Потаенное наслаждение
Шрифт:
Рейес взглянул на девушку. Выражение его лица напомнило Аэрону ночь, когда Рейес просил его слетать с Даникой в город. Она не хотела этого, Рейес не хотел, чтобы Аэрон прикасался к ней, но он отступил в сторону и заставил актеров сыграть свои роли ради всеобщего блага.
Он всегда был таким, ставил потребности и желания своих друзей выше своих собственных. Он также всегда был решительным, не шел на попятный, когда тот, кого он любит, желал чего-то — даже если они начинали ненавидеть его за эти методы.
— Если ты утаиваешь информацию, то перестань это делать, — сказал
Она сглотнула. Облизала губы. Дрожь вновь охватила ее, когда она отрывала взор от своего мужчины и поворачивалась к Аэрону.
— Была ли… была ли там недавно война? Ну, там… наверху?
У Аэрона отвалилась челюсть.
Рейес охнул. Он отошел и вернулся, чтобы повнимательней ее разглядеть.
Итак. Это правда. Она могла видеть небеса. Причина ее убийства наконец-то стала совершенно очевидной.
— Да, — выдохнул Рейес. — Была.
— Олимпийцы сражались с Титанами? Полагаю, так они себя называют.
— Да, — ответил Аэрон.
Краска сбежала с ее щек.
— Титаны победили, а Олимпийцы оказались в заточении. Ну, по крайней мере, большинство из них.
— Да.
Ответ вырвался у обоих мужчин тишайшим шепотом.
— Титаны стремятся отыскать некие предметы оружия. Царь… так я думаю… встречается с новым Капитаном Стражи. Полагаю, это его военачальник.
Она говорила торопливо, будто бы опасаясь, что если остановиться, то уже не сможет начать снова.
— У них есть план. Капитан отправиться на землю наблюдать и выжидать, следить и красть. Я не припоминаю всего. Мои картины могут подсказать детали, которые я позабыла. После сна я всегда стараюсь забыть. Я не желаю помнить.
— Картины? — воскликнул Рейес.
Девушка кивнула, глаза ее затуманились воспоминаниями.
— Когда мне снятся… небеса или ад, я всегда рисую увиденное, чтобы избавиться от него.
— Где сейчас твои картины? — спросил он, ударяя кулаком в стену с такой силой, что девушка отшатнулась.
— Несколько в моей квартире в Нью-Мексико. Большинство в камере хранения, которую я оплатила на год вперед.
Рейес отвернулся от нее и взглянул на Аэрона, угрюмо, выжидающе.
Даника тоже уставилась на него.
— Я все рассказала. Теперь твоя очередь. Скажи мне про мою бабушку.
После всего, что она поведала ему, он задолжал ей правду. Он не пытался подсластить пилюлю. Посмотрел ей прямо в глаза.
— Думаю, я убил ее.
Глава 13
Рим. Величественное место, наполненное историей и богатством, насилием и удовольствиями. С любой точки этого великолепного города можно было увидеть море: безмятежное и чистейшее; небо же пело мирную мелодию угасающего света.
Ни то, ни другое не успокаивало Париса.
Он стоял на краю Храма Неназываемых. Выжидал. Жуткий храм — временами он мог поклясться, что слышал мученические
вопли, разносимые ветром на пару с чудной мелодией прибоя. Теперь же рабочие наводнили территорию, снуя туда-сюда, расчищая и ища древние коридоры, чтобы заглянуть в прошлое. Некогда люди поклонялись и приносили жертвы на алтари своих небесных творцов, вскоре они станут это делать вновь.Независимо от их желания, в этом воин был уверен.
Поднятие этого храма и его собрата в Греции — только начало. По крайней мере, так Парис предполагал. Возможно, он был самым человечным — наиболее привязанным к миру смертных — из всех Повелителей Преисподней, и остальные могли посмеяться над его догадками по поводу их новых правителей, Титанов. Но Парису нравилось думать, что его близость со смертными помогала ему лучше понимать все духовные процессы. Проводя так много времени среди людей, он хорошо изучил их чувства. Жадность, зависть, стремление быть любимыми.
Да, между эмоциями смертных и богов определенно имелась некая схожесть.
Разве Титаны не испытывали жадного стремления вновь завладеть былым могуществом; не завидовали, что Олимпийцы пожинали щедрый урожай, взращенный их тяжкими трудами; не желали обожания и преклонения, в котором им было отказано в течение тысяч лет? Их желания и потребности не принимались во внимание во время заточения, потому сейчас они будут наверстывать упущенное.
Но все же подобное озарение не помогло Парису. Он не мог придумать, как бороться с ними. Они владели изумительными силами, могли переноситься с места на место посредством мысли, управлять погодой и незримо наблюдать за миром и людьми. Могли проклинать одной рукой, а другой дарить благословение. Парису достался демон, обожающий секс. Демон, который слабел без него, и был малопригоден для других игр, помимо соблазнения.
Совершенно ясно, кто выиграет сражение.
Однако если он ничего не предпримет, его друзья могут быть уничтожены. Ловцы, его самые ненавистные враги, могут быть возведены в ранг стражей мира и процветания. Парис гадал, расставлено ли уже домино для претворения в жизнь подобной возможности и требуется ли легкое дуновение ветерка, чтобы оно начало падать.
Однако что он мог поделать?
Отыскать ларец Пандоры, да. Тогда его и его друзей невозможно было бы отделить от их демонов. Обратное бы убило их, поскольку они слились воедино, стали неразделимы, смерть или безумие было их единственными возможностями.
Он чувствовал себя ужасающе беспомощным. Испытывал первобытную, постоянную ярость. Он испытывал… опустошение. И все эти негативные эмоции были обернуты горячими языками злости. Его Сиенна мертва. Он сжег ее тело на погребальном костре, как подобает воину, и развеял ее прах. Она не вернется.
Кого ему винить? Ловцов? Богов?
Себя?
Кого карать? Кого убить в отместку?
Глаз за глаз, так его учили с первого дня сотворения. Если воин не сумеет достойно расплатиться за совершенное против него преступление, враг решит, что он слабак, будет нападать снова и снова, без остановки, уверенный в победе. Что делать мужчине, если его врагом мог вполне оказаться он сам?