Потерянные

– А я для тебя? – спросил он вдруг.

– Что ты для меня? – не поняла я сначала.

– Близкий?

– Становишься таким. Все-таки ты прав – нужно время, чтобы полностью привыкнуть друг к другу, – честно сказала я. – Для меня ты можешь стать очень близким человеком. Ты так неожиданно вломился в мою жизнь и привнес в нее сколько глупостей и шума, что, пожалуй, я могу считать тебя тем, кто может стать очень близким, – отозвалась я, опуская руку в прохладную воду. – Только те, кто нам дороги, могут сделать нашу жизнь чокнутой.

– Иногда ты ведешь себя как подросток, а иногда рассуждаешь, как умудренная опытом.

Я пожала плечами.

– Отлично, – непонятно зачем сказал Денис. – А я чокнутый?

– Есть в тебе такое качество, Смерч.

Озеро смеялось.

«Вы, благородные судари…»

«Зачеркни, дурак, мы придерживаемся английской традиции!»

«…милорды, доставили нам массу удивительных мгновений, которые навечно останутся в нашей памяти…»

– Я рад этому. Однажды я слышал поговорку: «В шторм любая гавань – спасение». Это про тебя.

– Когда это я стала тебе гаванью? – подняла я взгляд на его сосредоточенное лицо.

– Когда я назвал тебя другом.

– Понятно. Ты отличный друг. И тебя эксплуатируют по полной.

– Нет, кажется, эксплуатирую всех я.

Мы замолчали. Вода пела таинственную вечернюю песнь, которая нас обоих умиротворяла.

«…И если когда-нибудь наша подопечная в той или иной форме приносила вам беспокойство, мы самым искренним образом просим у вас прощения и кланяемся…»

«Я не буду кланяться! Чего это вдруг мне… Эй, отдайте мне перо!! Да буду, буду я кланяться, видите??»

«…бьем челобитную…»

«Это неправдоподобно»

«…встаем на колени…»

«Не умничай!»

«Хорошо-хорошо, я не буду подлизываться, остановлюсь просто на “кланяемся”»

«… ибо, если вы нас не простите, не будет нам покаяния… Вечного?»

«Никакого покаяния не будет».

– А когда я стал тебе другом? – спросил зачем-то Дэн.

– Ну, как же, в тот самый момент, когда я превратилась в гавань Смерчинского и стала его другом. А если спросить, когда я успела стать гаванью, ты вновь ответишь, что тогда, когда ты назвал меня другом. Получается круговорот дружбы между бурундуками. Забавно, не находишь?

– Нахожу, – серьезно кивнул он. – Но ты ведь знаешь, что я не дружбы хочу.

– Да и я тоже не хочу просто дружбы. Раз ты случайно стал моим парнем, значит, им и останешься. – Я коварно рассмеялась.

– Да. Так тому и быть.

– У тебя в голосе обреченность! – обвинила я Смерчинского.

– Ну что ты. Это просто счастье.

«Засим прощаемся с вами, и будем ждать вашего ответа, как соловей лета, с большим смирением и нетерпением!»

«А можно я подпишу: “О, наши божественные господа ”? Нет? Я так и думал».

Я прихлопнула на плече Дэна комара. Щеки болели от того, что я улыбалась. Хорошее настроение не портило даже осознание того, что я сейчас нахожусь на водном пространстве, а подо мной большая глубина. Смерч был рядом, и поэтому я почти и не беспокоилась.

Как же здорово. Я никогда и не мечтала даже об этом. Как было бы хорошо, чтобы время сейчас замедлилось… Мне так хорошо сейчас, но… Уже чуть-чуть страшно. Ведь у Дэна было так много самых разных девушек, наверное, едва ли не с самого детства! Вдруг он найдет себе какую-то другую, забыв меня. Или вдруг я его чем-то не устрою. Я ведь совсем не идеальная.

– Во сколько лет у тебя был первый поцелуй? – неожиданно даже для самой себя спросила я у парня, вновь начавшего грести. Легкие волны меня завораживали. Контраст между скоростью в небе и почти неспешным движением в воде был ощутимым, но мне было приятно чувствовать эту основательную неторопливость темно-синих вод.

– Лет в одиннадцать или двенадцать, около того, – признался он, не смущаясь и не спрашивая, почему я это спросила. – С милой девочкой из параллельного класса. Я до сих пор помню, что от нее пахло горькими духами ее старшей сестры. Это было очень мило. – Он беззаботно рассмеялся. – Мы как бы поцеловались, а потом ели шоколад. Я не знаю, на что эта попытка поцелуя была похожа, но без смеха не могу вспомнить.

– Это была твоя первая подружка? – поинтересовалась я. Я в одиннадцать лет еще в игрушки играла, а он, посмотрите, какой развитый!

– Что-то вроде этого. Я провожал ее домой и даже отправил валентинку четырнадцатого февраля. А первый нормальный поцелуй был года через полтора, на море. Не помню, как звали ту девчонку, помню только то, что она была меня на пару классов старше и у нее были рыжие кудряшки. – Он потер лоб. – А у тебя как с этим обстояли дела, Чип? Во сколько лет и с кем? Порадуй меня и скажи, что я был первым. Или я буду первым в чем-нибудь другом, а?

Нет, от извращенских наклонностей парней не избавит даже волшебство. Ну, на самом деле, Дэн-то еще приличный, а есть такие типы, просто держись!

– Первая всегда я, а не ты. В тринадцать, с дебилом из лагеря, – отвечала я. – Вообще мне нравился другой мальчик, но он предложил дружбу моей соседке по комнате, и мне ничего не оставалось делать, как принять точно такое же предложение от его дружка. Ух, и бесил же он меня! Я ему в конце смены даже врезала.

– Почему? – полюбопытствовал Смерчинский.

– По роже.

– Я имею в виду причину, – озарил он меня своей улыбкой, явно, как и я, наслаждаясь моментом.

– Потому что он не умел держать руки около собственного тела, – хмыкнула я.

– Вот как? – понимающе улыбнулся Смерч. Видимо, у него руки тоже шебутные были и жили своей жизнью в подростковом возрасте, да и сейчас тоже.

Я сделала страшные глаза:

– Ну, ты понял, он начал конкретно приставать, а моя нежная детская…