Постоянство разума
Шрифт:
Значит, Армандо с Паолой, я с Розарией. Поначалу было не так. Первым познакомился с Паолой я. Стоял весенний день, разлилась Терцолле, Армандо тряс меня и Дино за плечи, заставлял нас любоваться наводнением. Как всегда, торчал на своем месте рыбак с черной повязкой, теперь уже мы видим в нем не пирата, а одного из тех полоумных, которые, вооружившись удочкой и приманкой, часами ждут, пока клюнет рыбка. Он был нашим лучшим клиентом. Мы продавали ему червей по пять лир за пригоршню, часами рылись в грязи, чтобы накопать их. Иногда он оплачивал наш труд натурой.
– Хватит вам по две сигареты на брата?
Что бы там ни было, а его молчаливость исключала доверительные отношения. Если мы настаивали на наличных, он обращался
– Выдай им пятьдесят лир!
– Из своего или твоего кошелька? – В зависимости от полученного ответа она прижимала к груди самого младшего, откладывала в сторону вязанье и расплачивалась с нами. Как добродетельная супруга и мать семейства, она считала своим долгом спросить: – Куда вы теперь отправитесь?
В те дни, зачитав до дыр похождения Нембо, Кида и Луизы Лэйн, мы не находили себе иных занятий и, раздобыв несколько монет, играли друг с другом на деньги, сидя у моста подле бойни, – Армандо владел замусоленной колодой карт. Мы сидели прямо на мостовой, прислонившись к опорам моста, и разыгрывали свой турнир. Я всегда вел рискованную игру и неизменно оставался без гроша после нескольких партий. Пусть теперь они, выдающие скупость за ловкость, по очереди обирают друг друга. Вдобавок, я был уверен, что Дино, при всей своей жадности, вернет мне мой проигрыш. Он готов был кому угодно отказать даже в окурке, но не отказывал, если его о чем-нибудь просил я. Порою я нарочно, в наказание, просил его о чем-нибудь, и тогда он, корчась от жадности, прятал глаза, глотал слюну и все же делал по-моему. Только предупреждал:
– Смотри не говори, что я возвращаю тебе твое же.
Тут уж я понимал, что он раскололся:
– Давай, давай, не надо лишних слов!
Дино подчинялся. Ну, а если выигрывал Армандо, для меня наступал черный вечер. Армандо мне друг: когда ездим на его машине, он бензин не бережет. Что же до остального, то и теперь и прежде он не умел извлекать радость из щедрости.
Вот один из таких вечеров. Мне наскучило слушать перебранку ребят. Я обхожу мост, не зная, что предпринять дальше. Этот мост, по которому через реку переезжают поезда, расположен рядом с бойней. В такие часы здесь и на отгороженной забором площадке пусто. Раньше прямо к мосту вела аллея. На скамье меж двумя платанами – старики и влюбленные. Сел и я. Под ноги попался мячик, одним ударом носка я загнал его за забор.
– Теперь сам иди к сторожу за мячом! Видишь, не мой, а брата. И не думай, что раз я одна…
Ворчит, как старуха. А ведь почти девчонка. Волосы длинные, рассыпались по плечам. Шерстяная кофточка. А брат тут как тут, распустил нюни. Сторож грозит мне кулаком, но мяч возвращает. Она успокаивает братишку и возвращается ко мне:
– Я – Паола. А ты кто?
– Не будь ты девчонкой, я б тебе, дуре, дал по шее.
Это ее не злит, она даже улыбается:
– Ты здесь часто бываешь?
Темнеет. Дино и Армандо перешли к другому столбу, где горит фонарь. Паола засыпает меня вопросами, трещит, как пулемет. Ну, как на допросе в полиции. Я уже знаю, что она живет у Понте-ди-Меццо, обожает Пэта Буна и Тайоли, [18] а на следующую зиму ей обеспечено место в конторе «Манетти и Роберте» – у нее диплом стенографистки.
18
Эстрадные певцы.
– Ты для своих лет кажешься крошкой.
– Оттого что кофточка велика.
Что делать с такой девчонкой? Притиснуть к платану, обнять, чтоб убедиться, какая она на самом деле взрослая? Не успел я и притронуться к ней, как она уже прикидывается оскорбленной:
– Не смей со мной так обращаться. Прощай!
Только она ушла, я о ней и думать позабыл. А на другой день вижу, как
внимательно она разглядывает витрину колбасной у нашего училища.– Привет! Ты что, только из школы?
– В этом году у нас вторая смена, классов не хватает. Но скоро конец, экзамены…
Сегодня на ней платье, кофточки больше нет. Маленькая, но совсем женщина. Волосы перехвачены лентой, губы намазаны, золотая цепочка точно обрисовывает грудь. Забавная, изящная, а смотреть на нее тошно. Глаза широко распахнуты, во взгляде сомнение: то ли меня изучает, то ли вообще начеку. В одной руке пестрая сумочка, другой придерживает за руку братишку, который лижет мороженое и косится на меня. Хочу отвести ее к берегу, там меня ждут Дино и Армандо, но она отказывается:
– Это не наш квартал, я вообще не ищу общества. – И она уводит меня к тому же платану у бойни, усаживает на ту же скамейку. – Учишься на землемера или на техника?
– Нет, я же тебе сказал: осенью поступлю на «Гали».
– А я думала, ты пошутил, что-то ты на рабочего не похож.
– Может, лучше о другом поговорим?
Нам нелегко найти общую тему. Разве что потолковать о машинах. Ей бы хотелось иметь «открытую, низкую или еще такую, что покачивается, как лодка на море». Значит, либо «спринт», либо «кадиллак», если я ее правильно понял. Что же до остального, то Модуньо ей не нравится, читает она только иллюстрированный «Болеро», спорт. – для мужчин, а в кино ее сводит с ума Тони Кэртис, ни одного английского слова не знает и учить не хочет – у «Манетти и Роберте» знать язык не требуется. Ну, а дальше что?
– Тебе какая актриса нравится? – Ждет, что я назову Лолло или Мэрилин. [19]
– Эва-Мари Сент, – говорю я.
Но она, конечно, не видела «В порту», [20] она не ходит в кино, когда показывают полицейских и гангстеров.
– Одна стрельба и драки!
Мы молча глядим друг на друга. Она улыбается. Темнеет. Сидевший на другом краю старик с палкой ушел. Братишка играет в мяч посреди аллеи. А я, словно это тоже предусмотрено правилами игры, беру ее за руку. Она тотчас же закрывает глаза и принимается вздыхать. Думаю, ждет поцелуя. На мгновение прижимаюсь к ее губам, ощущаю холодок ее зубов, но она тут же вскакивает, хватает за руку ребенка и оставляет меня на скамье одного.
19
Джина Лолобриджида и Мэрилин Монро.
20
Итальянское название фильма известного американского режиссера Элия Казана. Эва-Мари Сент – американская киноактриса.
На следующий вечер мы, конечно, являемся втроем. Она одна.
– Я с братом только иногда гуляю, просто случайно. – Все так, словно мы встретились впервые. – Привет!
– Привет!
Усевшись в ряд, занимаем всю скамейку. Мило болтая, она предлагает заполнить анкету:
– Ты чем занимаешься?
– Знаешь, поступаю на «Гали».
– Ах, да. Твое призвание. Ну, а ты?
– Торгую, не в лавке, но у нас постоянное место у лоджии Порчеллино.
– Хоть над вами не капает, а все же не лавка. А ты?
– Я, как и он, помогаю отцу. У нас траттория в Кастелло.
– Как мило! – Через несколько минут она встает, словно ей наскучило быть на одном месте, и пересаживается ближе к Армандо. Все выглядит совсем невинно, но говорит больше любых слов. Армандо мне подмигивает. В душе я уже уступил ее. Раз она ему нравится, мы с ней можем «остаться друзьями». Для меня одного этого жеста довольно, чтоб относиться к ней хуже, чем к проститутке.
С Розарией меня познакомил Армандо, он же, кстати, свел меня и с Электрой.