Потерянные судьбы. Роман
Шрифт:
– Енто ничого не значить, – Стеша заволновалась. Вдруг всё дело обломится, а так хотелось соседям донести из первых уст.
– А твой-то где? – подкрадываясь ближе к конюшне, шептала Маня.
– Где-где, у Мельниковых поминки, тама он.
– А ты чаво не пошла?
– Охота мне на их пьяные рожи глядеть. Помянула и к тебе…
Женщины подошли ближе к зданию, прислушались. Тишина, только кони тихонько фыркают.
– Не пойду, – простонала Мария у самых ворот. – Боязно…
– Тьфу, ну шо ты будешь делать? – психанула Трофимова. – Мне, шо ль, итить? И як
Из-под навеса, где стоял огромный стог сена, послышался женский смех.
– Вона, тама они… – довольная Стешка повернула голову. – Ну, покличь его…
Трофимой до такой степени не терпелось уличить соседа в неверности, что даже не замечала, как она переминается с ноги на ногу, будто где-то в мыслях танцует вальс.
– Ва-ань! – крикнула Маша, дрожащим голосом.
Женский смех замолк. Из-под навеса зашептались.
– Ва-ань! Ты где? – у Марии заколотилось сердце с такой силой, что хотелось бежать куда подальше, лишь бы не увидеть то, чего она больше всего боялась – измену.
Тишина. Только собаки лают где-то во дворах, будто уже осуждают Ивана Грищенко за его беспутство.
Внезапно послышалось шуршание сена. Со стога упал один сапог. В полумраке женщины разглядели мужчину, спускающегося по лестнице. В потёмках со спины не признать в нём ни Ваньку, ни какого-либо другого знакомого мужика. Незнакомец опустил ноги на твёрдую поверхность и, не оборачиваясь, начал шоркать рукой по земле в поисках второго сапога.
Мария взяла себя в руки, подбежала, схватила сапог и молча протянула ищущему.
– Порфирий… – упала боком на стог сена от удивления.
Порфирий молча взял сапог, кряхтя натянул его и выпрямился. Положил руку на стог и приставными шагами стал было огибать его, чтобы незаметно скрыться.
– А горючка-то, як я погляжу, волшебная! – подошла ближе жена Стеша и бросила на землю узелок с припасами. – Перенесла муженька из-за стола на тюк сеновальнай!
Муж Трофимовой остановился, громко выдохнул, но голову повернуть не смог.
– Я кому говорю? – Стешка сделала ещё шаг.
По спине Порфирия пробежались мелкие мурашки, стягивая кожу. Он прекрасно знал нрав своей жены. Трофимов побаивался Стешу с тех самых времён, когда впервые повысил голос на свою жену. В тот день, недолго думая, Степанида голыми руками сорвала куст крапивы и оприходовала возлюбленного по лицу. Порфирию приходилось оправдывать покраснение и сыпь на своей физиономии перед мужиками, рассказывая басни о своём великом предназначении.
– Ей-богу, вот те крест, – Порфирий крестился, состроив серьёзное лицо, дабы доказать соседям правдивость своих слов. – Утром встаю, а жинка и гутарить, завидев мой анфас, ты, грит, особеннай, тебя боженька в темечко поцеловал, вона, гляди, и на плешке пятно!
Мужики, конечно, не верили, но слушали с удовольствием местного Петрушку, как со временем его и прозвали.
– Кому говорю? – Стешка повторила свой вопрос грудным голосом. – Кудый-то тебя понесло?
Порфирий не спеша стал поворачиваться, будто в замедленном кадре, пытаясь произвести
впечатление.– Ой, Стешенька моя пришла! – радостно всплеснул руками Трофимов. – А ты как туточки оказалася?
– Ногами! – жена подошла ещё ближе и выпятила живот вперёд. Так она изображала всю мощь свою и силу.
– Золотая моя, а я подумал было показалося, – Порфирий чувствовал угрозу со стороны обозлённой женщины.
– Ты с кем тута лясы точишь? Полюбовницу завёл?
– Шо ты, шо ты, Стешенька, образумься! – глаза забегали, мужчина слегка нагнулся, пытаясь устоять на своих кривых ножках. – Як такое могло прийти в твою светлую головушку? Я даже в помыслах ни-ни…
– Кто тама? – махнула Трофимова головой в сторону стога.
– Никого…
– Я ишо не в том возрасти, шоб памятью страдать! Я усё услыхала… – Стеша подошла вплотную и взялась за ворот фуфайки мужа. – А ну…
– Да нету тама никого… – у мужика подкосились ноги, еле держался то ли от страха, то ли от принятого алкоголя.
– Манька, а ну стеряги его… – подошла Трофимова к лестнице. – А я чичас усё сама разузнаю…
Быстренько взобравшись на высокий стог, Стешка умолкла. Секунд десять стояла полная тишина.
– Вот лярва! – показались ноги Трофимовой на верхних ступеньках лестницы. – С той стороны утикала!
Стеша спустилась вниз, держа в левой руке белый платок, расшитый красными розочками.
– Чей, не знаешь? – развернула и показала соседке.
– Почём мне знать, – тяжело вздохнула Маша, понимая, что мужа нет в конюшне.
– Празднишнай… Кто у нас такие носить? – задумалась Стеша, задрав голову к небу.
– Порфирий, – Мария обратилась к соседу. – Скажи, як на духу, где Иван?
– Иван? – мужчина присел на нижнюю ступеньку деревянной лестницы. – А мне почём знать?
– Брешешь! – прикрикнула Стешка, напрочь забыв о женщине, которая несколько минут назад была с мужем на стогу. – А ну, признавайси, где его черти носють?
– Да покуда мне знать? Я ему, чай, не жёнка…
– Подымайси! – схватила за шиворот благоверного. – Пшёл до хаты! Ты мене усё должон докладать! Ты Ваньку видал сёдня аль не? Куды он пошёл? С кем? Кто она?
– Стешенька, ну не ведаю, ей-богу… – спотыкался мужичок, оправдываясь перед женой.
Рядом молча шла Мария. В её голове была только одна мысль «Неужели муж тама, у воспитательницы?»
Вернувшись в хату, Машка присела на лавку возле печи. Дети спали.
– Ну, не идти же у хату Томки? – рассуждала женщина, стараясь не заплакать.
Маша сняла старенький сапог и поставила под лавку у печки. Только хотела снять второй, как в хату вошёл Иван с недовольным лицом.
– А ты шо? – заметил жену в одном сапоге и фуфайке. – Куды это на ночь глядя? Шо-то я не вразумею!
Мария подняла голову. Ванька схватил её за грудки, приподняв с лавки.
– На блядки собралася?
Иван никогда не трогал жену и пальцем. Всю жизнь был строгий, с претензиями, но чтобы ударить – такого не было.
– Вань, ты шо? – Маша смотрела на мужа удивлёнными глазами.