Постовой
Шрифт:
Глава двадцать восьмая
Отступление четвертое
Окончательное окончание
Одна тысяча девятьсот девяносто второй год
Отдел милиции ютился в старом дореволюционном здании цвета детской неожиданности. На крыльце стояли сотрудники, перед окошком дежурного скандалили ветераны.
Пристегнув Сомова к очередной трубе, я ввалился в дежурку, махнув удостоверением:
– Коллеги, пакетом не богаты? Вещдоки бы мне упаковать.
Замотанный
– Пойдет?
– Конечно! Данке шон.
Я сунул в конверт «наган» и доллары, перемотав их шарфом, чтобы скрыть характерные очертания.
– Товарищ капитан, можно печать, изъятое опечатать?
Капитан поднял на меня отрешенное лицо, быстро оттиснул по углам и в середину конверта штамп «Для пакетов» и снова уткнулся в журнал происшествий.
Я дал моим спутникам расписаться на месте печатей, указав их в акте изъятия как понятых, а потом потащил Сомова во внутренние помещения:
– Пойдем, в туалет тебя свожу…
– О спасибо, начальник, уже давно хочется.
В уборной, дождавшись, когда жулик сделает свои дела, я снова нацепил ему наручники вперед, продев руки в лямки баула, а потом, проверив, что никого рядом нет, засунул переделанный газовик стволом вверх во внутренний карман фуфайки, предварительно протерев его и заботливо застегнув одежду арестанта на все пуговицы.
– Э, ты что творишь, начальник?
– Это если ты себя неправильно поведешь, или рот откроешь не вовремя, будешь убит при попытке вооруженного побега. А кто тебе револьвер в тюрьме дал – я не знаю. Все, пошли.
Такси до Пулково обошлось мне очень дорого, нет совести у питерских таксистов. Приехав в аэропорт, я еще раз проинструктировал своих подопечных:
– Наташа, теперь ты отдельно, мы не знакомы, просто соседние места. Я не смогу помочь с чемоданами, поэтому все сама. В городе все будет позади, а пока так. Давай, а мы тут с Андреем поговорим.
– Андрюша, веди себя хорошо, и я тебе помогу. Не скажу, что ты в наше СИЗО не попадешь, но сделаю так, чтобы вышел ты оттуда побыстрей. И не болтай, пожалуйста. Узнаю, что в камере язык распустил – найду… Понял ли меня?
– Да понял, я все, понял, начальник.
– Ну а теперь пошли проходить досмотр, не хрен здесь сидеть.
Когда я потащил Сомова мимо рамок металлодетектора, навстречу мне выскочил сержант из группы досмотра:
– Куда пошли? Давайте через рамку проходите.
– Через какую рамку? Конвой, у меня оружие, на нем наручники. Что смотреть будешь, я и так говорю, что мы запищим. Вот документы.
– Ладно, только мы все равно командиру корабля сообщим, что на борту оружие. Дальше на его усмотрение, может потребовать сдать оружие в сейф экипажа.
– Ну конечно, это ваши дела, поступай, как положено.
– Ладно, проходите, удачи.
Три часа в «чистой зоне» тянулись очень медленно, но хотя бы здесь был минимальный шанс встретиться с ребятами шефа. Главное было не заснуть, а то с Сомова станется достать и поиграться с револьверчиком. В полете я отвел Сомова в туалет, куда мы втиснулись вдвоем, под удивленными взглядами пассажиров, оружие я у него забрал, в будущей реальности оно ему ни к чему, а то потом забуду, знаю я себя. Ну, наконец, в иллюминаторе заходящего на глиссаду «сто пятьдесят четвертого» мелькнула гладь
реки, знакомые с детства дома, раздался стук вышедших шасси, мы почти дома.– Разрешите, товарищ майор?
– Мля, Паша. А ты где был все это время… Шмидт обосрался, с дизентерией в больничке лежит, но он хоть отзвонился, а ты где гулял? Бухал, что ли, все это время? Ты у меня точно на дежурствах помрешь… Не ожидал я от тебя такого.
– Я, товарищ начальник, ваших претензий не понял. Жулик из Питера доставлен, в дежурке с утра сидит, со всеми документами, следователь в курсе. Я дома только вещи оставил и к вам. Мне бы отгульчик на сегодня, а то устал я что-то…
– Не понял! Ты что, один летал? А как тебе человека отдали? Ты не звиздишь случайно?
– Алексей Александрович, жулик в дежурке сидит, что мне звиздеть. А выдали, потому что я очень обаятельный, а культурные питерцы это ценят, не то что вы… Могу я на сегодня быть свободным?
– Иди, разп… разгильдяй, отдыхай. Завтра чтоб без опозданий на службе был.
Через два часа
– Куда ты полез?
– Наташ, держи лестницу. Вот здесь две половинки кирпича в яме, они не закреплены, пакет будет там.
– А они не испортятся?
– Нет, тут вода только весной на дне ямы проступает, на такую высоту не поднимается. Может, деньги немного отсыреют, но их потом просушить можно будет. Тем более нам же не годами тут хранить, я думаю, за несколько месяцев вопрос решится.
Через месяц
– О, какие люди. Здоров, Топтыжкин, тебя уже выпустили?
– Я не Топтыжкин. Да, начальник, меня вчера выпустили. Я так понимаю, что это ты обещание выполнил?
– А что случилось-то, гражданин Сомов?
– Следователь дело мое прекратил за примирением сторон.
– Ну видишь, как бывает. Удивительно, правда? Ты сейчас куда?
– Да пойду к потерпевшему, натурально мириться, да перед Клыком повиниться надо, как-то я с ним поступил… Только мне деньги через пару дней пришлют, а пока надо…
– На, Андрей, две тысячи хватит?
– Спасибо, начальник, не забуду. Я пойду?
– Иди. Только, Андрей, не советую в Питере искать тех людей. Ничем хорошим это не закончится.
– Да я понял уже, командир, не поминай лихом.
Глава двадцать девять. Ложь во спасение
Октябрь одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года
Старая сука, моя соседка, опять испортила мне прекрасный вечер выходного дня. Часов в десять вечера, когда ничего не предвещало даже малейших неприятностей, она стала дубасить в стену, с криком, что у меня играет слишком громкая музыка. А мы всего лишь с моей однокурсницей готовили контрольные по общей части уголовного права. Взбесившись от отсутствия реакции с моей стороны, старая перечница прибежала к двери и стала ломиться в нее. Пришлось открывать дверь и громким словом и угрожающими жестами успокаивать старушку. Естественно, творческий вечер был сорван, ограничившись только учебой. Барышня попила кофею и сообщила, что у нее пропало настроение, и обстановка не способствует более тесным тактильным контактам.