Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.

Цензура усмотрела скандал: весь тираж приказали снять и уничтожить. Художник был арестован, редактор исключен из партии и уволен. Руководитель издательства получил выговор по партийной линии, с занесением в личное дело, за политическую близорукость; а Николай, будучи беспартийным, отделался снятием с поста Главного худрука издательства. Корнею Ивановичу пришлось долго и унизительно объясняться в различных кабинетах.

Реакция Кати на известие о разжаловании мужа оказалась неожиданной:

— Это же великолепно! Административная работа не давала тебе заниматься творчеством! Наконец у тебя появится возможность всерьез заняться станковой живописью.

— Но я остался без зарплаты, — возражал Николай.

— Пустяки! Проживем на мою и Сенечкину зарплату, а когда эта кутерьма поутихнет, ты снова получишь заказы.

Николай с благодарностью и восхищением взирал на спутницу!

— Не только твои сослуживцы завидуют мне. Я сам себе завидую, что у меня такая жена.

Вскоре он получил вожделенный заказ — иллюстрировать сказки Пушкина.

В семье Мокрухиных никогда не упоминали имени Шумилова, но время от времени оно мелькало на страницах в сочетании с названием престижных комиссий и организаций, где тот был членом или руководителем. Частная жизнь этого человека нашим героям была неведома, и они не пытались узнать о ней.

Однажды Николай Мокрухин просматривал новинки на витрине книжного магазина. Его заинтересовал увесистый томик с названием «Записки о былом», автор М. С. Левинская. Он купил томик и поспешил в запасники Эрмитажа, где нашел Марию Сергеевну все в том же так называемом кабинете, но едва узнал ее. И дело не только в том, что она на этот раз была хорошо и со вкусом одета и причесана. Весь облик ее дышал довольствием и радостью.

Николая она сразу узнала и встретила очень приветливо.

— Как же я могу забыть вас, Николай Федорович, когда вы повернули всю мою жизнь по другому руслу? Это вы заставили меня взяться за перо. Сначала выходило коряво, но нашлись добрые люди, помогли — и вот видите, у вас в руках моя первая работа. Сейчас взялась за большой труд — исследование творчества художника Левицкого. Материалы на диссертацию тянут. А знаете, я ведь тогда имела на вас виды, но быстро поняла, что это затея безнадежная, вы-то как?

— Я должен сознаться, что вы тоже круто изменили мою жизнь — однажды сказали, что это не страшно, что я рыжий и лицом нехорош. Я отважился и преуспел. Сейчас вот трое ребятишек растут, старшая — изрядной художницей будет. Я принес вам свой старинный долг: «Ундину» с моими иллюстрациями и автографом. А вас попрошу автограф на ваших «Записках».

— Вы фамилию изменили? — спросил Николай, рассматривая ее росчерк.

— Не только фамилию, я всю свою жизнь изменила. В процессе работы над «Записками» оказал мне помощь редактор одного издательства. Сначала было сотрудничество, потом дружба, которая переросла в любовь. Я вышла за него замуж.

Прощаясь, Николай пригласил Марию Сергеевну вместе с супругом заходить в гости.

— Если вас не устрашит ребячий шум и гам, милости прошу. Пирогами угостим отменными.

* * *

Как-то Ольга Муралова столкнулась нос к носу с постаревшим и еще более обрюзгшим Тарасовым, который катил колясочку с младенцем.

— Какая прелестная у вас внучка! — восхитилась Оля.

— Дважды ошиблись, — пробурчал Тарасов. — Это не внучка, а сыночек!

Разговорившись, он поведал:

— Я, наконец, женился. Правда, из всех многочисленных вариантов я остановился на наихудшем: и сварлива, и грязнуля, и собой не хороша, и готовить не умеет. Но все ее прегрешения ничто в сравнении с ее главным достоинством: она — мать моего сокровища, все остальные женщины на свете — потенциальные мачехи.

— А вы оказались неправы: я все же вышла замуж за Муралова.

— Я во многом тогда оказался неправ.

— Но все же вам удалось распутать эту историю и отыскать бриллиант. Вас наверное, наградили за это дело.

— Что вы, награды и премии получило мое начальство, а я получил выговор за незаконное задержание иностранца. Спасибо вашему супругу, что он не накатал на меня жалобу. Тогда наказание могло быть и пожестче. Но, все равно, я доволен исходом дела.

Как всегда, всех удивил Кеша. Он, наконец, женился на Леночке и переехал жить в крошечную коммуналку к ее родителям, где держал в черном теле не только жену и детей, но и родителей супруги.

Все призывы матери вернуться домой и клятвенные ее обещания не вмешиваться в семейную жизнь сына успеха не имели. Амалия Карловна, лишившись объекта воздействия, упала духом, захирела и стала прихварывать! К счастью, ее выдвинули председательницей женсовета, и она с остервенением бросилась в эту работу с головой.

Отныне, все сколько-нибудь значимые события района, начиная от воинского призыва или аварии на соседней фабрике и кончая дракой в подъезде, не обходилось без ее деятельного участия.

* * *

Мураловы наконец собрались посетить Новгородский Десятинный монастырь, место зарождения их любви. Шли они душистым звонким майским утром по знакомой тропе вдоль Волхова и вдруг за поворотом увидели руины того, что когда-то было их прибежищем. Из надворных построек сохранились лишь здание гостиницы с трапезной, да жилой корпус келейниц. В гостинице для паломников устроили огромную коммунальную квартиру: запах кислых щей и кошачьей мочи оказался непереносим, и Мураловы отказались входить туда. Рядом высились горы мусора и нечистот с тучами мух и полчищами грызунов.

А вот келейный корпус поразил опрятностью и образцовым порядком. В нем разместили общежитие ремесленного училища. Зайдя в корпус, Мураловы неожиданно столкнулись со знакомым лицом: комендантом в общежитии служила бывшая старица Марфа, в миру Евдокия Петровна. Это она, несмотря на преклонный возраст не щадя живота своего, насмерть боролась за сохранность келейного корпуса.

— Несу послушание — передать монастырю его имущество в целости и сохранности, — сказала она Мурадовым.

В том, что монастырь будет восстановлен, она ни секунды не сомневалась. Так как освобождающееся на летние каникулы общежитие использовалось в качестве гостиницы, Евдокия Петровна пригласила супругов в отпуск в здешние раздольные края. Предложение показалось Мураловым заманчивым. Старушка рассказала, что насельницы монастыря разбежались кто куда: иные ушли в Финляндию в сохранившиеся там монастыри, другие приняли светский образ жизни. Две монахини приковали себя к дверям кельи, но их насильно освободили и увезли в психушку.

— Из всех насельниц только я да сестра Капитолина живем у монастыря, — заключила Марфа.

Мураловы решили навестить сестру Капитолину. Та жила в своем доме на окраине Новгорода с мужем — одноногим увечным солдатом. Несмотря на увечье, солдат оказался очень хозяйственным: дом и подворье были в полном порядке; работал он сантехником в ближайшей жилконторе. Семья, в которой кроме родителей было трое ребятишек, держала корову и птицу, имела огород и сад. Располневшая и похорошевшая Капитолина, а в миру Глафира Макаровна, обрадовалась гостям, накормила их свежим творогом со сметаной и картошкой с солеными грибками, да еще в дорогу ватрушек сунула.