Потерянный рай

– Я помню, матушка.

– И передай ей, что я приду чуть позже.

– Хорошо, матушка, – покорно ответила девушка, поклонилась и вышла за дверь.

Визиты главы Ордена всегда происходили неожиданно и скрытно, однако на этот раз протектор была уверена, что Великая Мать непременно пожелает встретиться с ней лично, чтобы переговорить с глазу на глаз, а потому ожидала её появления уже несколько дней. Никакому средству связи нельзя доверять в полной мере, когда возникала необходимость обменяться информацией высшей степени важности. Она поднялась из-за стола, убрала пластины в хранилище и мысленно собралась к предстоящему разговору.

Тихий уютный тенистый сад, укрытый за высокими каменными стенами, располагал к важной вдумчивой беседе. Великая Мать ожидала протектора школы, удобно расположившись на мягком ложе в беседке, стоящей на самом краю небольшого пруда. В её вальяжной эротичной позе одновременно чувствовалась и неприступное величие богини, и грация юной феи, и соблазнительность развратной девки из Дома удовольствий. Все эти ипостаси удивительным образом сочетались в ней. Многоликость скрывала истинную внутреннюю сущность этой мудрой женщины, на чьих плечах лежал тяжёлый груз ответственности.

Хотя столь важная гостья нечасто посещала школу, протектор не спеша, шла на встречу по мощёной дорожке к уединённой беседке. Взойдя по ступеням под сводчатую крышу над колоннадой, она сдержано сказала:

– Приветствую тебя, Сестра Гиллата. Да хранит нас всех любовь Творца и Его милость.

– Благодарю, Сестра Кали. Рада видеть тебя в здравии. Присядь поближе, нам нужно о многом поговорить, а времени у меня не так много…

Протектор подошла к ложу и с достоинством присела на край.

– Я получила твоё сообщение, – без предисловий начала Гиллата. – Скажи, ты полностью уверена в своей воспитаннице?

– Да, безусловно. В её абсолютной преданности нашему делу, В преданности Миссии и лично мне нет никаких сомнений. Сестра, у тебя есть основания не доверять информации?

– Пожалуй, нет. Но мы должны учитывать все возможные варианты. Что, если прокаштр затеял хитроумную игру, в которой нам отвёл не самую завидную роль? Что, если он использовал девочку, как канал для утечки этой самой информации? Для чего?.. Наверное, он рассчитывает, что Миссия ввяжется в эту игру. Тогда Вселенский Круг сможет обвинить нас в нарушении Соглашения и… Жрецы давно желают ослабить влияние Миссии и низвести нас исключительно до вульгарной школы наложниц.

– Полагаешь, что такое возможно?

– Почему нет? Интриги и коварство – основа политики Империи на протяжении тысячелетий. Пока мне не ясно, какую роль прокаштр отводит нам. Поэтому нужно быть крайне осторожными в наших действиях. Необходимо получить подтверждение этой информации из других источников.

– Из других источников?.. Но наши возможности ограничены, Сестра.

– Знаю. И всё же эта задача выполнима. Я уверена, что ты справишься.

– Что ж, мне нужно подумать.

– Подумай… Мужчины становятся, как воск, в руках умелой и умной женщины. Твои воспитанницы есть во всех лучших домах удовольствий и гаремах самых высоких иерархов Империи.

– Многих мы уже потеряли, – упавшим голосом возразила протектор.

– Я разделяю твою боль, Сестра. Мы не можем изменить существующий порядок вещей. Так уж заведено издревле, и этот порядок зиждется лишь на грубой силе, которой мы вынуждены подчиняться. Но близится время больших перемен. Пророчество сбудется…

– Когда?! Невыносимо терпеть унижения от этих животных. Они нас за людей не считают…

– Держи себя в руках, Сестра. Наше положение тяжко, но нужно терпеть. И унижения, и боль, и даже мученические смерти наших Дочерей. Ради их будущего нужно терпеть и делать наше дело.

– Прости, Сестра. Это минутная слабость. Сегодня я получила сообщение о гибели ещё одной моей девочки. Она была совсем ребёнком.

– Скорблю вместе с тобой…

– Сколько же нам ещё терпеть? Скоро ли свершится предначертанное пророчеством?

– Скоро, Сестра, скоро… Он уже появился в этом мире.

3.

Сознание вернулось болезненным ощущением чего-то очень горячего на щеке, а затем исчезла и тьма. В глаза брызнули тысячи солнечных бликов, отражающихся от мелкой ряби. Но было что-то неестественное в знакомом порядке вещей. Эйвен в растерянности смотрел на воду и не понимал, что происходит. Только увидев линию горизонта, вертикально делящую небо и воду, он догадался, что лежит ничком на палубе у самого края борта. Несмотря на зной, тело била мелкая дрожь, как от озноба. С трудом, отжавшись вдруг ослабевшими руками от настила, Эйвен встал на колени.

– Что это было? – прошептал юноша пересохшими губами, вспоминая кошмарное видение, и с тревогой огляделся.

Но вокруг было только море, спокойное и разморённое жарой, лишь слегка колышущееся от лёгкого, едва уловимого, ветерка, да голубое небо без единого облачка. Атолл с рощами пальм тоже оказался на месте, только стал ближе.

– Неужели галлюцинация?.. – снова неуверенно прошептал Эйвен, всё ещё не веря в реальность окружающего.

Однако он мог осязать горячую и гладкую палубу, ласковое прикосновение ветра и обонять запахи моря, растворённые в воздухе. И это было не игрой воображения, а порождением материи.

Рядом раздалось хлопанье крыльев и резкий громкий крик птицы. Эйвен обернулся. На поручне рубки сидел Хугг и вертел головой, глядя на хозяина пронзительно острым взглядом янтарных глаз. Казалось, орёл был обеспокоен и при пробуждении Эйвена обрадовался.

– Со мной всё в порядке, Хугг, – слабо улыбнувшись, сказал юноша, прекрасно зная, что птица не понимает человеческого языка. Подумав, он добавил, объясняя скорее самому себе, чем птице: – Должно быть, перегрелся…

Несколько пригоршней солёной воды, зачерпнутых из-за борта и выплеснутых на лицо и голову, освежили его и вернули мозгу прежнюю быстроту и ясность мышления и способность анализировать миллионы сигналов, поступающих в него от всех рецепторов тела, воспринимающих воздействия окружающего мира. Все они говорили ему о том, что мир не изменился, а, значит, увиденный им кошмар не существовал в реальности. Сделав этот единственно возможный вывод, Эйвен несколько успокоился и вспомнил об очень важном деле, ради которого он и оказался посреди моря на маленьком флипе. Несколько глотков тёплой воды из опреснителя полностью вернули ему силы. Эйвен установил ментальный контакт с птицей и мысленно спросил:

«Хугг, почему вернулся?».

«Эйвен не отвечал Хуггу. Эйвен умер. Хугг отогнал падальщиков».

Юноша почувствовал в мыслеформах птицы тревожные эмоции, всё ещё излучаемые его мозгом, и постарался погасить их позитивной волной собственных чувств. Широко улыбнувшись, он передал орлу телепатический посыл:

«Эйвен не умер. Эйвен спал. Хугг нашёл рыбу?»

«Хугг нашёл рыбу, – последовал однозначный ответ орла, окрашенный нейтральными тонами ментального поля. – Много, много, много!»

Последняя мыслеформа Хугга означала, что косяк очень большой. Обрадованный этим известием, Эйвен дружески погладил орла по гладкой спине и поспешил сообщить об окончании поиска старейшине Хайсису.

Спустя два часа, флотилия заняла позицию на пути движения косяка, над которым кружил Хугг, следуя за ним и указывая курс и скорость движения рыбы. Теперь роль Эйвена и Айриса сводилась к тому, чтобы отслеживать возможные непредвиденные манёвры косяка и появление крупных хищников. Оба флипа плыли по флангам огромной рыбьей стаи, видимой с поверхности как тёмная серебристо-серая масса, состоящая из миллионов особей, и все они подчинялись единому коллективному сознанию – невидимому, нематериальному командующему этой колоссальной армией, чьи приказы исполнялись каждым «солдатом» молниеносно и точно.