каждый документ отдельно. Что делает мужик, чтобы три-четыре штрафа не платить? Правильно, мальчик Игорь, хороший ответ. Мужик бежит в милицию и пишет заявление на грабеж. И тебе еще повезло, что я вас быстро вычислил.
– Это почему? – От этой моей заявки Игорь впал в ступор от удивления.
– Даю бесплатную консультацию, как юрист, будешь мне лично должен. За все грабежи, однотипные, получите как за один, путем сложения и поглощения сроков. Но вы же дальше собирались двигаться, наверное, следующий разбой бы совершили или убийство.
Я схватил Игоря за плечо и впился взглядом в его глаза:
– Что вы уже совершили? Говори, пока не удавил!
Глаза парня заметались, пытаясь уклониться от моего пристального взгляда. Не выдержав, Рыжий сдавленно выдавил:
– Мы ничего не совершили, только хотели. Там склад запчастей, и сторож такой борзый дед, наверное, боксер. Он Длинного отбуцкал за день до этого, за то, что тот ему ворота обоссал. Мы, когда вас, ну… встретили, мы к деду собирались. Длинный бы его из сторожки выманил, а мы бы его оглушили, ну и запчасти… того.
– Ну вы дебилы… Ладно, расслабься, Игорь, не случилось, значит, не случилось, я никому об этом не скажу. Пойду я, а ты думай.
Я сделал два шага…
– Паша…
– Что? Говори!
– А мне что сейчас делать?
Я вернулся, склонился к лицу моего будущего доверенного лица и прошептал:
– Я на твоем месте, были бы выходы, ушел бы за границу. Но у тебя же выходов нет?
– Вы смеетесь?!
– Нет, конечно, над этим не шутят. В твоей ситуации я сбежал бы из больницы, дал в милиции явку с повинной и вернулся бы обратно в больницу, чтобы меня сгоряча в тюрьму не отправили. Хотя бы недельку в больничке отсиделся, ну а потом по всем вызовам ходил и весь расклад бы дал, типа искренне раскаиваюсь, чтобы условно получить. Вот что бы я сделал, и это честно.
– Спасибо, дядя Паша, я подумаю.
– Подумай, но даже если сядешь в тюрьму, то это тоже не конец. Если тебя закроют, а потом привезут сюда, на следственные действия, я это узнаю и тебя найду. Если вытащу тебя, то ты, опять же, должен мне будешь.
– Сколько, дядя Паша, должен буду?
– Игорь, мне твои деньги на хрен не нужны…
– Я стучать не буду…
– Тогда считай, что разговора такого не было. Но, если в камере не понравится, маякни мне, постараюсь помочь.
– Ментам верить нельзя…
– Я тебе сказал, если вытащу, то будешь мне должен. Если тебе реальный срок дадут, ты мне будешь не интересен, я не на зоне работаю. Но если я тебя отмажу от тюрьмы, а ты меня потом бросишь, я тебя верну назад, неважно как, по беспределу или по закону, но ты туда вернешься
и получишь за все. Так что думай пока.– Я стучать не буду!
– Игорь, все так говорят, но жизнь все расставляет по своим местам, и стучат практически все, ты уж мне поверь.
Глава четырнадцатая. Наутро граждане в коротких пиджаках мне предъявили…
Май одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года
«Статья 180. Заведомо ложный донос.
Заведомо ложный донос о совершении преступления – наказывается лишением свободы на срок до двух лет или исправительными работами на срок до одного года».
«Приняли» меня утром следующего дня, когда я, выспавшийся и в прекрасном настроении, выбежал из дома, чтобы быстро метнуться до ближайшего гастронома, купить молочка. Имею я слабость к этому продукту. Двое мужчин с казенными лицами, задумчиво рассматривающие табличку с номерами квартир на подъезде, при виде меня очень сильно возбудились.
– Громов Павел Николаевич? Примите повестку. – Один из них сунул мне в руки бумажный квадратик и ручку, я расписался, оторвал корешок и вернул курьеру. После выполнения всех формальностей парни показали мне красные «корочки» одного из отделов УВД и объяснили, что ехать лучше с ними, на дорогах пробки, а они как раз едут в ту же сторону. Не имея желания спорить со служивыми, я согласился с их доводами и уселся на заднее сиденье «сорок первого» «москвича». Прокуратура Дорожного района размещалась в одном здании с управлением водного бассейна реки, слева сидели прокуроры, а в правом коридоре теснились речники. Соседи жили внешне мирно, но каждый втайне мечтал сожрать конкурента и занять все помещения конторы. В конце концов победили прокуроры, но это была уже другая история.
Минут пять мне пришлось ждать в коридоре, в компании то ли конвоира, то ли сопровождающего, после чего из глубин кабинета энергичным голосом мне предложили заходить. Прокурорский следователь сидел за тяжелым полированным столом, спиной к окну. Стены кабинета обрамляли два застекленных шкафа, слева на полках теснились дела в серых картонных папках, выглядевшие зачастую весьма древне, а справа всякая правовая всячина, типа «Вестника Верховного суда СССР». Пока я раздумывал о странном количестве дел, слишком их много для одного следователя, да и место хранения странное, хозяин кабинета – молодой, высокий, худощавый парень со светлыми волнистыми волосами – смотрел на меня с доброжелательной улыбкой, как будто я его дальний, но любимый родственник.
– Здравствуйте, гражданин Громов, я юрист третьего класса Кожин Евгений Викторович, следователь Дорожной прокуратуры. Присаживайтесь, пожалуйста. Вы вызваны для допроса в качестве свидетеля. Назовите ваши фамилию, имя, отчество…
Минут через пять, закончив с моими анкетными данными и прочими формальностями, следователь прокуратуры отложил ручку и задумчиво уставился на меня, продолжая доброжелательно улыбаться. Наверное, это был какой-то психологический этюд, выстраданный личным опытом следственного работника. Через пару минут мне надоела затянувшаяся молчанка, я встал и подошел к окну.