Потерянный рай

7

— Пицца. Без анчоусов. — Джошуа поставил на кухонный стол две круглых коробки, одним движением плеч сбросил с себя пиджак и повесил его на спинку стула.

— Как Джейми? — Клеменси вынула из ящика два столовых прибора.

— При моем появлении расплылся до ушей. Измученный, но гордый своими ранами. — Харрингтон открыл холодильник и достал бутылку вина. — И жаждущий узнать все подробности операции, — иронически добавил он.

Клеменси представила себе эту сцену, улыбнулась и, сообразив, что уже темно, включила верхний свет.

— Может, поедим в гостиной? — предложил Джошуа.

— Я всегда считала, что это не слишком удобно, — возразила Клеменси, повернулась к нему спиной и начала накрывать на стол. Здесь, на ярко освещенной кухне, было куда безопаснее.

— Вина?

— Нет, спасибо, — решительно отказалась она.

— Что-то случилось? — тихо спросил Харрингтон.

Клеменси напряглась, когда Джошуа очутился за ее спиной.

— Нет. Просто немного устала, — непринужденно сказала она, оглянувшись, но избегая взгляда проницательных синих глаз. — Впрочем, я передумала. Ничего, если я все-таки выпью?

— Конечно, — учтиво сказал Джошуа, но вместо того, чтобы отойти, еще раз внимательно посмотрел ей в лицо. На мгновение Клеменси решила, что допрос будет продолжен. Однако Джошуа передумал и, к ее облегчению, полез в буфет за вторым бокалом.

Что бы он сказал, если бы Клеменси поведала ему правду? Правду, которую только что открыла сама? Джошуа, кажется, я полюбила вас. Да. Так и есть.

Конечно, он встревожился бы. И испугался. Он был бы добр, заботлив, мягок, ни за что не причинил бы ей боли. По иронии судьбы, именно за эти качества она его и полюбила. И это было бы совершенно невыносимо.

Она незаметно покосилась на Джошуа, ловко откупоривавшего бутылку. Картину довершала агрессивная мужественность. Итог получался ошеломляющим. И зачем только форма соответствует содержанию? Почему воспоминания о том, каким он был пять лет назад, вместо того, чтобы поблекнуть со временем, остались такими же четкими?

Когда Джошуа обернулся и протянул Клеменси бокал, она заставила себя прогнать эти мысли.

— Спасибо. — Она сделала глоток и мельком посмотрела в окно. — Джош! — При виде серой тени, двигавшейся по газону, женщина невольно стиснула его руку и широко раскрыла глаза. — Посмотрите! Кажется, это…

— Барсук, — негромко закончил Джошуа, проследив за направлением ее взгляда. Затем он протянул длинную руку и убавил свет.

Теперь было намного легче рассмотреть очертания широкой, приземистой, безошибочно узнаваемой фигуры.

Затаив дыхание и приоткрыв рот от удовольствия, Клеменси следила за тем, как барсук поднял морду, понюхал воздух, по-видимому, не почуял никаких угрожающих запахов и неторопливо проследовал в густой кустарник.

— Томми был бы в восторге, — шепотом сказала она и обернулась к Джошуа. Он не смотрел на барсука. Его глаза, казавшиеся в полумраке почти черными, напряженно всматривались в ее лицо.

— Да? Может, пойти и разбудить его? — проворчал Харрингтон, на челюсти которого бешено пульсировала какая-то жилка.

От выражения его глаз у Клеменси пересохло во рту. Ее ладонь, все еще лежавшая на руке Харрингтона, окаменела, ощутив, как под ее ладонью напряглись тугие мышцы.

Не сводя глаз с лица Клеменси, Харрингтон взял у нее бокал и поставил его на буфет. А затем поднес ее руку к губам и по очереди поцеловал каждый палец.

— П-пицца о-остынет, — пробормотала загипнотизированная Клеменси, каждая клеточка тела которой таяла от наслаждения. Надо остановить его, надо отодвинуться…

— Да, — хрипло подтвердил Джошуа, сжал пальцы и притянул к себе Клеменси, у которой не было сил сопротивляться. Другой рукой он обхватил ее затылок, погрузил пальцы в рыжие кудри и заставил поднять лицо.

Затем он медленно, но решительно опустил голову, прижался губами к ее шее, проложил чувственную дорожку к уху и проник в него умелым языком.

Клеменси закрыла глаза и прильнула к нему. Она потеряла способность связно мыслить, едва дышала, и сердце бешено колотилось о ребра. Руки обвили шею Джошуа и заставили его опустить голову. Когда их губы слились, Клеменси вздрогнула от облегчения.

Джошуа неторопливо изучал ее рот, смаковал его, а когда мужские руки стали ласкать ее спину, по телу Клеменси побежали мурашки.

— Клеменси… — хрипло и прерывисто сказал он, подняв голову. — Я хочу любить тебя. — Веки Джошуа опустились, прикрыв потемневшие глаза.

Но…

— Знаю, — так же хрипло ответила Клеменси. Она не вынесла бы, если бы он снова произнес вслух эти слова, и произнесла их сама. — Никаких уз. Никакой прочной связи. — Но сейчас это ее не заботило. Действительность. Здравый смысл. Они вернутся завтра. А сегодня имело значение только одно — то, что происходило здесь и сейчас. Неистовое, невыносимое влечение, которое ощущали они с Джошуа. С Джошуа?

Клеменси едва не вскрикнула, когда его руки расслабились, а потом опустились. Она приросла к месту и непонимающим взглядом уставилась в напряженную спину идущего к дверям Харрингтона. Он же видел молчаливое согласие в ее глазах. Должен был видеть…

Джошуа медленно обернулся, посмотрел на нее с другого конца полуосвещенной комнаты и протянул руку.

Клеменси судорожно вздохнула. Теперь возврата не будет. Он давал ей последнюю возможность передумать, хотел, чтобы она пошла с ним по доброй воле, без всякого принуждения. Кровь ударила ей в голову. Никаких уз. Никакой прочной связи. И никаких сожалений.

Как сомнамбула, она подошла к нему и взяла за руку. Он долго смотрел на нее сверху вниз, дыша так же судорожно, как и она, а затем поцеловал в губы и без усилий взял на руки.

— Папа… — раздался сонный голосок, едва они поднялись на второй этаж и миновали приоткрытую дверь. Джошуа напрягся, не веря своим ушам, и прикрыл глаза. Когда они открылись снова, Клеменси увидела в них затаенный смех и едва не расхохоталась сама. Сорвалось!

Бережно поставив ее на ковер, Джошуа беспомощно развел руками и пошел в детскую. Клеменси, спрятавшаяся в тени, слышала его низкий успокаивающий голос и сонные ответы мальчика. Она улыбалась, но сердце ее сжималось. Томми может быть спокоен. Его папа дома.