Потерянный Рембрандт
Шрифт:
– Мы желали бы видеть Агнию Николаевну, - сказал Бержере.
– Ее нет...
– бойко ответила Лялька.
– Позвольте, нам сказали...
– Она уехала!
– перебила Лялька.
– Куда?
– Бержере чуть не уронил трость.
Лялька выгнула спину и с озорством лисицы посмотрела на него.
– В Москву!
Шамшин не ожидал такого ответа. Бержере наморщил брови.
– Вы дочка?
– Да.
– Нам бы только посмотреть картины... Покажите их - и все в порядке.
Лялька растерялась:
–
– Как нет?
– закричал Юсуп.
Лялька покраснела, поймав взгляд Шамшина, и храбро соврала, почти не задумываясь:
– Мама все картины увезла в Москву.
Антиквары переглянулись. Шамшин зачесал в затылке.
– Вы знаете адрес вашей мамаши в Москве?
– спросил Бержере.
– Нет.
Антиквары мрачно повернули к выходу. Лялька подмигнула Шамшину и показала ему язык.
Около ворот состоялось совещание.
– В Москву...
– сказал Бержере.
– Надо разыскать старуху. Собственно, куда ей деться в Москве? Ясно, она будет гденибудь среди антикваров. Василий Игнатьевич, едемте в Москву. Расходы на мой счет!
Шамшин пробовал сопротивляться. Но Бержере был настойчив.
– Ехать! Иначе упустим. Ясно... Старуха повезла картины на продажу!
– Да! Надо ехать...
– сказал Юсуп.
Шамшин испугался.
– Видите, у меня дела...
– Какие там дела?
– энергически заявил Бержере.
– Я только вечером сумею вам дать ответ: поеду я или не поеду.
– Вечером? Ничего подобного! Вечер уже сейчас!
– Бержере необыкновенно воодушевился.
– Вечером мы будем уже сидеть в поезде и пить красное вино.
– Он посмотрел на часы: - Поезд отходит через два часа... Я еду на вокзал. Заказываю носильщику билеты для троих. Потом еду домой, забираю продукты и чемодан... и ужинаем мы в вагоне! Пошел...
– сказал он, садясь в сани и дотронувшись до плеча извозчика, и уже с ходу крикнул:
– Встреча в вестибюле!
.Юсуп сел на своего извозчика. Шамшин остался на Разъезжей.
– Что делать, черт возьми!
Накаленная атмосфера заразила его. Он почувствовал, что иного выхода нет... Или все позорно проваливается, или надо как-то действовать... Он снова бросился на второй этаж, надавил звонок изо всей силы. Лялька открыла.
– Где мать?
– Спит...
– Буди! Некогда спать... Через два часа она едет в Москву.
– Да ты с ума сошел!
– Буди скорей.
На крик вышла в переднюю старуха, седая, напудренная, подстриженная, с подмазанными губами, в прекрасном суконном платье лилового цвета. На руке у нее бренчала золотая браслетка, а на носу торчало маленькое пенсне без оправы, так называемая "бабочка".
– Я не поеду, - сказала она.
Шамшин понял, что старуха все знает. Лялька ей, несомненно, разболтала.
– Агния Николаевна, - сказал он решительно.
– Нам уже некогда убеждать друг друга. Я сейчас еду на вокзал, заказываю вам билет у носильщика...
Все расходы на мой счет.
– Я не понимаю, Василий Игнатьевич, зачем мне ехать?
– Агния Николаевна, вы в Москве все поймете.
– Я не хочу тащиться в Москву неизвестно зачем.
– Как неизвестно? Я продаю картину... Это вам известно?
– Известно.
– Вы владелица этой картины, это вам известно?
– Ну, не совсем...
– Вы с продажи получите десять процентов.
– Василий Игнатьевич, - вдруг важно сказала старуха и высморкалась в маленький кружевной платок.
– Простите меня, за кого вы меня принимаете?
– Как за кого?
– Шамшин опешил и посмотрел на Ляльку, обращаясь к ней за помощью.
Лялька повела плечами и улыбнулась.
– Я вас очень уважаю, Агния Николаевна, - сказал Шамшин, - но вы сами понимаете, все помимо моей воли так неожиданно обернулось, мои антиквары...
– Мне нет дела до ваших антикваров, - резко перебила старуха.
– Я не могу Лялечку оставить без глаза! Это во-первых... А во-вторых: какой мне интерес?
– Я же вам сказал...
– Вы мне ничего не сказали. Что значат ваши проценты?
Пятьдесят рублей, сто, триста... Я ведь ничего не знаю. Зачем я поеду? Я не девчонка, мотаться взад-вперед, неизвестно зачем. ,
– Да...
– Шамшин вздохнул.
– Я об этом не подумал.
– Вы странный человек, Василий Игнатьевич... Как будто не от мира сего!
– наставительно произнесла старуха и сняла дрожащее пенсне.
– Не желаете ли чаю?
– Благодарю вас, некогда! Агния Николаевна, я умоляю
вас...
Шамшин приложил руку к сердцу. Он уже вошел в отру, бес азарта им овладел. Он решил подействовать на воображение.
– Агния Николаевна! Это, конечно, риск. Рискните!
Риск - благородное дело. И вы, может быть, получите несколько тысяч.
Тут он понял, что порет какую-то невообразимую чушь. Растерявшись, он подмигнул старухе. Но пошлых людей сильнее всего убеждает пошлость. Вот почему старуха сперва удивилась, потом задумалась и наконец вопросительно взглянула на дочку.
– Ну, Лялечка... Что ты посоветуешь?
– Право, не знаю, мамочка.
– Да чего не знать?
– снова врезался Шамшин.
– Ну, потеряете дня три, только и всего... А вдруг?
– Рискнуть?
Старуха опять посмотрела на Ляльку. Лялька, задрав ноги, раскачивалась на стуле.
– Обдерни юбку... Где у тебя юбка? Что за мода?
Лялька захохотала. Старуха рассердилась.
– Я не понимаю, Ляля, ведь Василию Игнатьевичу, некогда. Он спешит... Надо же решать!
– Езжай, по-моему...
– А это не опасно, Василий Игнатьевич?
– Да что вы, Агния Николаевна... Что тут может быть опасного? Люди-то свои... Я вас не в Америку везу. Согласились?