Потерпевшие претензий не имеют

Мы встали в конец небольшой очереди, и я с удовольствием и интересом наблюдал, как Ахмет, перешучиваясь с клиентами, одновременно насаживает новые куски мяса из бака на шампуры, переворачивает жарящиеся, брызгает из бутылки с дырчатой пробкой винный уксус на румянящееся мясо и оно на глазах набирает цвет и сочность. Ахмет все время шутил, разговаривал, сыпал прибаутками, смех съеживал его лицо сетью меленьких морщин, как надувную гуттаперчевую мордочку, и вблизи вдруг становилось ясно, что молодость Ахмета – оптический обман. Никакой он не паренек, ему крепко, хорошо минуло за тридцать, и эти морщины – крап на карте, немало и нелегко поигравшей на своем веку.

Ахмет разговаривал с людьми перед нами, подавал готовые шампуры, рассчитывался, кидая деньги в картонный короб из-под конфет «Белочка», а на нас как бы и внимания не обращал, пока не настал наш черед встать перед ним лицом к лицу, и тогда он расплылся в улыбке, узкие глаза сверкнули антрацитом.

– О-о, власть пришла полакомиться Ахметкиными шашлыками! Добро пожаловать! Приятного аппетита! Знал бы раньше, отдельный дастархан накрыл!..

Он схватил с мангала первые попавшиеся шашлыки, два больших ломтя белоснежного хлеба, протянул нам через столик. Видимо, по чистой случайности каждый наш шашлык был раза в два увесистее, чем те, которые уже жевали стоявшие в очереди перед нами.

Уколов мрачно заявил:

– А мы прямо разбежались за твой дастархан!..

– Чем плох мой дастархан, начальник? – светло улыбался Ахмет.

– Всем хорош, если потом на кладбище не попадешь! – отрубил с солдатской простотой лейтенант.

– Ай-яй-яй, обижаешь, начальник! Глупый хулиган, пьяница напал, людям праздник испортил, несчастье принес, а ты меня за гостеприимство стыдишь?

Уколов махнул на него рукой, а я спросил:

– Сколько стоит шашлык?

Такое количество морщинок я видел только на разбитом лобовом стекле автомобиля, ниточно тонких, белых, всезахватывающих.

– О чем разговор? Не могу угостить друга нашего, лейтенанта? Говорить стыдно! Ешьте на здоровье, получите удовольствие – вот мне и плата!..

Крутя в руках шампур, истекающий жиром и благовонием, я спросил:

– Вы со всех взимаете такую плату или только с власти?

Ахмет захохотал:

– А для меня что власть, что простой прохожий – все равно, был бы только человек хороший! Я здесь для радости хороших людей стою…

– Счастлив познакомиться с настоящим гуманистом, – заверил я его. – Но мне бы хотелось узнать: сколько вы получаете за шашлык с плохих людей?

– У меня плохие не останавливаются! – мгновенно ответил Ахмет. – А для обычных людей одна палочка этого волшебного мяса – всего семьдесят пять копеек.

– И сколько же волшебного мяса достается покупателю на семьдесят пять копеек? – продолжал я расспрашивать Ахмета, с острым наслаждением мазохиста нюхая свой шашлык.

– Сто граммов по выходу и тонну удовольствия, – сообщил Ахмет и, метнувшись к мангалу, быстро повернул несколько шампуров и побрызгал остальные из бутылки. Скорее всего я просто плохо разбираюсь в технологии изготовления шашлыков, но мне показалось, что мясо еще не подрумянилось, до пригара ему было далеко. Оторвавшись от меня, Ахмет решил сбить темп разговора.

Ну что ж, шашлык готовить я не умею, но заполнять паузы – это моя работа. Тут и я гроссмейстер. Заведующий всеми паузами на свете.

Подошел к бездействующим весам и положил на них два своих шампура, стрелка неуверенно качнулась и замерла на двухстах шестидесяти граммах. Нет, не пожалел нам с Уколовым мяска на шашлыки Ахмет – черное жало стрелки весов свидетельствовало о его щедрости.

– Итак, сколько с нас причитается? – спросил я.

Поскучневший Ахмет пожал плечами, и этот малозаметный жест должен был продемонстрировать меру его презрения к моей мелочности.

– Четыре шашлыка – три рубля, хлеб – четыре копейки… – сказал он, явно сожалея о неготовности рода людского к настоящему уровню общения.

– Если я вас правильно понял, отпускная цена шашлыка – семь рублей пятьдесят копеек за ки-ло? – переспросил я.

Ахмет недовольно кивнул и без понуждения достал из ящика накладную, поняв, что я и так ее потребую.

Морщинки уже не сходили с его лица, он не балагурил, а выжидательно молчал.

Я отсчитал деньги и задал следующий вопрос:

– Сколько вы продаете за день шашлыков?

– День на день не приходится, – неопределенно и сухо сказал Ахмет.

– Ну а точнее? Вы же догадываетесь, Садыков, что я подниму документы в бухгалтерии…

– Я и отвечаю точно: иногда сорок килограммов, иногда сто. – И он снова метнулся к жаровне.

– Это значит – от четырехсот до тысячи шашлыков, – веско подсчитал Уколов. – Не считая всяких фокусов…

На стоянку заруливал экскурсионный автобус. Вернувшийся к нам Ахмет сказал скорбно:

– Холодный шашлык можно отдать собакам…

– Мы как раз и проголодались, как собаки, – успокоил я его. – А чего вы, Садыков, так поскучнели, приумолкли?

– А чего болтать? Слово как воробей: не поймаешь – вылетишь…

Из автобуса к мангалу бежала толпа голодных экскурсантов.

– Зря вы нас пугали, Садыков, – и остывший, шашлык замечательный. Завтра в шестнадцать часов приходите ко мне в прокуратуру, попробуем вместе сделать шашлык из нескольких вылетевших воробьев…

Глава 12

Против стоянки для отдыха автомобилистов сквозь гущу еще не облетевших деревьев белело трехэтажное современное здание. Одна из тех типовых стеклобетонных построек со сплошным навесом из лоджий по всему фасаду, в которых с первого взгляда можно признать заведение для массового отдыха.

Я перешел через дорогу и прочел на проходной будке, воздвигнутой рядом с тяжелыми металлическими воротами, вывеску: «Пансионат “Межгорье”». На двери был прикноплен тетрадный листок с объявлением: «Пансионату требуются вахтеры». Я вошел в каменную сторожку, существующую только для контроля за соблюдением режима отдыхающих, и увидел на креслице за перилами краснощекую девицу.

– Мне нужен вахтер Валентина Афанасьева…

– А это как раз я, – улыбнулась она, и на ее щеках обозначились две отчетливые смешливые ямочки. – Вы, наверное, следователь из прокуратуры, что звонил вчера?

– Совершенно точно, – заверил я ее. – Валя, вы дежурили в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое сентября?

– Да, – протянула девушка. – Я хорошо запомнила это дежурство.

Меня очень смешила фуражка с зеленым околышем – традиционная униформа охраны – на ее вихрастой голове. Было как-то непривычно видеть на месте сторожа такую девицу, гораздо естественнее вписавшуюся бы в студенческую аудиторию или швейный цех.