Потерянный рай
Шрифт:
— Как вам понравилась книга? — спрашиваю я. Обычно мне трудно завязать разговор с незнакомкой, но сегодня мне все удается. Длинные сильные ноги, которые в прошлый раз я наблюдал издали, оказались совсем рядом, штаны цвета хаки плотно их облегают. Не знаю, заметила ли она мое волнение, но вдруг повернулась и закинула ногу на ногу таким движением, что у меня перехватило дыхание. Честно говоря, в последнее время я стал не в меру чувствителен, сказывается возбуждение и тоска по дому, вдобавок я еще не понял, как вести себя с ней. И возможно, женщинам
Она раскрывает книгу, лежавшую возле нее, на скамье, и я вижу текст, скопированный из переиздания, кажется, 1830 года, в старой орфографии.
— Не знаю, — отвечает она. — Когда я дочитала ее, мне стало грустно. Похоже, все построенно на недоразумениях, и наказание кажется мне слишком суровым. Неправда ли, недоразумение — дурацкое слово? Но с недоразумения все началось когда-то, и бесконечно повторяется. Можно, конечно, все подстроить специально, но чаще всего даже это ни к чему. Если когда-то женщина послушалась совета змеи и это и положило начало цепи недоразумений, то ничего удивительного нет в том, что парусник причалил к неведомому берегу, а люди с расписными телами попрятались в лесах; а если другая женщина поехала вечером туда, куда ездить не надо было, то опять же неудивительно, что после этого она стала другим человеком. Честно говоря, лучше всего вам удалось заглавие. Но историю с таким названием невозможно закончить. И откуда только писатели берут эти заголовки? Специально, что ли, изобретают, чтобы было о чем писать в следующий раз? Какую книгу ни возьми, вся интрига в ней строится на цепи недоразумений. Гамлет, госпожа Бовари, Марсель, который не знал, что Жильбер его любит, Макбет, поверивший Яго… подумать только…
Тут вошел кондуктор и занялся проверкой наших билетов, времени для этого понадобилось страшно много, потому что каждый состоял из толстенькой пачки цветных бумажек.
— И все-таки что вы думаете об этой книге? — спросил я, когда он вышел.
Она рассмеялась:
— Вы действительно хотите знать?
— Да.
— Почему? Разве то, что я скажу, важно?
Глаза у нее были зеленые, и она не узнала меня. Наконец-то мы нашли верный тон. Но я медлил с ответом, сперва надо было в последний раз, на прощанье окинуть взглядом заснеженные вершины Альп в Форарльберге, расписные скалы Убирра в Sickness Dreaming Place, лицо старика с фамильным перстнем на мизинце, которого как раз сейчас хоронили в Дарвине и покинутую комнату девушки над изумительными садами Жардэн, где звонко щебечут bem te vi;только после этого я готов был вернуться к разговору с единственным оставшимся у меня персонажем:
— Мне нужно несколько слов, чтобы завершить историю, они — самые важные.
— И произнести их должна
я?Я молча ждал.
— Ах, на самом деле все так просто, — сказала она. — Вы и сами могли бы додуматься. Представьте себе того, кто изобрел рай. Место, где не бывает недоразумений. Ему сперва и в голову не пришло, что он создает царство безмерной тоски, которую можно было выдумать лишь в наказание. Такую чушь мог бы сочинить только совершенно бездарный писатель. Подходит?
— Остается указать место, где книга была написана, и поставить дату.
— Не забудьте добавить еще одну цитату в заключение, — спохватилась она. — Вы ведь всегда так делаете? Я отыскала ее для вас.
Она раскрыла книгу на самой последней странице, где был заложен листок бумаги, и протянула его мне. Строки, о которых шла речь, она подчеркнула карандашом.
Амстердам, февраль 2003 — Эс-Конселл, Сан-Луис 24 августа 2004
They looking back all th' eastern side beheld Of Paradise, so late their happy seat, Waved over by that flaming brand, the gate With dreadful faces throng'd and fiery arms: Some natural tears they dropp'd, but wiped them soon; The world was all before them, where to choose Their place of rest, and Providence their guide. They, hand in hand with wand'ring steps and slow, Through Eden took their solitary way.John Milton, Paradise Lost, Book XII [70]
70
(Мильтон. Потеряный рай. Книга 12, пер. А. Штейнберга)