Потерянный взвод

Огненный шар, вырвавшись из чрева «вертушки», ослепил, сбил с ног и швырнул за камни, спасая жизнь капитану. Останься он на этом месте еще мгновение, был бы разрублен надвое очередью стоявшего в пяти метрах боевика. И теперь чех, дико крича и хлопая себя руками, катался по земле, пытаясь сбить с себя пламя. Обессиленно втягивая воздух, Стольников видел, как плавилась, дымясь, его борода и как Крикунов, подняв АКС, очередью в два патрона прекратил его муки.

— Командир, все в порядке? — хватая капитана за плечи, справился Ермолович.

— Порядок… — прохрипел Стольников, вставая и в свете огня пытаясь разглядеть свой автомат. АКС ему принес Крикунов.

— Теперь и вытаскивать некого, товарищ капитан, — уверенно, словно найдя оправдание своей вины, пробормотал он.

— Уходим! — приказал Стольников. — Уходим со света! — повторил он, последним бросившись туда, где темнел еще не занятый пожаром лес.

Встав над валуном, штурман, в одной руке держа ПК, а в другой — две коробки с патронами к нему, поливал от бедра вершину холма. Стольников машинально прикинул на глаз, сколько единиц оружия работают против него. Трассерами стреляли не все чехи, но даже тех, кто имел привычку забивать в магазины трассирующие патроны, было много. Они превосходили группу Стольникова по меньшей мере вдвое. Значит, вдесятеро, если в общем…

Потрясение после удара о землю прошло, убитых не было, зацепило одного Лоскутова, да и то на земле. Потери — пилот и его помощник. Заняв позиции, разведчики открыли ответный огонь, и выстрелы с холма и флангов сразу поредели.

В десяти метрах от Стольникова ухнула о камни и свистнула осколками пущенная из РПГ граната. «Хорошо — в глаз! — пошутил не вовремя капитан, вытирая кровь с брови. — А если бы в висок? Насмерть!»

Спускаясь все ниже и ниже, держа своих людей в поле зрения, капитан решил: если начнется преследование, можно окончательно распрощаться с предположением о стихийной атаке. Значит, человек Пушкова — человек не Пушкова, а — чехов.

Разведгруппа по два, по три человека стала сползать с высоты, утопая все глубже в темноте «зеленки». По направлению пронизывающих лес трассеров Стольников понял — их окружают. Технично, грамотно, целенаправленно — берут в кольцо и сдавливают.

Свистнув, он махнул рукой, и Мамаев, связист, дав наугад очередь, в несколько прыжков добрался до него.

— Связь с Восьмым, Мамаев! Шевелись!

«Восьмым» был Пушков. По давно установившимся — уже никто и не вспомнит, когда они установились, — правилам, до обнаружения группы связь Пушков вел только на прием. И сейчас самое время было его потревожить.

— Восьмой, я Третий! — улегшись на спину, закричал Саша.

— На линии! — Стольников сразу узнал голос Пушкова. Значит, лично сидит у станции начальник разведки бригады.

— Сбили меня, Восьмой! Ухожу вниз с холма, квадрат не понимаю!

— Сколько времени были в полете?

— Десять минут минус сорок восемь секунд!.. Я не могу сориентироваться, Восьмой!.. Подсвети наугад!

Все было налажено заранее, как десятки раз до сегодняшнего выхода. Как ухнула гаубица, Стольников не мог слышать, но через три минуты небо в километре левее от него осветилось молочным светом, потом подостыло, и еще через мгновение наступил день, в котором предметы не отбрасывают тени. Стольников и его люди прятались за камнями и были не видны, но зато спускающиеся с холма боевики были как на ладони. Разведчики дали короткий залп, и трое или четверо бандитов, роняя оружие и заваливаясь по инерции вперед, рухнули на землю.

Стольников хорошо расслышал раздирающие душу крики на чеченском.

— Я в тысяче правее! Как понял, Восьмой?

— Хорошо понял! — отозвался Пушков. — Третий, ты в трех километрах севернее Ведено! До точки высадки — тысяча! Как понял?!

— Понял!

— Уходи оттуда вниз, «зеленка» укроет! Но через километр — выход в чистое поле! Все ясно?

— Ясно! — поморщившись, крикнул Стольников.

Он уже собирался отключить связь, как вдруг услышал:

— Не укроет тибя «зеленка», Тиретий… Шкуры с вас спускать будем, Тиретий…

Стольников опешил. Разговор велся через дешифратор связи, а это означало, что кто-то имел доступ к кодам и знал частоту, на которой работали капитан и начальник разведки.

— Это кто некультурно в разговор вмешивается? — закрываясь рукой от падающих на него веток, поинтересовался Стольников.

— Твой старий знакомий, Сашья…

— Магомед, ты, что ли?

— Узнал, дарагой…

Капитан вместе со связистом и рацией сползал вниз. Его люди, неторопливо спускаясь, методично обстреливали мечущиеся в пламени горящего вертолета тени.

— Конец тебе, Сашья… — напомнил о себе Алхоев. — Не придет к тебе помощь… Пушьков «крокодилы» направит — у меня на всех ракеты найдутся… И артиллерия не поможет, Сашья… По своим стрелять нехорошо, да, Пушьков?..

Стольников осмотрелся. Пора было заканчивать этот разговор. Чехи приблизились на расстояние выстрела от бедра. Еще пара минут, и пора будет вынимать нож из ножен.

— А если я огонь на себя вызову, Магомед, дурилка? — хохотнул он. — Ты же меня знаешь, Магомед…

Подняв голову вновь, он махнул своим по направлению к подножию холма, туда, где начинала редеть «зеленка».

— До встречи в аду, Сашья?..

— Я забью тебе самый грязный котел, Магомед, — пообещал Стольников.

— Нехороший ты человек, капитан… Или тебя снова повисили до старший лейтенант?..

— Ты русский выучи, Алхоев! Могу предложить хорошего репетитора. Тарасенко!.. Скажи дяде по-русски «до свидания»!..

Боец, на мгновение остановившись, ударил огнеметной струей. Огненный плевок, прогудев, охватил пламенем несколько деревьев и двух боевиков. Крича и полыхая, как факелы, они заметались среди своих, наводя панику и отвлекая внимание.

Сотников с радистом поспешили вниз, к своим. Уже почти покинув «зеленку», капитан остановился, выхватил из жилета гранату, выдернул кольцо и швырнул наугад, стараясь лишь, чтобы рифленый кусок чугуна летел над кронами приземистых деревьев.

— Передай Восьмому, пусть перейдет на запасную частоту! — велел капитан радисту. Хотя понимал прекрасно, что, если в радиоузле бригады сидит человек Алхоева, ему ничего не стоит сделать то же.

«Вах», — сказал снайпер Алхоева, когда в полуметре от камня, который служил ему укрытием, разорвалась граната. Схватился за уши, оставив винтовку, и откатился в сторону. Все, что он сейчас чувствовал, — это запах мгновенно сгоревшего от взрыва порохового заряда, белый огонь в глазах и чудовищную боль в перепонках. Уши снайпера ломило, он кричал от боли, напрягая голосовые связки, но не слышал собственного голоса. От него качнулись в стороны метнувшиеся из зоны поражения боевики, словно та же граната могла разорваться еще раз.

Это больно. Очень больно. Это так больно, что хочется на время умереть. Шестисотграммовая «Ф-1» разлетелась на осколки, не задев ни одним из них снайпера. Но грохот, который раздался в полуметре от головы, потряс сознание.

«Больно! — кричал он. — Как больно!..» Барабанные перепонки разорваны, он уже не воин Аллаха. Он просто человек, требующий немедленной медицинской помощи. Но кто окажет ее сейчас, когда разница между жизнью и смертью не так велика и каждый это знает?..

Но по иронии судьбы из медработников здесь был лишь санинструктор Ермолович, который был занят тем, что перетягивал рану рядовому Маслову, роющему в агонии яму ногами. Маслов, стиснув зубы и моргая от заливающего глаза едкого пота, смотрел на торчащую из его левого плеча острую, как наконечник стрелы, и белую, как молоко, кость. Разведчик видел пулевое ранение, разворотившее руку, и видел внутри кости костный мозг. Свой костный мозг… Еще одна пуля пробила грудь, но Маслов не чувствовал этого…