Потерянная богиня

Карисса внимательно посмотрела на доктора карими глазами.

— И?

— Короче говоря, голос вашей дочери настолько чист, что имеет только один компонент. Один. А это, друзья мои, невероятно!

Карисса обменялась с Ашерисом быстрым взглядом, и он впервые за много месяцев увидел ее такой, какой она была раньше, когда еще не скрывала от него своих чувств. Он потянулся было к ее руке, но она опять повернулась к докторам.

— К тому же, хотя вряд ли вам это интересно, — продолжал Дункан, — когда я вижу такую волну, я знаю, что это звук высокой частотности, ультразвук, который недоступен слуху человека. Например, как свист собаки.

Ашерис сомневался, что линии на бумаге смогут прояснить тайны его дочери, однако промолчал.

— Ну и что это значит? — спросила Карисса.

— У вашей дочери уникальный голос. Во-первых, он необыкновенно чист, а во-вторых, обладает такой высокой частотностью, что, по идее, не должен быть слышим человеческим ухом. Такого голоса я еще не встречал. Я сделал рентгеновский снимок ее связок и нашел нечто вообще удивительное.

— Что же вы нашли? — спросил Ашерис.

— У Джулии две щели в голосовых связках вместо одной. И еще: они гораздо тоньше обыкновенных, из-за чего, возможно, и достигается такая частота вибрации.

Ашерис нахмурился. Ему не нравилось, что двое ученых обсуждают его дочь словно какой-то научный казус. Он уже открыл было рот, чтобы потребовать привести Джулию, однако тут заговорила Карисса.

— Но какое отношение все это имеет к движущимся игрушкам? — спросила она, подаваясь вперед.

— Самое прямое, — ответил Дункан, опережая своего коллегу и усаживаясь на край стола. — У нас есть исследования, которые доказывают, что звуком, то есть голосом, можно двигать предметы в пространстве.

Ну, скажем, небольшие предметы могут быть пойманы между двумя высшими точками волны. — Он опять скрестил руки на груди. — В лаборатории нам удавалось добиться этого эффекта, но только с мельчайшими частицами. Тем не менее такое возможно.

Ашерис положил листок на колени.

— Вы хотите сказать, что игрушки двигал голос моей дочери?

— Может быть. — Ашерис наклонился вперед. Глаза у него горели. — Вероятно, Джулия в беспамятстве стонала или кричала, короче говоря, делала что-то, отчего легкие предметы начинали вибрировать и даже могли подниматься в воздух.

— Она действительно иногда стонала, — подтвердила Карисса. — Но я это не соотнесла…

— И никто бы не соотнес! — воскликнул доктор Дункан. — Это же совершенно невероятно!

— Хватит! — вскакивая с кресла, заявил Ашерис. — Это просто совпадение. Версия!

— Ну конечно, — тоже поднимаясь, согласился с ним доктор Дункан. — Но если провести обследование, то, думаю, я смогу доказать ее правильность. Единственное, что мне нужно, — ваше разрешение поработать с Джулией несколько месяцев.

— Месяцев?! — возмутился Ашерис. — Ребенок должен жить дома, доктор Дункан, а не в лаборатории, где над ним ставят опыты, как над…

— Нет, мистер Эшер, мы бы сделали это не так…

— Она еще слишком мала! Я запрещаю!

Доктор Томпкинс встал со своего места.

— Пожалуйста, мистер Эшер, успокойтесь. Вы же понимаете, как много мы могли бы узнать от Джулии!

— Узнавайте от своих обезьян! Джулия всего лишь ребенок.

— Только телом. Ее умственное развитие во много раз превосходит развитие нормального двухлетнего ребенка. Она — слишком необычный младенец. Поэтому нам бы хотелось как можно больше узнать о ней.

— Джулия не будет предметом научных исследований! — Ашерис вышел из себя, однако не показал этого ни выражением лица, ни голосом. Он лишь крепко сжал зубы. — Я все сказал. Теперь, пожалуйста, приведите Джулию.

— Конечно, — нахмурился доктор Томпкинс и взялся за телефонную трубку. Он что-то быстро приказал своей помощнице и посмотрел на Ашериса. — Мне очень жаль, что вы видите все в таком свете, мистер Эшер, ведь мы ни в коем случае не хотим повредить Джулии.

Ашерис молчал, только взгляд его стал тяжелым.

— Если вы измените свое решение, — опять заговорил Дункан, — я буду счастлив тестировать Джулию. Для медиков она аномалия, с которыми мы не так уж часто сталкиваемся.

Ашерис не успел ответить, потому что дверь отворилась и на пороге появилась его дочь, скорее напоминающая уменьшенную копию взрослой женщины, чем двухлетнего ребенка, своими цвета воронова крыла блестящими волосами, рассыпанными по плечам, золотистой кожей и стройной фигуркой. Она увидела родителей — и лицо ее озарилось радостью.

— Мамочка! Папочка! — крикнула она и бросилась к Кариссе.

— Здравствуй, азиз, — сказала Карисса, употребив арабское слово, означавшее "любимая", когда дочь обхватила ее руками. Она наклонилась и посадила Джулию к себе на колени. — Тебе было интересно с доктором Дунканом?

— О да! У него столько всяких приборов в лаборатории! Он даже позволил мне самой раскрасить картинки моего горла! У доктора Дункана много красок. Семьдесят две, правда, доктор Уолли?

Уолли улыбнулся и кивнул, а Ашерис почувствовал некоторое облегчение от того, что его дочь вновь была рядом с ним. Он перевел взгляд с веснушчатого лица доктора Дункана на безупречно чистое личико дочери и ее умные глазки. Несомненно, они подружились, этого никак нельзя было отрицать.

— У доктора Уолли много всякой музыки. Он дал мне послушать несколько песенок, а потом я сама записала ту, что мне понравилась больше других.

— Ну и какую ты выбрала? — спросил Ашерис, гладя ее по голове.

— "Незабываемое".

— Ту самую? — Карисса удивилась, что доктор Дункан не предложил девочке чего-нибудь попроще.

— Ага, — хмыкнул Уолли. — И знаете, наша Джули Маквулли только один раз ее послушала и сразу запомнила.

— Он меня зовет Джули Маквулли, — хихикнула Джулия. — Правда, смешно?

— Не смешно, потому что тебя зовут иначе, — вмешался Ашерис, стерев со всех лиц улыбки. — Тебе оно не идет, Джулия.

Карисса укоризненно посмотрела на него. Он ответил ей твердым взглядом, переведя его на доктора Дункана и стараясь подавить стыд и ярость, вспыхнувшие в нем из-за ее немого укора. С какой стати она вмешивается?! Где ее уважение к члену их семьи? В прежние времена люди лишались жизни, если осмеливались только взглянуть на королевскую семью. Женившись на Кариссе, Ашерис забыл многие древние обычаи, однако он не потерпит, чтобы искажали имя его дочери!