Потерять и найти
Шрифт:
И тоскливо впихивая в себя и через силу глотая раздавленный горох, он думал: «Я никогда не делаю то, чего хочу».
Вот что Карл знает о том, как печатать вслепую
Когда Карл был еще маленьким мальчиком с большими планами, он иногда притворялся, что плохо себя чувствует, лишь бы пойти с мамой на работу.
Она трудилась в просторном кабинете, где рядами сидели наборщицы. Карл забирался к ней под стул и, едва касаясь головой сиденья, смотрел на ее красивые прямые ноги. Они были так упрямо и крепко сжаты, что, казалось,
Женщины казались ему таинственными существами, которых впору держать в витрине или вешать на стены. Сидя под стулом у матери, он закрывал глаза и прислушивался к громкому и безжалостному стуку печатных машинок. Хорошенькие женщины вокруг сидели неподвижно, и только их пальцы сражались с клавишами.
Для Карла все стало меняться, когда он узнал, как это – «печатать вслепую». Он вдруг понял, что женщинам вовсе необязательно смотреть на свои пляшущие пальцы, и от этой мысли испытал необъяснимое волнение. Он не понимал собственных ощущений, до тех пор, пока не встретил Еви.
Годы спустя, после первого дня в училище, Карл сидел за кухонным столом, опустив кончики пальцев в миску со льдом. Они покраснели и припухли, но боль эта была приятной и отдавалась во всей руке, будто что-то пыталось проникнуть под кожу. Карлу это чувство нравилось.
Он решительно двигал пальцами и впервые в жизни чувствовал себя сильным. Клавиши летали по странице: бам-бам-бам! – будто он наносил удары кулаками. Ему нравились обещания чистого листа: сначала он – ничто, а потом становится чем-то. Карлу казалось, что и сам он может чем-то стать.
Дни напролет он наполнял страницы бессмысленными предложениями о кошках, собаках и всякой чепухе. Но печатал он усердно, словно это были самые важные слова на свете.
По ночам ему снились упражнения для наборщиков. По утрам, в ванной, он закрывал глаза, хватал душевую лейку и напевал в нее буквы в том порядке, как они шли на печатной машинке. Вода стекала по лицу, и, пока он пел, перед глазами у него зажигались клавиши с буквами.
Карл любил смотреть, как пальцы скользят по клавишам. И создавая слова, предложения, он чувствовал себя красивым. Конечно, печатать – не то что играть на музыкальных инструментах или писать картины, но для Карла это было так же значимо и даже больше.
Еви
Карл познакомился с Еви в училище, и в конце концов полюбил ее за то, как она сжимает руки на груди, когда говорит, – будто пытается удержать свое сердце. Но в первый день их знакомства он просто решил, что ее имя будет здорово повторять в постели. Карл находил что-то волнующе богохульное в связи между первородным грехом и своим первым любовным опытом. Тогда она, конечно, была просто Евой. А Еви она стала позже, когда он узнал ее колени, локти и пупок еще лучше, чем свои собственные.
С самого начала ее имя казалось незавершенным без «и» на конце, излишне театральным. За два месяца знакомства они поговорили только трижды, но Карл не мог выбросить из головы ее взгляд, ее прикосновения и покачивающиеся бедра. Пока Ева находилась в комнате, он не мог думать ни о чем
другом. От нее исходил жар, какая-то внутренняя сила. И дело было не только в мыслях о том, чем они займутся, когда познакомятся поближе, но и в его теле. Оно постоянно хотело быть рядом с ней, будто сгорало без ее прикосновений.Однажды вечером она выпорхнула из класса, бросив на него испытующий взгляд. Карл сидел за печатной машинкой и думал: пальцы Евы, руки Евы, улыбка Евы, волосы Евы…
Вскоре последняя клавиша отбила свой удар. Карл поднялся, с большим трудом вытащил из машинки буквы «В», «Ы», «Й», «Д», «И», «З», «А», «М», «Е», «Н», «Я» и приклеил их к кончикам своих пальцев: «ВЫЙДИ» – на правой руке, а «ЗА МЕНЯ» – на левой. Буквы «З» и «А» пришлось приклеить на один палец.
А потом Карл появился на пороге ее дома в лучах закатного света. Он поднял руки по обе стороны от своего лица и пошевелил пальцами. Ева положила ладони ему на предплечье и напечатала: «Хорошо».
Свадьбу они отмечали скромно: не слишком пышно, но и не слишком бедно. Все прошло по плану, если не считать, что во время свадебного марша органист грохнулся в обморок. Но и это не испортило праздника, потому как резкий вскрик клавиш у него под головой прозвучал как напряженная мелодия в кино. И тогда Карлу вдруг показалось, что и его жизнь достойна кинокартины.
Карл стоял в глубине церкви и сжимал вспотевшие ладони. Он чувствовал на себе взгляды наборщиц, которые занимали два первых ряда, словно птицы на проводах.
Все они держались с особым напряжением, одинаково скрестив ноги и склонив головы набок. И, глядя на них, Карл думал: «Неужели они всегда были такими?» От их взглядов ему становилось не по себе.
А потом напротив него встала Еви, и на ее простом неприметном лице читалась нежность. Он любил это простое неприметное лицо: немного веснушек, невыразительный нос, тонкие губы, обыкновенные глаза. Карла часто расспрашивали о ее внешности, но он не понимал, как ее описать. Он знал, что слово «простая» имеет плохую окраску, поэтому лгал и говорил, что она красавица.
Карл считал женщин забавными. Не смешными, но странными и непредсказуемыми. Они придавали словам самые разные значения, словно призмы, которые преломляют один луч света и рисуют на стене целое множество.
Поэтому Карл с самого детства говорил немного и притворялся медлительным. Если почти все время молчать, понял он, женщины будут считать тебя вовсе не глупым, а умным и загадочным.
Ее платье было матово-белым, без узоров, как бумага, которую он с утра до вечера заправлял в печатную машинку. Обручальное кольцо – сделано по заказу: простое серебряное, а вместо камня – клавиша амперсанда из печатной машинки.
Той же ночью в лунном свете он снял с нее платье и положил на кровать, словно ее саму, печатая на ткани: «Я так счастлив, что встретил тебя, Еви». И в те мгновения пальцы его не воевали с тканью, не наносили жестоких ударов. Он печатал осторожно, как печатал бы по воде, которую боится расплескать.
И когда он едва ощутимо напечатал у нее на ключице: «Я рядом, Еви», она коснулась губами его уха и прошептала:
– Я тоже.
Любовь