Потанцуй со мной

— Джейн Портер, — произнесла она, задерживая дыхание. Она наблюдала за его реакцией. Знает ли он ее имя? Удочерение происходило в обстановке полной секретности, ее имя было никому не известно, кроме его матери. Джейн помнила, что все детали были продуманы их матерьми: один ребенок не готов растить детей, другой не может родить, все должно сохраняться в секрете.

— Приятно познакомиться, Джейн.

— Мне тоже.

— Что ты здесь делаешь, кстати? — Он махнул рукой в сторону школы.

— Я здесь с сестрой, — ответила Джейн, не переставая повторять про себя: «Это мой шанс, это мой шанс».

Она взглянула ему в лицо. Он замер, как будто узнал в ее глазах свою племянницу. Джейн задрожала, всем телом ощущая физическую связь со своей дочерью.

— Твоя племянница любит яблочные пирожные?

— Да. Хлоэ.

— Какое милое имя.

Он кивнул, но не сказал, почему ее назвали именно так. Ей было интересно, знал ли он вообще…

Джейн засунула руки в карманы. Она надеялась, что он не заметит, как они дрожат.

— Здесь прохладно, даже для апреля. — Дилан решил, что девушка замерзла.

— Да, это так. Но весна уже здесь. Скоро станет теплее.

Он не выглядел убежденным. Взглянув на дверь, Дилан спросил:

— Пойдем обратно?

— Через минуту, — ответила она.

Джейн хотела бы, чтобы он снова произнес имя Хлоэ, хотела поговорить о ней. Но, конечно, он не сделал этого.

— Было приятно встретиться. — Она вежливо завершила разговор.

— Мне тоже.

Дилан пожал ей руку во второй раз. Его рука была грубой, рука человека, работающего в яблоневом саду. Он задержался, всего на полсекунды дольше, чем следовало. Молодая женщина снова почувствовала, как по спине проходит дрожь, никак не связанная с Хлоэ, пока она смотрела в эти зеленые глаза:

— Увидимся в школе? — спросил он.

Она кивнула. Наблюдая за тем, как он идет обратно в школу, Джейн просто не осмеливалась последовать за ним. Она не могла предоставить Виржинии или Дилану шанс увидеть ее рядом с матерью и Сильви. Вместо этого Джейн направилась к машине.

Здесь никто не запирал дверей автомобилей. Джейн забралась на заднее сиденье. В этой части парковки было темно. Она свернулась клубочком на мягком кресле, накрылась своим пиджаком. Он был очень мягким, дорогой подарок от независимого продюсера, для которого она испекла торт с названием нового фильма.

Весенний воздух действительно был прохладным, как и сказал Дилан. Но она едва ли замечала это. Так много лет она жила с невыносимой пустотой в душе. Джейн не могла дать ей название, и она ничего не могла с ней поделать. Она отдала своего ребенка, у нее не было выбора. Тогда все выглядело таким логичным, правильный, разумный выбор.

Но все случилось так давно, более пятнадцати лет назад, иногда прошлое казалось столь далеким, как какая-нибудь давно прочитанная ею книга. Но сейчас воспоминания нахлынули вновь. Она вспомнила тот день, когда сообщила новость матери: ее руки потели, голова кружилась, и ее подташнивало.

И она помнила мамины слезы и панику. Она плакала, потому что Джейн придется взять академический отпуск на целый год. Она могла жить дома, пока не начнут проявляться признаки беременности, а потом ей следует уехать. Маргарет связалась с нужными людьми и организовала отъезд Джейн в обитель Святого Джозефа в Бристоле.

Джейн помнила, как она прилагала всевозможные усилия, чтобы не было видно ее растущего живота, чтобы она могла подольше оставаться дома. Она носила джинсовые комбинезоны и слишком большие рубашки. Когда наступила осень, она вздохнула с облегчением — теперь можно надевать широкие свитера. Однажды, сидя в ванной, она посмотрела на свое тело и увидела, что у нее выступает пупок. Это был настоящий шок. Она чувствовала, что не может ничего контролировать. Она свернулась клубочком и заплакала.

Когда вошла ее мать, она обняла Джейн за плечи и тоже расплакалась. Джейн было так стыдно, но ей нужна была мамина поддержка. Она слышала, как Маргарет звонит сестре Марии Селесте. Сильви в это время была в Брауне, Джейн радовалась, что сестра не услышит всего этого. За Джейн прислали машину, и она уехала. Род-Айленд — самый маленький штат государства, но Джейн казалось, будто ее увозят куда-то в Сибирь.

В обители нашли приют и другие незамужние будущие мамы. Все они были молоды и приехали из разных частей страны. Место напоминало колледж, где единственным «предметом» были роды. После рождения детей девушки исчезали. Джейн замкнулась в себе. Чтобы оплатить свое содержание, она работала на кухне: пекла великолепные торты. Растущий внутри ребенок был ее постоянной и единственной компанией, и с каждым днем она все больше привязывалась к нему.

Поступок отца превратил Джейн в реалистку, она знала, как тяжелы разлуки. Именно поэтому она избегала других женщин, после родов они все разъедутся в разные стороны и вряд ли захотят вспоминать месяцы, проведенные в обители Святого Джозефа. Но она никак не могла смириться с разлукой со своим будущим ребенком, она чувствовала, что все больше и больше привязывается к нему. И хотя сестры постоянно твердили девушкам, чтобы те даже не думали выбирать имена для детей или даже о том, чтобы подержать их в руках, поиграть с ними, Джейн не слушала. Она только об этом и думала.

Однажды она сбежала.

Она взяла деньги на автобус из банки на кухне и вышла на главную дорогу. Когда подошел автобус до Провиденса, беглянка села на него. Она устроилась у окна. Автобус ехал вдоль побережья до Провиденса, до кампуса Брауна.

Он остановился на Тейэр-стрит. Джейн прижала ладонь к холодному стеклу. Она скучала по чаю в кафе «Пингвин», по кинотеатру в Эйвоне, по литературным вечеринкам, по книгохранилищу. Она скучала по Джеффри. Ее глаза наполнились слезами при мысли о том, что она упускает шанс ходить в университет, учиться там вместе с Сильви.

— Здесь учится твой папа, — прошептала она ребенку, держа руку на круглом животе, — здесь мы встретились, и здесь ты появилась…

Когда автобус свернул на Энджелл-стрит, она заметила Джеффри. Он шел в полном одиночестве, на плече — сумка. Джейн смотрела на него. Юноша был погружен в свои мысли. Она подумала, возможно, он вспоминает о ней, но это было маловероятно.

Она и ребенок были одни. Он сам так захотел.

Когда Джейн вернулась в обитель, ее встретили сердитые сестры. Они запретили ей печь торты на все оставшееся время. Они хотели, чтобы она выучила урок: она совершила одну большую ошибку и должна научиться больше не совершать даже маленьких.

Она должна руководствоваться здравым смыслом. Одиночество — это не так уж и плохо.

Но иногда даже самые логичные вещи заставляют тебя сходить с ума. Джейн совершила правильный поступок, и это едва не лишило ее разума. Каждая встреченная ею пятнадцатилетняя девочка заставляла ее вспоминать дочь. Ее убивала правда о том, что она сделала, и о девочке, с которой ей нельзя даже познакомиться. Но ей надо было узнать ее. Джейн знала, что умрет, если не сделает этого. Поездка домой в Род-Айленд была запланирована давным-давно.